— Да-а, хороши у меня дочки, — замечает она наконец.
— А я тут причём? — удивляется Лизабет — Я сандалий без спросу не надевала.
— Сандалий-то ты не надевала. А вот бургомистерша шлёт тебе привет. Я встретила её вчера вечером в Павильоне.
— А-а-а. — произносит Лизабет — Но она же дура!
Мама не говорит ни слова довольно долго.
— Но ты всё-таки нас любишь? — робко спрашивает Мадикен.
— Ясно, любит, — неуверенно отвечает Лизабет.
И мама соглашается с ней:
— Ясно, люблю! Дурашки вы мои, что бы вы ни выдумали, ничего от этого не изменится. Никогда не изменится, никогда!
Лизабет ангельски улыбается.
— Я так и знала, — говорит она и, схватив молоток, вновь принимается долбить им по полену.
БЕДНОСТЬ БЕСПОМОЩНА — КАК ЭТО ПОНЯТЬ?
Папа рассказывал Мадикен о деньгах. О том, что значит иметь деньги и не иметь их. О том, что значит быть бедным, таким бедным, чтобы даже невозможно было прокормить своих детей. Подобных людей немало, говорит папа, и некоторые из них пишут ему в газету и просят о помощи.
Иногда после школы Мадикен забегает к папе в газету. Он сидит в редакционной комнате среди всей своей писанины, баночек с клеем, ручек и ножниц, Однажды она случайно прочитывает одно такое письмо, которое лежит на папином письменном столе. Какое же это письмо! В нём говорится только о болезнях и печалях, а в конце написано вот что:
«Пишу Вам всё это с горя и от отчаяния, что бедность так беспомощна».
Мадикен не понимает толком, что означают подобные слова, но ей кажется, что звучат они очень грустно.
— Бедность беспомощна — как это понять? — спрашивает она у папы.
И он объясняет ей, что тот, кто по-настоящему беден, словно бы связан по рукам и ногам, он ничего не может сделать. И если в его жизни что-нибудь случается: болезнь или какая-нибудь беда, то он совершенно беззащитен перед ними.
Мадикен долго сокрушается о том, что бедность так беспомощна, и потом нет-нет да и вспомнит о своём разговоре с папой.
Вот кто с удовольствием заполучил бы ну хоть чуть-чуть побольше денег, так это Альва.
— Почему я должна быть бедной, как церковная крыса? — говорит она.
И всё-таки, считает Мадикен, Альва ни капельки не кажется беспомощной. К тому же Альва нашла способ, как раздобыть целую кучу денег. Она купила себе лотерейный билет. И Мадикен сделала то же самое. Ей тоже хочется иметь целую кучу денег, ну да. Собственно говоря, устроила всё Альва, но это большая тайна, которую никто, кроме Мадикен и Альвы, не должен знать. Мадикен только достала из копилки две кроны, которые бабушка подарила ей в день рождения. Бабушка сказала, что внучка может купить на них всё, что захочет. Но ведь ничего лучше лотерейного билета и быть не может. Потому что после розыгрыша лотереи повалят такие деньги, что всё вокруг заблестит, говорит Альва.
Подобные слова звучат настолько удивительно, что Мадикен едва может поверить им.
— Это точно? — спрашивает она. — Ты можешь сказать «чёрт меня подери, если я вру»?
Когда хочешь уверить кого-то в правдивости своих слов, всегда надо так говорить, считает Мадикен. А в остальных случаях упоминать чёрта не годится, это она уяснила себе очень хорошо.
Но Альва не может с полной уверенностью обещать, что деньги обязательно повалят к ним.
— Ты не должна винить меня, если наша затея разлетится в пух и прах, — говорит она, — ведь ты сама хотела купить этот билет.
Во всяком случае, Мадикен и Альве весело по вечерам, когда они сидят в кухне и обдумывают, что будут делать со всеми своими капиталами.
— Если мне достанется самый большой выигрыш, — говорит Альва, — то ты придёшь ко мне на следующее утро в шесть часов и разбудишь меня. Обещаешь? И скажешь: «Вставай, Альва, разведи огонь в печи!»
— Зачем ещё? — удивляется Мадикен.
— Затем, что я тебе на это возьму и отвечу: «Нет, не встану!» А потом повернусь себе на другой бок и снова засну.
И тут Мадикен пугается. Ведь если Альве достанется самый большой выигрыш и она так разбогатеет, ей, может быть, не захочется больше оставаться в Юнибаккене, а это самое страшное, что только может случиться. Мадикен невесело делится с Альвой своими мыслями, по та лишь смеётся:
— Золотко моё, да разве я могу бросить тебя и Лизабет тоже!
Однажды Мадикен заходит к Нильссонам в Люгнет (что означает «спокойствие» — так называется их маленькая усадебка), чтобы посмотреть, чем занят Аббэ. Девочка немного сердита на него за то, что он заставил её понапрасну прыгать на одной ножке, но Аббэ оправдывается:
— Если бы ты знала, до чего потешно было тогда на тебя смотреть, то не стала бы завидовать, что я маленько повеселился.
Да разве можно долго сердиться на Аббэ? Конечно, нет.
Если сегодня кто и сердится, так это дядюшка Нильссон. Как только Мадикен входит в кухню к Аббэ, она замечает, что там начинается ссора, и ссорится семейство, как обычно, из-за денег.
— Да не можем мы заплатить, ты же знаешь, так что прощай, комод — вздыхает тётушка Нильссон.
А дядюшка Нильссон стучит кулаком по столу и кричит:
— Да, да, да, я уже слышал об этом! Я не глухой, как тебе, наверное, кажется.
Постепенно Мадикен узнаёт, что всё это значит.
— Приспело время снова платить по займу, — объясняет Аббэ.
Ага, теперь Мадикен ясно, в чём дело. Оказывается, дядюшка Нильссон давно ещё, когда покупал Люгнет, занял деньги у фабриканта Линда и теперь каждый год выплачивает ему в счёт долга по двести крон.
— Но ты ведь знаешь папашу, — говорит Аббэ.
И вот теперь Линд взял да и заявил, что придёт как раз сегодня вечером за своими двумястами кронами. Если же он их не получит, то устроит «взыскание судебным порядком и опись имущества». О таком ужасе Мадикен никогда прежде не слышала. А. поскольку у дядюшки Нильссона нет двухсот крон, то, значит, вместо денег могут забрать его комод. Не удивительно, что он так сердится! Ведь комод — самое дорогое, что у него есть, да это и единственная изящная вещь из всей домашней меблировки. Когда-то комодом владела прапрабабушка Аббэ, та, которая оставила рецепт кренделей.
— Пеняй на себя, — говорит тётушка Нильссон — Мы могли бы и не быть такой жуткой голытьбой, если бы ты не разбазаривал каждый наш грош вместе с теми лоботрясами из «Весёлой Чарки».
«Весёлая Чарка» — это маленький шумливый кабачок, куда дядюшка Нильссон частенько захаживает выпить, услышала однажды Мадикен от Линус-Иды.
Но лучше бы тётушка Нильссон не говорила таких слов. Потому что если дядюшка Нильссон и был сердит раньше, то всё же его прежний гнев — пустяк по сравнению с тем, что происходит с ним. сейчас.
— И зачем только я женился на таком Злодиолусе? — вопит он, ударяя себя по лбу.
Тётушка Нильссон сидит на диванчике в кухне и читает газету, а дядюшка Нильссон смотрит на жену так, словно перед ним по меньшей мере змея.
— Неужели и впрямь не нашлось болвана, который захотел бы жениться на тебе до того, как ты притащилась сюда и выскочила за меня замуж? — удивляется он.
— Да нет, был один, — спокойно отвечает тётушка Нильссон.
Дядюшка Нильссон прямо дрожит от гнева.
— Почему же ты тогда не вышла за него?
Тётушка Нильссон смеётся:
— Именно это я и сделала!
Она имеет в виду, что дядюшка Нильссон как раз и оказался тем самым болваном, а такое слышать он не желает.
— Никто не смеет называть меня болваном в моём собственном доме! — рычит он.
И начинает натягивать на себя пальто и шляпу, собираясь уходить. Хорошо, что он уходит, думает Мадикен, потому что ей так страшно, когда люди ссорятся.
— Ты куда? — спрашивает тётушка Нильссон мужа.
Нет, вы только подумайте, она ещё осмеливается спрашивать!
Дядюшка Нильссон строго смотрит на неё.
— Сколько раз можно повторять, что умная жена никогда не задаёт мужу подобных вопросов?!
— Да уж конечно, не задаёт, — говорит тётушка Нильссон — Ну что ж, привет твоим собутыльникам из «Весёлой Чарки»!
Мадикен перепугалась бы ещё сильнее, если бы Аббэ не стоял спокойно рядом и не месил бы тесто. Его нисколько не волновало, что дядюшка Нильссон сердится. Но вот тесто готово, Аббэ кончает его месить и теперь тоже хочет кое-что сказать.
— Знаешь, папаша, ну вот, к примеру, умный мужчина, ну разве он затеет без причины склоку и дрязги с собственной женой, а? Разве затеет?
Какой мужественный поступок, думает Мадикен, глядя на Аббэ. Дядюшка Нильссон уже держится за дверную ручку, но тут он оборачивается к своему чаду и горестно качает головой.
— Сын мой, умный мужчина никогда не женится, запомни это, пока ещё не поздно.
— Да-а, ты и впрямь глуп, бедный мой папашечка — с сожалением произносит Аббэ. И дядюшка Нильссон уходит.
Тётушка Нильссон грустит, но всё-таки оправдывает дядюшку Нильссона. Она всегда так поступает.
— Жаль мне его. Ведь комод — самое красивое, что только есть у нас в доме, потому отец так на меня и осерчал.
— Не, — возражает Аббэ, — самое красивое, что только есть у нас в доме, это ты, мамулечка. Даже если ты иногда тоже делаешь глупости.
— Да, я и впрямь глупая, — соглашается тётушка Нильссон. — И ленивая, — добавляет она, подумав. — Хотя не такая уж ленивая, как наш папаша.
И она снова погружается в газету. Газету тётушка Нильссон получает бесплатно от папы Мадикен и читает её от корки до корки.
— У тебя умный папа, дитя моё, — говорит она Мадикен — И, поди ж ты вот, понимает бедняков.
Но потом тётушка Нильссон, кажется, замечает в газете что-то особенно интересное, потому она и не произносит больше ни слова, а лишь читает, читает и читает.
Мадикен с Аббэ идут взглянуть на комод, который стоит в горнице. Он такой красивый и блестящий, с мраморной пластиной.
— Прощай, комодик, — говорит Аббэ, и вид у него совсем не весёлый.
Потом он показывает Мадикен своих кроликов. Они живут у него в клетке перед дровяным сараем. Два кролика. Мамаша и Папаша — так Аббэ окрестил их. Папаша — коричневый, а Мамаша — серая. У них скоро появятся детишки, чему Мадикен очень рада.