С людьми, стоящими вокруг, тоже что-то происходит. С теми, кто обещал бургомистерше бойкотировать служанку Энгстрёмов. Теперь они обо всём забыли. Они всё больше воодушевляются и начинают подпевать и хлопать в ладоши в такт музыке.
Мадикен смотрит на папу. Он всем своим существом выражает бурный восторг и радостно говорит маме:
— Смотри внимательней, Кайса, ведь ничего прекрасней ты никогда не увидишь!
Бургомистерша не хлопает в ладоши и не поёт. Она уже и так слишком много пела.
Зато бургомистр, который тихонько просидел весь вечер за столом, распивая пунш, теперь, наконец, поднимается на ноги и, увидав кружащуюся по залу чёрно-белую пару, удовлетворённо хлопает в ладоши (и он тоже!) и с восхищением спрашивает жену:
— Где ты только раздобыла их? Смотри, как прекрасно они танцуют, честное слово!
— Тебе пора домой, — недовольно ворчит в ответ бургомистерша.
А музыка всё играет и играет. Музыканты никак не хотят останавливаться. Наконец бургомистерша начинает сердито махать им рукой, и тогда они замолкают.
Трубочист кланяется Альве, потом — бургомистерше и всей остальной публике. А затем предлагает девушке руку, и оба они, напевая, направляются к выходу. Но прежде чем покинуть зал, мастер Берг оборачивается и громко говорит:
— Я увожу с собой Белый Ландыш! А вы теперь можете танцевать сколько угодно, долгоножки трусливые!
Вернувшись домой с бала, Мадикен застаёт Альву в кухне. Уже глубокая ночь, а девушка всё не ложится. Она сидит за столом, попивая молоко с сухарями, и вид у неё — блаженно-счастливый. Белое платье ещё на ней, однако теперь оно не такое уж белое. На талии платье совсем чёрное.
— Я просто влюблена в этого трубочиста, — заявляет Альва.
Мадикен сразу начинает беспокоиться:
— Ты что? Тебе нельзя в него влюбляться. Ведь он женат и у него пятеро детей.
— Да я знаю, — отвечает Альва — Потому и влюбилась в него только до четверга. Ну самое позднее — до пятницы. А потом я снова поумнею, но пока… я так влюблена в него, что, того гляди, лопну!
— То-то и видно по тебе, — успокоенно произносит Мадикен.
Ладно уж, пусть Альва побудет влюблённой, на только до пятницы.
Мадикен зевает. Ей хочется спать. Никогда ещё она не ложилась так поздно. Но перед сном девочка непременно должна рассказать Альве одну вещь.
— Знаешь, что сказал папа, когда они надумали выбирать королеву бала? Знаешь, что он крикнул тогда на весь зал?
— Нет, а что? — интересуется девушка.
— Вы опоздали, крикнул он, королева бала только что ушла домой!
— Ну и дела! — смеётся Альва.
МОЙ СЫН — НЕБЕСНЫЙ ВЛАСТЕЛИН
Вот осень и началась всерьёз. Дождь льёт так, словно решил смыть с лица земли весь Юнибаккен. Мадикен ходит в школу в дождевике и в высоких сапогах, а домой возвращается промокшая, усталая, сердитая, и сапоги её заляпаны глиной. Лизабет — той хорошо, она может сидеть с мамой в углу дивана у огня и слушать сказки, в то время как сама Мадикен сидит в школе на жёсткой скамье и слушает одни лишь объяснения учительницы по поводу того, какими буквами записывается в шведском языке звук «ш».
— И знаешь, каждый раз разными, — жалуется она маме. — Почему нельзя навести тут хоть какой-то порядок.
Мадикен растягивается на полу у огня, Теперь ей тоже можно понежиться в тепле и уюте.
Мама шьёт одёжку для будущего малыша. Лизабет вяжет крючком. Девочка так старается, что даже раскраснелась, ведь она только учится, а это трудно.
— Я вяжу что-то нашему младшему братишке, — сообщает Лизабет сестре.
Ей ещё самой не известно, что она вяжет.
— Шапочку или маленькое одеяльце — посмотрим, что получится, объясняет Лизабет, а вслед за ней и мама повторяет почти то же самое:
— Мальчик или девочка — посмотрим, что получится. Нельзя же с уверенностью сказать, что у вас появится именно братик.
Всё выяснится не раньше, чем на рождество. Но колыбельку, в которой некогда лежали Мадикен и Лизабет, мама уже принесла вниз с чердака и теперь с помощью Альвы обтягивает её новой тканью в цветочек и нашивает новые воланчики. Они с Альвой без конца толкуют о том, как очаровательно преображается старая люлька.
Для папы нет ничего хуже этих «воланных разговорчиков» — так он называет всё, о чём бы мама с Альвой сейчас ни рассуждали.
— Нет, спасибо, увольте меня от ваших воланных разговорчиков — отказывается он, когда мама, у которой иногда собираются на чашечку кофе её приятельницы, изъявляет желание, чтобы он зашёл к ним и поздоровался с дамами.
Папа несколько обеспокоен тем, что же будет, когда Мадикен с Лизабет достаточно подрастут и тоже начнут вести подобные «воланные разговорчики». Просто необходимо, чтобы в доме появился мальчик, думает папа, впрочем, ещё одна девочка доставит ему не меньшую радость.
— Сколько бы у нас ни народилось таких девчонок, их никогда не будет слишком много, — говорит он.
Но прежде чем у них кто-то появится, надо прожить целую осень, длинную и тёмную, а это так трудно, считает Мадикен.
— Живёшь-живёшь, а ничего не случается — жалуется она Альве.
— Как ничего? — удивляется Альва — Да разве у нас не случилось в погребе наводнение?
Но такие происшествия не доставляют Мадикен радости, и потому она частенько забегает в Люгнет поболтать с Аббэ. Это хоть нескучно. Он столько всего рассказывает, пока печёт свои крендели. Хотя только когда они в кухне одни. Тут уж Мадикен может послушать о тех удивительных деяниях, которые он задумал совершить, когда вырастет. А задумал Аббэ не мало. Он станет или капитаном брига «Минерва» и проплывёт во время грозных штормов вокруг света по всем морям и океанам, или машинистом — будет водить паровозы по транссибирской железной дороге, он ещё точно не решил. Мадикен считает, что водить паровозы спокойнее и лучше, но она ошибается. По транссибирской железной дороге ездят лишь опасные анархисты с бомбами в карманах, и чуть лине каждый день в воздух с грохотом взлетают целые поезда.
— И тогда надо суметь быстро спрыгнуть с поезда, чтобы не превратиться в котлету, — объясняет мальчик.
Мадикен содрогается, ноу Аббэ вид на редкость довольный.
— И куда, ты думаешь, попадают те, кто спрыгнул со взорванного поезда? Иногда — в бушующую реку, иногда — в змеиную яму! Ведь транссибирская магистраль — это тебе не линия пригородных поездов!
Мадикен всё больше и больше убеждается в том, что Аббэ лучше всего стать кладоискателем. Об этом он тоже, разумеется, подумывает.
— Хотя тогда придётся лазать в ужасные подземные гроты, полные отвратительных пресмыкающихся.
— Зачем? — удивляется Мадикен.
— Как зачем? А куда ж, ты думаешь, какой-нибудь старый король рассовал лет тыщу назад свои двадцать бочек чистого золота? Только по подземным гротам, кишмя кишащим всякими гадами. Это уж как пить дать!
Если отыскать настоящий грот, то оттуда можно таскать золото вёдрами так утверждает Аббэ.
А ещё, если у него останется время, он собирается полететь на воздушном шаре на Северный полюс, и, сворачивая крендели, Аббэ поёт Мадикен такую песенку:
— А у господина Икс
Есть одна идея фикс:
Воздушный шар поскорее достать
И… на Северный полюс слетать.
Замечательная идея, считает Аббэ, он и сам собирается, как уже было сказано, когда-нибудь осуществить её.
— Вот здорово, что мир так полон приключений — говорит он — Только бы успеть всё изведать!
— И тогда ты не будешь больше печь крендели? — интересуется Мадикен.
— Конечно, нет, а ты как думала? Хотя, когда мы соберёмся праздновать на борту «Минервы» рождество, я, пожалуй, испеку несколько штук: Если, конечно, не будет шторма, а не то все кренделя скатятся с противня.
Штормы бывают иногда и в Люгнете. Хотя и не такие сильные, чтобы крендели скатывались с противня. Ведь шумит там не море и не река, а всего лишь дядюшка Нильссон. Он не чувствует в себе никакой жизни, когда дождь без конца низвергается на землю и туманы сплошь окутывают его дом. В такое время он размышляет только о печальном и объясняет тётушке Нильссон, как нелепо всё, что она делает. И не только она, но и все остальные Перепутлялки в этом городе, в этой стране да и в целом мире. Дядюшка Нильссон лежит на диване, сцепив руки на животе, и укоризненно смотрит на тётушку Нильссон, словно обвиняя её во всех нелепостях мира.
— Зато нам повезло, что хоть один человек знает, каким всё на свете должно быть, и никогда не делает ничего нелепого, — радостно замечает Аббэ.
— Это что ещё за человек? — кисло спрашивает дядюшка Нильссон.
Аббэ легонько хлопает его указательным пальцем по носу.
— Конечно, ты, папашечка!
— Гм, — выдавливает из себя дядюшка Нильссон и замолкает, он лежит, размышляя о чём-то, да вздыхает время от времени.
Тётушке Нильссон кажется настоящим благом, когда он, наконец, отправляется ненадолго в «Весёлую Чарку».
— Ему так скучно, бедняге — пытается оправдать она мужа.
А кому не скучно? Мадикен плетётся под дождём домой, где её ждут уроки.
Но однажды она узнаёт неожиданную новость. Удивительную и неслыханную! Папа приходит из газеты домой и рассказывает, что скоро в город прилетит на аэроплане лётчик. Нет, вы только представьте себе! Он посадит свою машину на Мельничное поле за южной заставой. Оттуда он будет поднимать аэроплан в воздух и летать над их городом. Объявление об этом папа уже поместил в своей газете.
— А выпрыгивать с зонтиком из аэроплана он тоже будет? — спрашивает Мадикен, которая однажды уже прыгнула таким образом с крыши дровяного сарая в Юнибаккене.
— Вовсе нет, — заверяет её папа — Он будет летать над городом и кувыркаться в воздухе вместе с аэропланом. И полёты с пассажирами на борту тоже будут. Каждый, кто захочет, может заплатить сто крон и полетать над городом десять минут, об этом тоже сказано в объявлении.
Аббэ приходит в неистовство, когда Мадикен приносит тётушке Нильссон газету и показывает ему объявление. У него даже слёзы выступают на глазах.