И вдруг наступила весна. Повсюду среди берёз просунулись пушистенькие ростки фиалок. Мадикен и Лисабет каждый день ползают на коленках, чтобы увидеть, насколько они уже выросли. В птичьих домиках, которые папа навешал по всему саду, поселились скворцы, и по утрам Мадикен и Лисабет просыпаются под пение птиц. Вода в реке поднялась и затопила мостки. Девочек даже близко не подпускают к реке. Пока туда нельзя, Мадикен и Лисабет играют в «классики» на садовых дорожках и в «школу мячиков» возле сарая.
Но Мадикен так занята, что ей некогда всё время прыгать и играть в мячик, ей задают очень много уроков, и после школы приходится подолгу читать, писать, решать примеры. Иногда она занимается целый час. Мадикен это кажется чересчур – обидно тратить зря столько времени на уроки. Читать вслух она умеет так хорошо, что одно удовольствие её послушать. Зато с правописанием дело обстоит похуже, а уж с арифметикой – из рук вон плохо.
Иногда Мадикен учит уроки у Альвы на кухне. А Лисабет усаживается в дровяном чулане и играет, как будто она Альва и ей надо чистить рыбу. Она берёт полешко и скребёт по нему кухонным ножом, вокруг сыплются кусочки коры, а Лисабет ворчит себе под нос, что чешуя больно крепкая, совсем как, бывает, ворчит и Альва.
Лисабет может всласть веселиться, и она жалеет бедную Мадикен, которая замучилась, подолгу просиживая над примерами. Видать, арифметика – очень трудная наука.
Папа старается подтянуть свою первоклассницу и занимается с ней устным счётом. И Лисабет, беря пример с папы, тоже придумывает для Мадикен задачки поинтереснее.
– Мадикен! – говорит Лисабет из чулана. – Сосчитай-ка: всего было десять мальчиков, а одному сделали операцию. Сколько тогда останется мальчиков?
Вместо благодарности за такую помощь Мадикен только фыркает на задачку, которую придумала Лисабет:
– Ой, отстань! Не видишь, что ли, что я решаю примеры!
Но Альва хохочет. Ей нравится, как Лисабет учит свою старшую сестру арифметике. Альва и сама задаёт ей задачки.
– Смотри-ка, вот если я снесу на диван семнадцать яиц, а потом пяток возьму… – начинает Альва, но Мадикен во всё горло хохочет:
– Ха-ха-ха! Разве ты умеешь нести яйца, Альва? Зачем же мы их тогда покупаем в Аппелькюллене?
Лисабет тоже захлёбывается от смеха:
– Ха-ха-ха! Альва несёт яйца! Нам не надо больше покупать яйца в Аппелькюллене! Ой, не могу, пойду расскажу маме!
Девочки ещё долго дразнятся, упрашивая Альву снести побольше яиц, потому что скоро уже будет Пасха.
Альва больше не пытается придумывать задачки для Мадикен. Зато она проверяет у Мадикен Закон Божий. Этот предмет хорошо даётся Мадикен. От Линус Иды Мадикен уже знает так много из Библии, что в школе её часто хвалят. И все-таки Линус Ида, по-видимому, не всё ещё рассказала.
Однажды перед самой Пасхой Мадикен пришла из школы вся зарёванная и сразу бросилась маме на шею.
– Мамочка, – рыдает она, – если бы ты знала, какую подлость они сделали с Иосифом!
Не сразу мама поняла, что речь идёт о библейском Иосифе[15]. Мадикен так рыдала, что еле могла говорить:
– Ты только подумай, бывают же такие скверные люди, как братья Иосифа! Ты только подумай, они родного брата бросили в колодец и продали в рабство, а сами пошли домой и сказали бедному папе, что Иосифа сожрали дикие звери!
– Но ведь потом для Иосифа всё кончилось хорошо, – утешает мама Мадикен. – И с папой он снова встретился. Ты же знаешь, как это было?
Мадикен знает, но никак не может утешиться. Целый день до самого вечера она прогоревала об Иосифе и только на ночь глядя немного успокоилась и перед сном, когда они с Лисабет лежали в постелях, рассказала ей, как это было.
– Представляешь себе, Лисабет… представляешь себе, чтобы родного брата взять и продать в рабство!
– А что такое рабство? – спрашивает Лисабет.
– В рабстве человек всё время только работает, и работает, и работает, и тогда он называется – раб.
– Значит, наш папа тоже раб? – догадывается Лисабет.
– Да нет же! Никакой он не раб!
– А вот и да! Он же всё время работает, работает, работает, – говорит Лисабет.
– Да ну тебя! Ничего ты не понимаешь, – говорит Мадикен. – Рабов бьют кнутом. Когда они перестанут работать, их сразу бьют.
– Хочешь, я попрошу в Аппелькюллене кнут и немножечко побью папу, так, чтобы совсем не больно? Тогда он тоже будет рабом, – говорит Лисабет. Ей рабство показалось очень интересной штукой. С тем она и уснула.
А Мадикен ещё долго не спала и всё думала об Иосифе – как родные братья продали его в рабство.
Потом настала Пасха. Вокруг Юнибаккена зацвели белые и жёлтые нарциссы и крокусы, на берёзах распустились зелёные листочки, у Мадикен начались пасхальные каникулы, а Майя из Аппелькюллена принесла пять дюжин яиц, потому что Альва так и не согласилась снести хотя бы одно яичко. Мадикен и Лисабет считают, что Пасха почти такой же хороший праздник, как Рождество. Очень интересно вместо белых яиц есть красные, синие и зелёные. Мадикен, Лисабет и папа старательно красят яйца. Интересно тоже получать поздравительные открытки. От бабушки и от кузин приходят по почте такие красивенькие, с пушистыми цыплятками и чудными нарциссами. Ну а уж самое интересное – это, конечно, пасхальный заяц. Он прибегает ночью и, пока все спят, прячет в траве под окошком детской маленькие марципановые яички. В этом году он придумал кое-что ещё. Под кустом ракитника он оставил два пакетика. На одном было написано «Для Мадикен», на другом – «Для Лисабет». В каждом лежал мальчик, сделанный из шоколада, – настоящая шоколадная куколка, такой прелести Мадикен и Лисабет никогда ещё не видывали.
Мадикен назвала своего шоколадного мальчика Йеркером, а Лисабет своего – Сверкером. Весь первый день Пасхи девочки играли с Йеркером и Сверкером и ни разу даже не лизнули.
– Я буду беречь Йеркера всю свою жизнь, – сказала Мадикен. – Никогда в жизни я его не съем.
А Лисабет сказала:
– Я буду беречь Сверкера, сколько получится.
На второй день Пасхи Лисабет как-то осталась играть в детской, а Мадикен в это время сидела на кухне и играла с Альвой в игру «лиса и гуси». Посреди игры вдруг открывается дверь и входит Лисабет, вся перемазанная шоколадом, и невозмутимо заявляет:
– А я сейчас съела Сверкера.
– Ну как ты могла? Ты же съела своего ребёнка! – возмущается Мадикен со слезами в голосе.
Лисабет кивает:
– Вот именно. Совсем как свинья у Карлсонов. Помнишь, она тоже съела своих детей, всех девятерых!
Мадикен возмущена ужасным поступком Лисабет:
– Но ты-то ведь не свинья. Тебе совсем не к лицу поступать так по-свински!
– И так бывает. Загадываешь одно, а получается другое, – отвечает Лисабет любимым присловьем Альвы. – Но сделанного не вернёшь, – заканчивает она и кивает, очень довольная собой.
Жалеть она начинает на следующий день, когда Мадикен с утра принимается у неё на глазах играть с Йеркером. Скорее всего, она жалеет не столько о том, что погиб Сверкер, сколько о том, что Йеркер по-прежнему цел и невредим.
– Знаешь что, Мадикен, – говорит Лисабет лукаво. – Возьми-ка и съешь Йеркера!
Мадикен качает головой:
– Никогда в жизни! Ни за что!
Она устраивает Йеркеру постельку в ящичке из-под сигар. Делает ему там матрасик из ваты, а вместо одеяла кладёт голубенький шёлковый лоскуток. Мадикен так возится с Йеркером, так интересно с ним играет! Лисабет всё больше жалеет о своём Сверкере, и в конце концов она, склонив голову на плечо, принимается канючить, чтобы Мадикен разрешила ей поиграть с Йеркером.
– Ну можно мне хоть немножечко? Ну хоть один разочек?
– И разочек не дам! – говорит Мадикен.
– А сколько разочков дашь? – спрашивает Лисабет.
– Ни одного не дам. Выкусила? – говорит Мадикен. – Не надо было Сверкера съедать!
Мадикен укладывает Йеркера в постельку, укрывает шёлковым одеяльцем и ставит вместе с кроваткой в кукольный домик.
Скоро кончаются пасхальные каникулы. Мадикен снова ходит в школу, а Лисабет всё утро одна хозяйничает в детской.
В один прекрасный день Мадикен приходит домой и в ящике из-под сигар, который стоит в кукольном домике, обнаруживает – ну, что бы вы думали? – обнаруживает, что под шёлковым одеяльцем Йеркера нет. От Йеркера осталось только жалкое безголовое туловище… Тут раздался такой яростный вопль, что содрогнулась вся усадьба. Примчалась перепуганная мама, она уж было подумала, что с Мадикен стряслось что-то ужасное. Но оказалось, что Мадикен лежит на кровати, уткнувшись в подушку, и орёт благим матом:
– Лисабет откусила голову Йеркеру! У-у-у!
Лисабет гуляла в саду с Сассо. Её позвали домой, и мама строго спросила:
– Ты откусила голову Йеркеру?
Лисабет поглядела направо, поглядела налево, потом подняла глаза и, глядя прямо перед собой, сказала:
– Может быть… и съела. Я уже не помню.
Тут Мадикен взвыла ещё громче, а мама принялась бранить Лисабет. Кончив бранить, она сказала:
– А теперь, Лисабет, попроси у Мадикен прощения!
Лисабет стала столбом и молчит, точно в рот воды набрала.
– Ну! – говорит мама.
– А чего? – спрашивает Лисабет.
– Проси прощения у Мадикен!
– Каттегоритчески не буду! – говорит Лисабет упрямо и поджимает губы, как всегда, когда она заартачится.
Мама старается ей растолковать, как плохо она поступила, и Лисабет прекрасно всё понимает, но прощения просить не желает – и всё тут. «Да и какой от этого толк, – думает Мадикен. – Ведь Йеркеру не вернёшь голову!»
Поплакав ещё немного, Мадикен грустно доедает то, что осталось от Йеркера. Лисабет стоит рядом и без зазрения совести выклянчивает кусочек:
– Ну дай мне тоже хоть немножечко!
– Противная девчонка! – говорит Мадикен.
Но она не жадная, Лисабет получает одну ногу Йеркера, а после они вместе отправляются играть в сад.
– Пойдём посмотрим гнёздышко, – говорит Мадикен.