Вскоре он вышел со станции, досадуя на себя за глупость. Зачем он поклонился? Это вышло само собой. Так человек моргает, когда сверкает молния, – непроизвольно. А за поступок, совершённый не по своей воле, ответственности никто не несёт. Но что же она, интересно, подумала? Ведь она ему ответила. Может, тоже непроизвольно? А вдруг она сочла Ясукити невоспитанным юнцом? Надо было сразу принести ей извинения. А ведь ему это даже не пришло в голову…
Ясукити пошёл не домой, а к морю, где было тихо и безлюдно. Когда ему становилось невмоготу сидеть в комнате, которую он снимал за пять иен в месяц, приедались пятидесятисэновые обеды и вообще весь мир, он приходил на песчаный берег выкурить трубку из Глазго. Надо сказать, поступал он так довольно часто. Вот и сегодня, глядя на хмурое море, он чиркнул спичкой и зажёг трубку. Сделанного не воротишь. Только вот завтра он снова увидит ту девушку. Что она станет делать? Не удостоит его даже взглядом? Или она всё-таки не сочла его невоспитанным юнцом и снова ответит на его поклон? На какой поклон? Неужели он, Ясукити Хорикава, намерен снова ей поклониться? Нет, ничего подобного. Однако сегодня он это сделал – возможно, при случае они с девушкой снова обменяются приветственными поклонами. А если так… Ясукити вдруг подумал, что у неё красивые брови…
Минуло уже лет семь или восемь, а Ясукити отчётливо помнит, каким спокойным было тогда море. Он долго стоял в оцепенении на берегу, с давно погасшей трубкой в зубах, рассеянно глядя вдаль. Сначала он размышлял о девушке, потом обратился мыслями к задумке нового романа. Главным героем будет учитель английского языка, проникшийся революционными настроениями. Он твёрд и решителен, и ни перед кем не склоняет головы. И вот однажды молодой человек, неожиданно для себя самого, кланяется одной девушке, которую знает только в лицо. Невысокого роста, она всё же выглядит изящной, особенно красивы её ноги в серебристо-серых чулках и туфельках на высоком каблуке…
На следующее утро, без пяти восемь, Ясукити ходил по оживлённому перрону и, волнуясь, ждал появления девушки. Он был бы рад избежать встречи и вместе с тем желал её. Так, верно, чувствует себя боксёр накануне матча с сильным противником. Ясукити не оставляло какое-то подспудное беспокойство, словно он боялся совершить ещё один необдуманный поступок. Вот Жан Ришпен взял и у всех на виду поцеловал Сару Бернар. Впрочем, Ясукити – японец и на такую дерзость не решится. Но показать язык или состроить гримасу – это он может. Холодея от страха, он украдкой поглядывал на людей. И наконец увидел девушку – она неторопливо шла прямо к нему. Ясукити тоже двигался к ней, будто навстречу самой судьбе. Расстояние между ними быстро сокращалось. Десять шагов, пять, три – и вот они поравнялись. Ясукити посмотрел ей в глаза. Девушка спокойно, а то и равнодушно, ответила на его взгляд. Они уже почти разминулись, как совсем незнакомые люди.
Вдруг Ясукити заметил какое-то движение в глазах девушки, и всё его тело пронизал импульс – ему захотелось поклониться вновь. Всё случилось в один миг. Похожая на серебристое облако, пронизанное лучами солнца, на веточку серебристой ивы, девушка проплыла мимо, а он, обескураженный, остался стоять на месте…
Минут двадцать спустя Ясукити, с английской трубкой в зубах, сидел в поезде. У девушки были красивы не только брови, но и глаза, чёрные и сияющие холодным светом, и чуть вздёрнутый нос… Неужели это и есть любовь? Он не помнил, как тогда ответил сам себе на этот вопрос. Помнил только вдруг охватившую его смутную тоску. Глядя на струйку дыма, поднимавшуюся из трубки, он печально размышлял о девушке. А поезд мчался сквозь ущелье в горах, залитых утренним солнцем: «Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та, та-ра-рах».
Святой
Дорогие друзья!
Сейчас я нахожусь в Осаке, поэтому о ней-то вам и расскажу.
Давным-давно один человек пришёл в город Осака, чтобы наняться на службу. Полное его имя неизвестно. А поскольку человеком он был простым, все звали его просто Гонскэ.
И вот наш Гонскэ пришёл в контору по найму слуг и сел перед тамошним приказчиком, курившим трубку с длинным чубуком.
– Господин приказчик, я хочу стать святым. Подберите мне такое место, где бы я мог им стать.
Приказчик уставился на Гонскэ, утратив дар речи.
– Господин приказчик, вы меня слышите? Я хочу стать святым, прошу подыскать мне подходящее место.
Приказчик наконец опомнился.
– Мне очень жаль, но нам ещё никогда не доводилось искать работу для святого. – С этими словами он вновь сунул в рот трубку. – Думаю, вам следует обратиться в другую контору.
Гонскэ этот ответ не удовлетворил, и он, уперев руки в колени, обтянутые светло-зелёными штанами, возмутился:
– Что-то странное вы мне говорите. Вам ведь известно, что написано на вывеске у вас над входом? Уж не сказано ли на ней, что вы на всякую работу можете устроить? Коль написано «на всякую», извольте найти и для меня место. Или вы признаёте, что на вывеске у вас враньё?
Если так рассуждать, то у Гонскэ и в самом деле были все основания для гнева.
– Нет-нет, на вывеске правдиво каждое слово! Что ж, если вам непременно нужна работа, на которой можно стать святым, приходите завтра. А я попробую разузнать, куда лучше вас определить.
Так приказчик уступил Гонскэ, чтобы выиграть время, но он и понятия не имел, чему нужно обучаться, чтобы стать святым. Поэтому, едва посетитель ушёл, приказчик тут же отправился к лекарю, жившему по соседству. Рассказав о случившемся, он обеспокоенно спросил:
– Ну, что думаете? Посоветуйте, где нынче можно выучиться на святого!
Лекаря такой вопрос, само собой, озадачил. Некоторое время он сидел неподвижно, скрестив руки и устремив взгляд на сосну во дворе. Вдруг раздался голос – коварная жена лекаря по прозвищу Старая Лиса подслушала слова приказчика:
– Так присылайте его к нам. За пару-тройку лет мы из него наверняка святого сделаем.
– Неужели? Какая удача! – просиял приказчик. – Тогда поручаю его вашим заботам! Мне всегда казалось, что у врачей и святых есть что-то общее!
И простодушный приказчик, не переставая кланяться, ушёл.
Лекарь с кислой миной проводил его до двери, а затем повернулся к жене.
– Что ты ему наплела? До того простофили рано или поздно дойдёт, что никаким премудростям или секретам бессмертия мы его не научим! Ты хоть понимаешь, что тогда будет?
Однако жена только усмехнулась, наморщив нос.
– Помолчал бы лучше. Такой честный дурень, как ты, в этом суровом мире и на еду себе не заработает, – презрительно ответила она.
На следующий день приказчик, следуя уговору, привёл простого деревенского парня Гонскэ в дом лекаря. Наш герой надел хаори с гербами, очевидно, посчитав, что для знакомства нужно приодеться, но всё равно ничем не отличался с виду от обычного крестьянина. Однако именно это и стало для всех неожиданностью. Лекарь глазел на Гонскэ, будто на редкого зверя из дальней страны.
– Нам сказали, ты желаешь стать святым. Откуда же взялось такое устремление?
– Вообще-то у меня нет никакой особой причины. Просто, любуясь однажды Осакским замком, я подумал, что даже великий человек вроде нашего правителя в конце концов покинет этот мир. Какую бы славу ты ни снискал, всё одно – умрёшь.
– А ты, значит, готов браться за любую работу, чтобы стать святым? – улучив момент, встряла хитрая жена лекаря.
– Да, чтобы стать святым, возьмусь за любую работу.
– Что ж, если поступишь к нам в услужение на двадцать лет, в последний год обучим тебя ремеслу святого.
– Вот так удача! Век буду вам благодарен!
– Только есть условие: за все двадцать лет ты не получишь ни гроша.
– Хорошо, я согласен!
И с того самого дня Гонскэ двадцать лет трудился у лекаря. Воду таскал. Дрова колол. Обед варил. В доме мыл да подметал. Кроме того, когда лекарь шёл к больному, Гонскэ носил за ним ящик с лекарствами. И ни разу не попросил он платы – во всей Японии не сыскать такого замечательного слуги.
Однако двадцать лет вышли, и Гонскэ вновь предстал перед лекарем и его женой в том же хаори с гербами, какое было на нём в день поступления на службу. Он вежливо поблагодарил их за то, что заботились о нём все двадцать лет, и сказал:
– А теперь прошу вас, как и было обещано, научить меня ремеслу святого, чтобы я обрёл бессмертие.
Услыхав эти слова, лекарь замялся. Не мог же он взять и сказать Гонскэ, бескорыстно служившему у них верой и правдой двадцать лет, дескать, мы про святых ничего не ведаем. Пришлось лекарю ответить:
– Как стать святым, известно моей жене. Пусть она тебя и научит.
С этими словами он отвернулся. Впрочем, его жена и глазом не моргнула.
– Так и быть, научу я тебя премудростям святых, однако тебе нужно в точности исполнять мои приказы, как бы тяжело ни приходилось. Если ослушаешься хотя бы один раз, ты и святым не станешь, и сверх того будешь служить мне без жалованья ещё двадцать лет. Иначе тебя ждёт ужасная кара и ты умрёшь.
– Хорошо! Как бы тяжело ни приходилось, я сделаю всё, что вы прикажете.
Гонскэ, вне себя от радости, ждал первого приказа.
– Для начала забирайся на сосну в нашем дворе, – велела жена лекаря.
Конечно, никаких секретов бессмертия она не знала. Вероятно, она задумала дать Гонскэ невыполнимое поручение и оставить его в услужении ещё на двадцать лет. Гонскэ, как только услышал приказ, в мгновение ока забрался на сосну.
– Выше! Карабкайся выше, ещё выше! – кричала жена лекаря, стоя на крыльце.
И вот уже Гонскэ в хаори с гербами оказался на самой верхушке высокой сосны, что росла во дворе у лекаря.
– А теперь отпусти правую руку!
Гонскэ, крепко держась левой рукой за ветку, осторожно разжал пальцы на правой руке.
– Теперь отпускай и левую!
– Эй, постой! – вмешался лекарь. – Если и впрямь отпустит левую руку, он ведь рухнет на землю. Внизу камни, он же костей не сосчитает!
Лекарь тоже вышел на крыльцо и с беспокойством посмотрел на Гонскэ.