После обеда Мадикен отправляется в Люгнет, чтобы сделать рождественский подарок Аббэ. Девочка дарит ему книгу, которую нашла на чердаке в сундуке, битком набитом старыми книгами. Она называется «Среди пиратов и разбойников». Книга действительно жуткая, если судить по картинке на обложке.
— Отличная книга, — говорит Аббэ.
Он любит читать про всякие ужасы, уж Мадикен-то знает.
Аббэ теперь совсем выздоровел и снова начал печь крендели. Какая удача! Ведь к рождеству люди покупают много кренделей.
Дядюшка Нильссон наложил их полный пакет. С этим пакетом он пойдёт сейчас к бургомистру, ну да, поскольку в рождество тот платит за крендели чуть больше и угощает сигарой, как утверждает дядюшка Нильссон.
— Но потом ты непременно сразу же вернёшься домой, — с беспокойством говорит тётушка Нильссон.
Дядюшка Нильссон похлопывает её рукой по спине.
— Цвети без горя и заботы,
О Лилья Сердца Моего —
произносит он и уходит.
Каждый сочельник, когда уже стемнеет, Мадикен с папой отправляются на прогулку по городу. Это неотъемлемая часть праздника, так же как ёлка и рождественские подарки. В церкви в это время идёт праздничная служба. Мама, Лизабет и Альва обычно ходят туда. А вот папа никогда не ходит в церковь. Он почти такой же безбожник, как дядюшка Нильссон, но ему это простительно, потому что на всей земле не найти безбожника лучше и добрее его. Мадикен очень любит эту свою прогулку с папой в сочельник вечером, она сё ни на что не променяла бы. Только вдруг папа сейчас не захочет идти гулять, ведь сегодня них такой странный сочельник и совсем нет никакого порядка. Надо поскорей это выяснить.
Но папа всё-таки собирается гулять. Он уже ждёт дочь в прихожей.
— Пойдём, — говорит он, — мама хочет избавиться от нас ненадолго.
Лизабет с Альвой уже давно ушли в церковь. Звонят колокола. Колокольный звон плывёт над городом, по которому бредут папа с Мадикен. Они идут тем же самым путём, каким ходят каждый сочельник. По кривым улочкам вдоль домишек, таких же маленьких, как и домик Линус-Иды, и таких низеньких, что Мадикен берёт снег прямо с крыши, когда хочет скатать себе снежок. Улицы темны, но в домах почти всюду горит свет. У тех, кто здесь живёт, нет штор, им безразлично, если кто-то заглядывает к ним в окна.
— Вообще-то подглядывать нехорошо, — говорит папа. — Но зато ты видишь теперь, что тут живут не так, как в Юнибаккене, верно?
Да, совсем не так, как в Юнибаккене! И всё же многие жилища кажутся Мадикен довольно уютными. Хотя здесь и тесновато, и довольно убого, и мебели маловато, и детям не хватает места для драк и игр. Тем не менее хозяева постарались украсить к рождеству свои каморки. Однако тут немало найдётся и таких домишек, которые выглядят очень уныло.
— Не хотелось бы мне там жить, — роняет Мадикен.
— Я тебя понимаю — отвечает папа.
А красивы всё-таки заснеженные улицы и дома с белыми крышами, думает вслух Мадикен, и папа соглашается с ней. Мадикен сколько угодно могла бы ходить по этим улицам. Теперь наконец-то чувствуется рождество. Ей даже не хочется возвращаться домой в Юнибаккен с его болями и акушерками. Но папа уже поворачивает обратно.
— Здорово, однако, жить в Юнибаккене! — радуется Мадикен, завидев среди заснеженных деревьев под звёздным небом свой красный дом. Во всех окнах горит свет, и, когда смотришь на Юнибаккен со стороны, можно подумать, что сегодняшний сочельник — самый обычный.
В Люгнете тоже светло. И ещё Мадикен замечает во дворе у Нильссонов какой-то слабый мерцающий свет в снегу, совсем рядом с калиткой. Что же это светится там, в темноте, неужели Аббэ сделал снежный фонарь?
— Ты иди — говорит девочка папе. — А я скоро приду.
Ей непременно надо разузнать, что мерцает за калиткой.
Оказывается, огонёк сигары дядюшки Нильссона.
Сей доблестный глава семьи лежит себе в снегу на спине и преспокойно курит. Мадикен пугается.
— Дядюшка Нильссон, почему вы здесь лежите?
Он вынимает изо рта сигару.
— Да видишь ли, маленькая Мадичка, я услыхал, как кто-то только что шлёпнулся навзничь у нас во дворе, а шлёпнулся-то, выходит, я сам.
— Вы больны, дядюшка Нильссон? — спрашивает Мадикен.
— Нет, — отвечает тот — Я пьян, да, то есть нет, не слишком пьян, но всё-таки не могу подняться, не испортив своей сигары. Вот я и решил выкурить её сначала, Но если ты сделаешь доброе дело и позовёшь сюда моего Злодиолуса, я буду тебе очень признателен. Скажи ей, что мне нужна её поддержка.
— Бедная тётушка Нильссон, — сердито говорит Мадикен.
Но дядюшку Нильссона это не трогает. Он преспокойно лежит на снегу, курит и между затяжками декламирует стихи:
— Я засыпаю, взгляд устремив
К сверкающей россыпи звёздной…
— Засыпайте, засыпайте! — ещё более сердито произносит Мадикен и отправляется за тётушкой Нильссон.
Какой странный сочельник! Мадикен и Лизабет ложатся спать, как в самый обычный вечер.
— Например, во вторник в октябре или в любой другой будний день, — замечает Мадикен, когда Альва укутывает их и желает им, вместо мамы, доброй ночи.
Лизабет сердится на братика:
— Дурачок какой-то, а не ребёнок, и на что нам такой нужен?
— Да, просто копуша, вот он кто, — вторит ей Мадикен.
И они засыпают.
А когда рождественским утром девочки просыпаются, до их слуха доносится жалобный крик. И они сразу понимают, что кричит младенец!
— Он уже здесь! — радостно восклицает Лизабет.
А в дверях стоит папа и смеётся:
— Не хотите ли взглянуть на младшую сестрёнку?
Мадикен и Лизабет широко разевают рты от удивления.
— Братика не получилось — опомнившись, говорит Мадикен.
И девочки стремглав бросаются в спальню. Там в кровати сидит мама, держа на руках их сестричку. Малышка больше не кричит.
— А почему она кричала? — тут же спрашивает Лизабет.
— Хотела, чтобы вы наконец-то зашли и поздоровались с ней, — отвечает мама. — Она ведь уже давно ждёт вас.
А их сестрёнка — самое симпатичное существо, какое только можно себе представить. У неё длинные чёрные волосы и ясные голубые глаза. И когда Мадикен с Лизабет залезают на край кровати как можно ближе к ней, она серьёзно смотрит на них с таким видом, словно ей всё известно: и про Деда Мороза, и про что угодно.
— Ей, должно быть, интересно узнать, куда она попала — предполагает Лизабет.
Девочкам разрешают чуть-чуть подержать сестрёнку. И когда Мадикен берёт её на руки, крошечную-прекрошечную, её сердце вдруг словно бы тает. Неужели такое маленькое создание можно сразу же полюбить такой большой любовью? Мадикен не в силах отдать сестрёнку маме.
— Смотрите, как она похожа на маму, — говорит папа — Носик — точно такой же! Это же вылитая Кайса, только маленькая, видите? И потому мы её так и назовём!
Мама гладит Кайсу по чёрным волосам.
— Ну и что же, деточка, пусть даже тебе и достался мой нос, зато душой ты будешь похожа на папу и унаследуешь его доброе сердце. Этого я хочу больше всего.
Второй сочельник получился ещё более необычный, чем первый. Зато какой весёлый! Так считают Мадикен с Лизабет. Они смотрят, как Кайса ест, и танцуют вокруг ёлки с Альвой и с папой, и наблюдают за купанием Кайсы, и щёлкают орехи, и едят апельсины, и разглядывают Кайсу, когда она кричит, и поют ей рождественские песенки, и, дожидаясь Деда Мороза, лепят из снега фонарик как раз за окном спальни, чтобы Кайса могла увидеть, что есть на свете такие чудеса под названием «снежные фонарики». А когда девочки вставляют в середину фонарика свечку и зажигают её, папа подносит Кайсу к окну, чтобы она полюбовалась этой красотой.
— Ведь наверняка ничего прекраснее наш ребёнок за всю свою жизнь не видел, — убеждённо произносит Лизабет.
И тут наконец в санях приезжает Дед Мороз. Он приезжает с Яблоневого Холма, по дороге, ибо в это рождество нельзя, как обычно, проехать в санях по реке: она ещё не замёрзла.
Рождественские подарки дети разбирают в спальне, это тоже необычно. А ещё необычное то, что среди подарков Мадикен нет ни одного золотого сердечка. Но ей и не до сердечек. Ведь она сегодня получила столько всего интересного!
— А тебе досталось хоть одно «маленькое блаженство»? — спрашивает Лизабет, когда все рождественские подарки уже разобраны.
Мадикен задумывается. Дед Мороз привёз ей книги, новые коньки, бумажных кукол, настольную игру, бумагу для писем, юбку, тортик из марципана. Всё это великолепно, но, может быть, ей так и не досталось ни одного настоящего «маленького блаженства». Нельзя же требовать этого каждый год. И тем не менее Мадикен страшно довольна.
Лизабет тоже не знает, есть ли среди её рождественских подарков хоть один, который с полным правом можно было бы назвать «маленьким блаженством». Но Мадикен вдруг торжествующе говорит:
— Конечно, есть. Тебе подарили сегодня одно «маленькое блаженство»! И мне тоже! Нам ведь подарили Кайсу.
Лизабет смеётся:
— Верно, нам подарили Кайсу!
АХ, КАК МАЙСКОГО СОЛНЦА ПРЕКРАСНА УЛЫБКА!
Кайса — это «маленькое блаженство», с которым день ото дня в доме становится всё веселее и веселее. Вдруг выясняется, что она уже может держать головку, вдруг выясняется, что она уже научилась улыбаться, и вдруг однажды, увидав свои ручонки, малышка принимается рассматривать их так, словно на свете нет ничего более странного и забавного.
Всё, что Кайса делает, просто удивительно. Она даже зевать умеет. А кричит до того мило! И все любят её.
— Ты настолько хороша, что так бы и украла тебя — говорит Альва, и Кайса смеётся, словно ей понятно каждое слово.
Лизабет хорошо, думает Мадикен, она целыми днями может сидеть с их младшей сестрёнкой, Сама же Мадикен снова ходит в школу. Ей, чтобы поиграть с Кайсой, нужно спешить домой. И Мадикен спешит. Едва открыв дверь, она спрашивает: