Что ж… Наверное, я даже испытала нечто сродни жалости. Жизнь обошлась с ней сурово, тут не поспоришь. Да и ребенка стало жалко. Мальчик ни в чем не был виноват. Грехи его матери были лишь ее грехами. Но, как известно, за них всегда расплачивались невинные.
Я долго вглядывался в единственную фотографию этого ребенка, вложенную в папку. И чем дольше смотрел, тем более смешанными становились мои чувства. Он был похож на Еву. Чем-то на того типа, с которым я видел ее на фото и в том баре, но больше на нее. Светлые волосы, светлые глаза, аккуратные черты лица…
Странно, но когда я прочитал «ребенок», «сын», когда сопоставил возраст этого мальчика и наши с Евой отношения, странная искра зародилась в сердце, вспыхнула буквально на мгновенье. Я надеялся, хотел, чтобы это оказался наш ребенок? Это была лишь доля секунды, и холодный разум тут же вытеснил эту странную мысль, но я все же успел уловить этот тлеющий уголек глупой надежды. Но когда увидел фото мальчика, все вопросы отпали. Он совсем не был похож на меня. Да и вряд ли бы Ева стала скрывать общего ребенка столько лет. Она была бойцом и никогда не сдавалась без боя. Тем более, в такой ситуации, как была у них с Игорем. Она могла бы рассказать мне, могла бы потребовать тест ДНК и алименты, в конце концов. А раз она этого не сделала, значит, ребенок точно был не от меня.
Неоправданное разочарование охватило меня. Почему это вдруг стало так важно для меня? Зачем я хотел, чтобы нас с бывшей невестой, с которой мы расстались почти десять лет назад, неожиданно воссоединил общий ребенок? Что бы это принесло мне кроме проблем и путаницы? Неразбериха. Хаос. Я никогда не любил их. Наоборот, я ценил слаженность, постоянство, точность, логику. В моем желании точно не было логики, поэтому я с каким-то раздражением откинул папку на гладкую поверхность своего рабочего стола. Она отлетела несколько сантиметров, проскользнув по нему и остановилась в сантиметре от края.
Значит, Ева говорила правду. Она была здесь, в моем доме, только ради денег. Не ради меня. Не для того, чтобы искупить старые грехи. Извиниться. Покаяться. Попроситься обратно.
Впрочем, вряд ли бы я смог дать ей хоть что-то из вышеперечисленного, но это подарило бы мне покой. Дало понять, что не только я, но и меня любили в тех отношениях. В тех самых, главных отношениях, что были в моей жизни. Но, увы и ах, все складывалось, как в дурном американском фильме-мелодраме. Ничего не поделаешь.
Я взглянул на часы и отметил, что дело близилось к восьми вечера. Последняя неделя выдалась довольно разгруженной, и я смог начать приходить домой пораньше, заняться своими делами, даже заглядывать в тренажерный зал. Вот и сегодня оказался дома раньше обычного, однако не спешил в объятия к жене. Сначала перекусил в одиночестве, а затем отправился в кабинет, рассматривать «дело бывшей», как мы назвали его с Зауром. Затем переговорил с ним же, а теперь раздумывал, идти мне сразу в душ и спать, чтобы хоть раз за последний год проспать долгим, человеческим сном или все же заставить себя спуститься вниз и позаниматься спортом. Хотя бы с полчаса. И пока я раздумывал, за меня все решили. Вот так и бывает, замешкался на пару секунд и все, судьба сама решает, куда повернуться.
Я услышал истеричные вопли своей супруги еще издалека. Что-то опять стряслось, и она выплескивала свою ярость на ни в чем неповинных людях. Она делала это и раньше, прослыла среди обслуживающего персонала той еще злобной истеричкой, но в последнее время все стало еще хуже. Я пару раз пытался с ней поговорить об этом, но Самира лишь огрызнулась, мол, гормоны. А я внутренне сжался. Если мне предстояло это терпеть еще почти девять месяцев, то, наверное, стоило подыскать себе съемное жилье на время.
Я вышел на источник шума и уже на следующем повороте столкнулся с супругой и бывшей невестой. Вот так совпадение, надо же. В воздухе запахло грозой.
22
— Что происходит?! — я хмуро обвел взглядом своих женщин.
Судя по тому, что Ева дрожала и плакала, Самира уже успела отыграться на ней по полной. Иногда я смотрел на супругу и диву давался, как же она любила причинять людям боль и страдания. Казалось, что она не просто наслаждается ими, упивается, как самый настоящий маньяк.
К слову, Еву довести до рыданий было тяжело. По крайней мере ту девушку, что я знал точно. Конечно, был шанс, что она могла кардинально измениться, но как-то не верилось.
— Эта дрянь совсем из ума выжила! Все эти необразованные нищебродки только об одном и думают, как занять хозяйское место! Ты мерзкий раб, ты должна делать то, что я говорю, тебе ясно, идиотка?!
— Самира… — я поморщился. Иногда жена была не просто неприятной личностью, скажу больше, вызывала отвращение. Нельзя было так обходиться с людьми, я много раз пытался объяснить ей это, но бесполезно. Самира со всеми обращалась, как с грязью. Даже с теми, кто был богат, как и она.
— Ты хоть знаешь, что она сделала?!
— Какая разница?!
Господи, да знаю я, что она сделала. Нечаянно что-нибудь уронила и разбила. У нас была целая куча дорого, коллекционного хлама, которое слуги то и дело, что периодически разбивали. Ключевое слово — хлама. Для меня идеальным был минималистический интерьер, есть я мог и из посуды с ИКЕА, а древнюю рухлядь, которую Самира с таким благоговением собирала и вовсе бы куда-нибудь сплавил. Делов-то. Но жена всегда разводила из этого настоящую трагедию. Для нее это было сродни катастрофе!
— Эта гнида подзаборная лапала мое платье! Свадебное платье! Она пыталась его примерить!
— Это неправда…
— Ах, ты, дешевая…
— Самира! — предостерегающе буркнул я. Терпеть не мог, когда из уст женщины лилась нецензурная брань. Хотелось встряхнуть ее в такие моменты, да как следует.
— Я не примеряла его… — прошептала Ева, обнимая себя руками, словно пытаясь отгородиться от всего происходящего. — Просто держала перед собой, я просто держала его…
— Зачем ты вообще полезла к нему? Жалкая, полевая мышь! Что ты о себе удумала? Ты прислуга, раб, вот и знай свое место! Скажу сидеть, значит, надо будет сидеть, скажу прыгать, значит, прыгать! Тварь! Ты знаешь, сколько людей хотят попасть на твое место?! Вам платишь кучу денег, а потом находишь лазающими в нижнем белье!
— Успокойся!
— Как тут успокоиться? Она своими грязными руками трогала мое свадебное платье!
— Самира! Хватит, я сказал! — Супруга уставилась на меня ошалелым взглядом. Красивое лицо исказилось гримасой гнева, к щекам прилил алый румянец. Мне кажется, если бы не я, она бы набросилась на Еву…
— Ты защищаешь ее? — уже чуть тише выдала она.
— Ушла к себе. Живо. Дважды повторять не буду.
Иногда Самира понимала только такой тон. Использовал я его крайне редко, но сейчас она по-настоящему вывела меня из себя. Приличные люди так не вели себя с другими, и неважно, кто именно перед тобой находился. Такое поведение говорило в первую очередь о ее внутреннем мире, воспитании и происхождении. Именно она сейчас вела себя как «нищебродка» и «шавка».
Она повиновалась. Я знал, что жена побаивалась меня. Наверное, это было что-то на уровне подсознания, потому что на самом деле я никогда не принял к ней силы. И даже не потому, что война с ее семьей мне была совершенно не нужна, а потому что трогать женщин было табу. И неважно, до какой степени они были неправы. Но Самира знала, что при желании, я найду на нее управу. Знала и боялась меня. Я чувствовал это.
Она ушла. Недовольно повиновалась, потому что должна была и знала, что иначе все плохо для нее закончится. Резко развернувшись и взмахнув длинными волосами, она исчезала за поворотом, оставляя нас с Евой одних.
Взглянув на бывшую я понял, что она все еще немного дрожит. Не знаю почему, но сделал к ней пару шагов и подошел ближе.
— Ты в порядке? — вырвалось само собой. Но не успела Ева ответить, как я замер на месте. Застыл, как вкопанный. До этого момента она стояла ко мне боком и тень падала на лицо, а когда я подошел ближе, вплотную, то смог разглядеть начавший расцветать синяк. На всю скулу.
— Все хорошо, — прошептала Ева, смахивая слезы с лица, но я ни на секунду ей не поверил.
23
— Это что такое? — Я осторожно взял ее за подбородок, развернул ближе к себе и убедился в опасениях. — Она что, ударила тебя?!
— Н-нет… то есть… это не важно… пожалуйста, поговори с ней! Скажи, чтобы не увольняла, пожалуйста! — взмолилась Ева, забывая о своей прежней холодности, теряя свою маску сдержанности. Ей было страшно, я видел это по глазам. Плевать было на унижение, на задетую гордость, на все, важна была только работа, и сейчас я понимал, почему.
Я отдернул руку, понимая, что нежная кожа обжигает мои пальцы, грозится распространить этот огонь и может сжечь меня дотла. Сделал шаг назад, вдохнул, медленно выдохнул, пытаясь унять зарождавшуюся волну гнева.
Самира все-таки могла быть дрянью и иногда заслуживала отменной порки. И сегодня она заслужила выслушать все, что я о ней думал.
— Можешь ехать домой, я тебя отпускаю. Завтра приезжай на работу, как обычно. Ни о чем не думай и ничего не бойся, никто тебя не уволит. Я даю слово.
Ева перестала плакать и посмотрела на меня. Во взгляде ее промелькнуло и удивление, и благодарность, и, отчего-то, страх.
— С-спасибо…
Я развернулся и быстрыми шагами направился в сторону спальни. Залетел туда и с силой захлопнул за собой дверь, заставляя стоявшую спиной ко мне Самиру едва не подпрыгнуть.
— Кусок чертового платья стоит того, чтобы вести себя так, как вела себя только что ты?
— Да о чем ты? — снова начала заводиться супруга. Самира взмахнула руками, пытаясь мне что-то доказать.
— Ты больная что ли, я просто не пойму?
— Мадин…
— Ты отвесила этой девушке пощечину за то, что она тронула твое платье?! Чертово платье?! Да кому оно вообще на хрен нужно?! Ответь мне, что с тобой не так, потому что я вот уже два года, как пытаюсь это понять! Почему ты такая ядовитая, холодная и высокомерная? За что так ненавидишь и окружающих людей, и весь мир вокруг себя? За что мучаешь ни в чем неповинных людей? Ты ведь выросла в роскоши, тебя всегда любили родители, ты красива, молода, здорова, так чего тебе не хватает, откуда в тебе столько гнева и ярости?!