Потом Мадикен хотела перебросить папе бутылки с пивом, но папа не разрешил – бросаться бутылками слишком опасно.
– Хотя ужасно хочется пить! У меня всё во рту пересохло, – говорит папа.
Бедный папа! Как обидно, что здесь есть две бутылки пива, а у папы с мамой нет ни одной. Мадикен немножко подумала, а находчивости ей не занимать. Линус Ида говорит, что Мадикен скора на выдумки. Не успеет, дескать, поросёнок глазом моргнуть, как она уже придумает новую проказу. Она и сейчас мигом всё сообразила. Мадикен порылась в своём кармашке. Так и есть – нашлась бечёвка! Мадикен – запасливая.
И вот что она придумала сделать. Если привязать к бутылке верёвочку и подвесить на подходящей ветке, а потом хорошенько размахнуться, бутылка будет качаться, как маятник.
– А папа уж как-нибудь её поймает, – объясняет Мадикен сестре, которая не сразу поняла, что затеяла Мадикен.
С такой дочерью папа не пропадёт от жажды! Ему, правда, пришлось далеко тянуться за бутылкой, и он чуть было не свалился к бычкам, но всё кончилось благополучно, и папа по очереди поймал обе бутылки, которые прилетели к нему на верёвочке.
И тогда на берёзах пошёл пир горой. Все наелись, напились, выпили за мамино здоровье, кто пива, а кто и лимонаду, пропели ей долгие лета, так что быки под деревом ошалели от удивления. Папа помахал им бутербродом с ветчиной и крикнул:
– Столы с угощением накрыты в зелёной гостиной! Тому, кто хочет отведать, придётся подняться наверх!
– Нет уж! Лучше не надо! – сказала Мадикен и порадовалась, что быки не лазают по деревьям.
А как приятно здесь пировать! Лучшего места, чтобы справлять день рождения, нарочно не придумаешь! Сидишь, словно в зелёной комнате с прозрачными светло-зелёными занавесками. Занавески тихонько колышутся, и в листве прыгают солнечные зайчики. Всё освещено особенным, нежным светом, от которого блинчики кажутся ещё вкуснее. Мадикен спрашивает у Лисабет, как ей это нравится. И Лисабет говорит, что очень. Она уже не думает, что лазать по высоким деревьям – это одно сплошное сумасшествие.
Но когда было покончено с угощением, настал конец веселью. Ну и скукотища – сидеть и ждать, когда можно будет спуститься на землю. До чего упрямые быки! Неужели им никогда не надоест караулить? Время от времени они по одному ходят к реке попить, а потом возвращаются и снова терпеливо несут свою стражу.
Мама попробовала было отпугнуть их пением и музыкой. Взяв лютню, она запела: «Крылатая птичка в просторе небес, куда хочу, я летаю…»
– Вот хорошо бы! – говорит папа. – Слетай-ка ты на ферму Аппелькюллен да скажи Петрусу Карлсону, чтобы он приходил поскорее!
В эту минуту раздался первый раскат грома, пленники заметили, что со стороны фермы надвигается большая сизая туча.
Над лужайкой ещё светит солнце, но скоро туча нависнет прямо над головой.
– Да уж, – говорит мама, – гром, и дождь, и быки, и Линдквист! Остренькая приправа для дня рождения!
Но ничего не поделаешь! Остаётся только сидеть на ветках и бессильно наблюдать, как всё ближе надвигается стена дождя. Сверкнула молния, и сразу так бабахнуло, что Лисабет снова расхныкалась.
– Признайся, Кайса, о чём ты там договаривалась с Дедом Тучегоном? – обращается к маме папа. – Мне помнится, ты говорила, что заказала солнечный денёк!
Как раз тут Мадикен вспомнила очень важную вещь:
– Папа, а учительница говорила нам, что во время грозы нельзя стоять под деревом…
– Совершенно верно, – говорит папа. – Но быки об этом, как видно, не слыхали.
– Да, но ведь сидеть на дереве, наверное, ещё опаснее? – высказывает Мадикен свою догадку.
– Может быть, и так, – говорит папа. – Но нам отсюда никуда не деться. Попробуй договориться с быками!
Затем хлынул ливень. Молнии засверкали, гром загремел так, что у них дух перехватило. Разразилась такая страшная гроза, что мама побледнела, а Лисабет громко зарыдала от страха. Мадикен тоже чувствует страх, конечно, ей страшно! Но в глубине души она, несмотря на испуг, чувствует, что в ней живёт ещё и другая Мадикен, и эта вторая Мадикен до жути наслаждается тем грозным и прекрасным, опасным и величественным, что творится вокруг неё. В этот миг Мадикен опять почувствовала, как играет в ней жизнь.
Иное дело – Лисабет.
– Мама! – вопит Лисабет. – Мамочка, я хочу домой!
Мадикен крепко обнимает её и утешает как может:
– Не плачь, Лисабет, моя маленькая! Сейчас всё пройдёт.
И гроза проходит. Почти так же внезапно, как началась. Как будто Дед Тучегон взял в руки метлу и разогнал все тучи. Небо поголубело, и вся лужайка засверкала, словно её только что опустили на землю из райского сада.
Но Лисабет всё равно недовольна. Она промокла до нитки, замёрзла и устала сидеть на ветке.
– Хочу домой! – кричит она. И даже говорит: – У-у, чёртовы быки!
Только что так говорил папа. Значит, можно повторить, и зря Линус Ида пугает, что если будешь чертыхаться, то попадёшь в ад.
– Слыхал, Юнас? – говорит мама укоризненно. Но тут их отвлекло новое событие. Быки, которые всю грозу простояли не шелохнувшись под берёзами, внезапно сорвались с места и галопом помчались на свой выгон. Они бежали так, точно за ними кто-то гнался. Папа вдруг захохотал:
– Это их овод прогнал. Так им и надо!
Не дожидаясь, когда последний бычок скроется за воротами выгона, все четверо, насквозь мокрые и продрогшие, слезли с берёз, очень довольные, что наконец-то ступили на землю. Но Мадикен и Лисабет до того продрогли в мокрых платьицах, что у них зуб на зуб не попадает. Это никуда не годится, говорит мама. Из огромной клеёнчатой сумки она вынимает тёплые курточки и махровую простыню и, прежде чем сесть в лодку, одевает девочек и вместе с ними закутывается в простыню. Только папа остаётся в чём был. Он говорит, что согреется, когда будет грести.
– Главное, чтобы не простудились мои три девочки, – говорит папа.
Мадикен и Лисабет сидят на корме, им очень хорошо, они всем на свете довольны. Хороша река, хорошо тихо плыть в лодке мимо зелёных берегов, окаймлённых кудрявыми деревьями, под которыми проплываешь, как по зелёному коридору. В воде играют блики вечернего солнца, и вдалеке небо озарено красным закатным светом.
– Какой у тебя получился чудесный день рождения, мамочка, – говорит Мадикен.
– Действительно, прекрасный, – соглашается мама.
– Вот только сидеть на дереве… – говорит Лисабет. – Слушай, папа, а кто такой овод?
И папа начинает объяснять, что овод – это противная кусачая муха, которая сосёт кровь у коров, и быков, и телят. Поэтому они его боятся и, как только заслышат его жужжание, пускаются в бегство, будто за ними погнался лев.
– Как нам повезло, что прилетел овод! – говорит Мадикен.
У папы вдруг замерли весла, и он перестал грести, о чём-то задумавшись. Потом он сказал:
– Какой же я, в сущности, жалкий слабак! Линдквиста усмирила жареным миндалём наша мама, а какая-то несчастная маленькая мушка отогнала от меня быков, когда я торчал на дереве. Да что же я за такой жалкий слабак!
– Совсем ты не слабак! – в один голос воскликнули все три папины девочки, утешая папу. А Мадикен сразу придумала для него в утешение песенку:
Вот пришли мы к нашему
Дорогому папочке.
А наш папа не тюфяк!
Никакой он не слабак!
И тралля-ля-ля-ля,
И тралля-ля-ля-ля,
Никакой он не слабак!
Наш папуля – не тюфяк!
Лисабет ликует – как здорово придумала Мадикен!
– Назовём эту песню «Песней про слабака» и споём её папе на день рождения!
И они стали петь «Песню про слабака» очень громко, и пели её снова и снова, пока папа не сказал, что больше его не надо утешать.
– Спасибо, – сказал папа. – С меня достаточно!
И вот уже показались мостки Юнибаккена. На мостках стоял Сассо и лаял. Теперь ему, наверное, самому жалко, что не поехал вместе с ними. Едва Мадикен выбралась на мостик, как он запрыгал вокруг неё и заскулил.
– Но ты же ведь сам захотел остаться дома с Альвой. Ты разве забыл? – спросила Мадикен. – Вот если бы ты с нами поехал, то мог бы сегодня погонять быков.
– А так вместо тебя их гонял господин овод, – сказала Лисабет.
Мия
После воскресенья может наступить только понедельник», – любит повторять папа. И сегодня опять понедельник. Опять надо идти в школу. А вставать что-то совсем не хочется. Однако ничего не поделаешь – надо поторапливаться. В школу нельзя опаздывать. Однажды Мадикен опоздала, и это было просто ужасно – стоять перед закрытой дверью и слушать, как дети поют утренний псалом[18], а когда пение кончилось, ей пришлось постучать и войти. Все уставились на Мадикен и, что хуже всего, увидели, что она плакала. Но учительница ни капельки не заругалась, а только спросила:
– Что с тобой? У тебя, может быть, живот болит?
Мадикен очень любит свою учительницу, и ей нравится школа. Всё бы хорошо, если бы не эта дурочка Мия!
Мадикен рассказывает папе про Мию. Утром они с папой почти всегда вместе выходят из дома, потому что папе нужно идти в газету. И прежде чем расстаться на углу возле кондитерской, они очень о многом успевают друг с другом поговорить.
– Я же ей ничего не сделала! – говорит Мадикен. – А она всё равно на меня нападает, она вообще на всех нападает, но больше всех на меня.
– А кто такая Мия? Это та рыженькая девочка, которая живёт рядом с Линус Идой? – спрашивает папа.
– Да! Они обе рыжие и вшивые – и Мия, и её сестра. От Мии вши даже на парту выползают.
Мадикен сердится, потому что даже думать о Мии не может спокойно, – она не забыла, как Мия обидела её на Майском костре.
– Я не удивлюсь, если в один прекрасный день и у меня заведутся вши! Эта Мия сидит сзади и дёргает меня за волосы, когда учительница отвернётся.
– Какая ужасная девочка эта Мия! – говорит папа. – Ну а ты что тогда делаешь?