20. Ожидалось, что около десяти часов вечера в особняк нагрянут посланцы Дзибусё. Охранять главные ворота взялся Ивами, вход сбоку – Ига Инатоми, а женская половина досталась Сёсаю. Заслышав шум, госпожа послала Умэ к супруге господина Ёитиро, но та уже где-то укрылась, ибо в комнате её не оказалось, и вещи тоже исчезли, что, признаться, всех нас обрадовало. А вот госпожа Сюрин страшно разгневалась и, обратившись к нам, изволила сказать, что она дочь благородного полководца Корэто, с самим Хидэёси воевавшего за трон в битве при Ямадзаки, и в предсмертный час возносит молитвы она Матери Божией Марии, пребывающей в парайсо. И ей, столь высокородной и благочестивой, посмела нанести оскорбление дочь какого-то безвестного дворянина!.. У госпожи в ту минуту вид был такой грозный, что не забыть мне её образ до конца моих дней.
21. Вскоре в соседние покои прибежал Сёсай Огасавара в синей кольчуге, с коротким мечом, чтобы послужить госпоже «посредником». Он всё ещё мучился зубной болью, левая щека распухла, отчего вид был не совсем подобающий самураю, которому следует наводить ужас на врагов. Сёсай сказал, что не смеет войти в покои госпожи, поэтому окажет «последнюю услугу» через порог, после чего и сам совершит харакири. В свидетели взяли меня и Симо, поскольку к тому времени все куда-то подевались и при госпоже оставались только мы. Госпожа взглянула на Сёсая и промолвила: «Благодарю, что пришёл оказать мне последнюю услугу!» С тех самых пор, как она невестой вошла в дом Хосокавы, Сёсай стал первым чужаком, которого она видела своими глазами; за все эти годы ни разу не встречалась она с мужчиной, исключая, разумеется, супруга, сыновей и отца. Так потом объяснила мне Симо. Сёсай опустился на колени в соседнем покое, положил ладони на циновки и провозгласил: «Пришёл наш последний час!» Однако, поскольку щека у него распухла, слова прозвучали невнятно, и госпожа, очевидно ничего не разобрав, велела: «Говори громче!»
22. Вдруг неизвестный молодой воин в светло-зелёных доспехах, с мечом, вбежал в соседние покои с криком: «Ига Инатоми нас предал, враги прорвались в боковые ворота! Поспешите!» Госпожа Сюрин сидела, приподняв правой рукой волосы над затылком и уже совсем приготовившись к смерти, но при молодом человеке, как видно, устыдилась, потому что лицо её залилось краской. Никогда ещё не видела я госпожу такой красивой, как в то роковое мгновение.
23. Когда мы вышли за ворота, особняк уже объяли языки пламени, освещая отблесками улицу, где собралась толпа. Нет, то были не враги, а зеваки, сбежавшиеся поглазеть на пожар. После мы узнали, что мятежники вместе с Игой Инатоми покинули усадьбу ещё до того, как госпожа покончила с собой, однако всё это выяснилось много позже.
При таковых обстоятельствах и случилась кончина госпожи Сюрин».
Удивительный остров
Я лежу в плетёном шезлонге. Видимо, на палубе. Перед глазами ограждения, а за ними в серых волнах что-то блестит – летающие рыбы. Зачем я сел на пароход? Этого я, как ни странно, не могу припомнить. Один я или с кем-нибудь – тоже словно в туманной дымке.
Туман… Морская даль тонет в тумане. Мне лень шевелиться, но я хочу узнать, что за той дымкой. И тут, словно созданные силой моей мысли, впереди вырастают очертания острова. В центре его – горы, отчего он выглядит конусообразным, но виден только абрис, без каких-либо деталей. Я снова напрягаю волю, ведь один раз это сработало. Тщетно – по-прежнему одни лишь зыбкие очертания. На этот раз не получилось.
Справа доносится чей-то смех.
– Ха-ха-ха, не выходит? Сила мысли не подействовала, да? Ха-ха-ха!
Рядом со мной в таком же шезлонге сидит старик, с виду англичанин. Лицо его, пусть и покрытое морщинами, всё ещё можно назвать красивым. Старик одет по моде восемнадцатого века, словно сошёл с картины Хогарта. На нём шляпа, обшитая серебристым галуном, вышитый жилет и панталоны чуть ниже колен. Волосы соломенного цвета падают на плечи, только они не настоящие – это парик, ещё и присыпанный чем-то вроде муки. От удивления я ничего не могу ответить.
– Возьмите мою подзорную трубу. Через неё хорошо видно.
И старик с недоброй ухмылкой протягивает мне старую подзорную трубу, похожую на музейный экспонат.
– О, сэнкс.
Я непроизвольно перешёл на английский. Старик же, продолжая говорить на безупречном японском, махнул в сторону острова рукой, и из-под манжеты выглянули похожие на пену кружева.
– Остров называется Санрап. Он достоин внимания. Наш пароход простоит здесь дней пять-шесть, так что обязательно съездите на экскурсию. Там есть и университет, и храм. Особенно интересно в базарные дни, когда съезжаются жители с соседних островов.
Слушая старика, я гляжу в подзорную трубу. Мне виден город на берегу: ряды опрятных домиков, ветер шевелит верхушки деревьев, высится храм. Дымка наконец исчезла. Теперь всё видно отчётливо. Восхищённый, я направляю подзорную трубу немного выше… и чуть не вскрикиваю от удивления.
В безоблачное небо поднимается похожая на Фудзи гора: в этом нет ничего удивительного, – но гора, на сколько хватает глаз, покрыта овощами: капустой, помидорами, луком, редькой, репой, морковью, тыквой, огурцами, картофелем, корнями лотоса, имбирём. Самыми разными овощами. Покрыта? Нет! Она сложена из них. Овощная пирамида!
– Что… что это такое?
Не выпуская из рук подзорной трубы, я поворачиваюсь к старику. Только его уже нет. Лишь газета осталась на плетёном кресле… Я почувствовал, как кровь отливает от головы, и опять погрузился в тяжёлое забытьё.
– Ну как, осмотрели остров?
Старик, недобро улыбаясь, сел рядом со мной.
Мы в гостинице, в необычайно большом зале, обставленном в стиле австрийского модерна. Вокруг не видно ни души. Даже из лифта, расположенного в глубине помещения, никто не выходит, и никто не заходит в него. Похоже, дела у отеля идут не слишком хорошо.
Я сижу в углу на диване и курю отличную гаванскую сигару.
Из горшка над моей головой свисают побеги тыквы. Между широкими, полностью скрывающими горшок листьями выглядывают жёлтые цветы.
– Да, осмотрел. Сигару?
Старик по-детски помотал головой и достал старинную табакерку из слоновой кости. Я видел такую в одном музее. Да уж, стариков вроде этого на Западе не найти, не говоря уже о Японии. Хорошо бы познакомить с ним Харуо Сато! То-то он удивится!
– За городом сразу начинаются огороды, – заметил я.
– Большая часть населения Санрапа выращивает овощи. И мужчины, и женщины.
– На овощи такой большой спрос?
– Они торгуют с жителями близлежащих островов. Конечно, продаётся не всё. Остатки сваливаются в большие кучи. Вы, наверное, видели гору высотой тысяч двадцать футов?
– Неужели это непроданные остатки, вся эта громадина?
От удивления я мог лишь хлопать глазами. А старик продолжал загадочно улыбаться.
– Да, это все остатки. Причём они скопились только за последние три года. А если собрать непроданное и за прежние годы, мы бы засыпали овощами весь Тихий океан. Но жители Санрапа продолжают выращивать овощи. Ни днём, ни ночью не ведают они покоя. Ха-ха-ха! Прямо сейчас, пока мы разговариваем, они трудятся что есть сил. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Невесело усмехаясь, старик достал носовой платок, пахнущий жасмином. Так, наверное, должен был смеяться Сатана, издеваясь над людской глупостью. Я нахмурился и решил сменить тему.
– Скажите, когда здесь базарные дни?
– В начале каждого месяца. Но это обычные базары, а три раза в год – в январе, апреле и сентябре – проводятся большие ярмарки. Самая большая – в январе.
– Наверное, перед большими ярмарками на острове очень оживлённо?
– Да, конечно. Каждый старается к этому времени вырастить свои овощи. В ход идут фосфатные удобрения и перегной, теплицы и даже электрический ток… Всего не перечислить. Бывает и так, что люди губят овощи, торопясь их вырастить.
– Да, сегодня я тоже видел, как по огороду бегал тощий мужчина с безумным лицом и кричал: «Не успею! Не успею!»
– Вполне возможно. Ведь скоро новогодняя ярмарка. Городские торговцы тоже с ног сбились.
– Городские торговцы?
– Да, те, кто занимается продажей овощей. Торговцы покупают овощи у деревенских жителей, а люди, приезжающие с островов, покупают овощи у торговцев. Так здесь заведено.
– Наверное, я и торговца видел. Толстый такой, с чёрным портфелем в руках. Всё приговаривал: «Так не пойдёт, так не пойдёт». А какие овощи бойче всех раскупают?
– На то воля Божья. Точно и не сказать. Каждый год по-разному, а в чём причина – неизвестно.
– Видимо, лучше расходятся те, что качеством получше?
– Да как сказать. Здесь ведь качество овощей определяют калеки.
– Почему калеки?
– Судите сами. Калеки в огородах не работают, овощей не выращивают и потому при определении качества будут беспристрастны. Как в японской пословице: «Кто с холма смотрит, тот видит в восемь глаз».
– Значит, видел я и калеку. Мне попался слепец с бородой: он поглаживал не очищенный от земли клубень ямса и говорил: «Не описать красоту этого овоща. В нём цвета и розовых лепестков, и ясного неба».
– Да, видимо. Слепой, разумеется, неплохо, но идеалом считается полный калека: человек, который не видит, не слышит, лишён обоняния, не имеет ни рук, ни ног, ни зубов, ни языка. Если удастся найти такого, он становится arbiter elegantiarum[27]. Нынешний кандидат почти соответствует идеалу: у него сохранилось только обоняние. Слышал, недавно ему залили ноздри жидким каучуком, однако он всё же немного различает запахи.
– А что же происходит, когда калеки определяют, какие овощи хороши, а какие нет?
– Ничего. Сколько бы калеки ни ругали овощи, их всё равно покупают.
– Значит, всё зависит от вкуса торговцев?
– Торговцы покупают только овощи, на которые ждут спроса. А вот пользуются ли спросом именно хорошие овощи…