Одна из отличительных черт гения – способность устраивать скандалы.
Общественное мнение – всегда самосуд, а самосуд всегда развлечение. Даже если вместо пистолета прибегают к газетной статье.
Существование общественного мнения оправдывается удовольствием попирать общественное мнение.
Враждебность сравнима с холодом. Будучи умеренной, она бодрит и к тому же многим необходима для сохранения здоровья.
Совершенная утопия не появляется в основном по следующей причине. До тех пор пока не изменится человеческая натура, совершенная утопия появиться не может. А если человеческая натура изменится, утопия, казавшаяся совершенной, сразу же будет восприниматься как несовершенная.
Опасные мысли – это мысли, заставляющие шевелить мозгами.
Молодой человек, являющийся художественной натурой, позже всех обнаруживает «людское зло».
Я до сих пор помню описанную в школьной хрестоматии историю о детских годах Ниномии Сонтоку. Родившись в бедной семье, Сонтоку днём помогал родителям в их крестьянском труде, а вечерами плёл соломенные сандалии – в общем, работал как взрослый и в то же время усердно занимался самообразованием. Это весьма трогательная история, как любое повествование о человеке, выбившемся в люди, – такие истории можно найти в любой повести для массового читателя.
Однако эта история о человеке, выбившемся в люди, вместо того чтобы прославить Сонтоку, позорит его родителей. Ведь они палец о палец не ударили, чтобы дать образование сыну: наоборот, препятствовали этому, – так что с точки зрения родительской ответственности они явно вели себя позорно. Но наши родители и учителя простодушно забыли об этом. Они были убеждены, что родители Сонтоку могли быть хоть пьяницами, хоть игроками – неважно. Речь ведь не о них, а о Сонтоку. Он же, невзирая на трудности и лишения, не покладая рук занимался самообразованием. Мы, дети, должны были воспитать в себе непреклонную волю Сонтоку.
Я испытываю к эгоизму родителей Сонтоку нечто близкое восхищению. Действительно, у них оказался очень удачный сын – мальчик, помимо всего прочего, был им ещё и слугой. Более того, добившись впоследствии великого почёта, он тем самым прославил отца и мать – это уж удача так удача. Но меня, не достигшего ещё и пятнадцатилетнего возраста, глубоко взволновала сила духа Сонтоку, и мне даже пришла в голову мысль: как мне не повезло, что я не родился в такой бедной семье, как он. Обычное дело – раб, скованный цепью, жаждет, чтобы она была потолще.
Уничтожить рабство – значит уничтожить рабское сознание. Но нашему обществу без рабства и дня не просуществовать. Не случайно даже республика Платона предполагала существование рабства.
Назвать тирана тираном всегда было опасно. Но сегодня не менее опасно назвать раба рабом.
Трагедия – это когда вынужден заниматься делом, которого стыдишься. Следовательно, объединяющая всё человечество трагедия – отправление нужды.
Сильный боится не врага, а друга. Он бестрепетно повергает врага, но, как слабый ребёнок, испытывает страх непреднамеренно ранить друга.
Слабый боится не друга, а врага, поэтому ему повсюду чудятся враги.
Вот что я говорил своему другу S.M.
Заслуга диалектики. В конечном счёте заслуга диалектики состоит в том, что она вынуждена прийти к выводу, что всё на свете – глупость.
Девушка. Напоминает бескрайнее, прозрачно-холодное мелководье.
Раннее образование. Хм… оно прекрасно: освобождает от ответственности за то, что ребёнок ещё в детском саду узнаёт, сколько горя приносит человеку ум.
Воспоминания. Это далёкий пейзаж на горизонте, причём уже несколько упорядоченный.
Женщина. Судя по словам Мэри Стопс, женщина настолько верна мужу, что по крайней мере раз в две недели испытывает к нему влечение.
Юношеские годы. В юности меланхолия проистекает от высокомерия ко всему на свете.
Горести делают человека умным. Если умным человека делают горести, то осторожный человек в своей ординарной жизни никогда не станет умным.
Как мы должны жить? Так, чтобы оставить для себя хотя бы частицу непознанного мира.
Любое общение само по себе требует неискренности. До конца раскрыть свою душу приятелям без тени неискренности – значит неизбежно порвать отношения, даже с самым закадычным другом. Закадычный друг – в той или иной мере это можно сказать о каждом из нас – ненавидит или презирает своего приятеля, даже самого задушевного. Правда, ненависть перед лицом выгоды теряет свою остроту, а само презрение порождает неискренность, поэтому, чтобы сохранить задушевные отношения со своими приятелями, нужно максимальное уравновешивание презрения и выгоды. Но это не каждому дано. Иначе как бы появлялись в давние времена благовоспитанные, благородные люди и как бы в столь же давние времена в мире царил золотой век, не знавший войны?
Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно любить повседневные мелочи. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьёв, лица прохожих – во всех этих повседневных мелочах нужно находить высшее наслаждение.
Чтобы сделать жизнь счастливой? Но ведь те, кто любят мелочи, из-за мелочей всегда страдают. Лягушка, прыгнувшая в заросший пруд в саду[37], нарушила вековую печаль. Но лягушка, выпрыгнувшая из заросшего пруда, может быть, вселила вековую печаль. Жизнь Басё была полна наслаждений, но в глазах окружающих его жизнь была полна страданий. Так и мы – чтобы наслаждаться самым малым, должны страдать от самого малого.
Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно страдать от повседневных мелочей. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьёв – во всех этих повседневных мелочах нужно видеть и муки ада.
Из всего присущего богам наибольшее моё сочувствие вызывает то, что они не могут покончить жизнь самоубийством.
Мы находим массу причин поносить богов. Но, как это ни печально, японцы не верят и в заслуживающего поношения всемогущего Бога.
Народ – умеренный консерватор. Общественный строй, идеи, искусство, религия – чтобы народ полюбил их, нужно, чтобы на них был налёт старины.
Понять, что народ глуп, – этим гордиться не стоит, но понять, что мы сами и есть народ, – вот этим стоит гордиться.
Древние причисляли к великим принципам государства сделать народ глупым, но лишь настолько, чтобы не потерять возможность сделать его ещё глупее или чтобы не потерять возможность сделать его и мудрым.
Чехов в одном из своих писем так рассуждает о различии между мужчиной и женщиной. Женщина, старея, всё больше занимается женскими делами, а мужчина, старея, всё больше отходит от женских дел.
Но эти слова Чехова равносильны заявлению, что мужчины и женщины, старея, перестают интересоваться отношениями между полами. Но ведь это известно и трёхлетнему ребёнку. Более того, слова Чехова указывают не столько на существование различия между мужчиной и женщиной, сколько на то, что такое различие отсутствует.
Одежда женщины – часть её самой. Кэйкити не поддался искушению, разумеется, благодаря присущей ему нравственности. Но нужно вспомнить, что женщина, искушавшая Кэйкити, надела одежду его жены. Если бы она этого не сделала, то, видимо, вообще не смогла бы его соблазнить.
Примечание. См. повесть Кикути Кана «Искушение Кэйкити».
Сколько комических поражений терпели мы, когда, выбирая жену, заботились главным образом о том, чтобы она была девственницей. А ведь женитьба – самое подходящее время, чтобы отказаться от поклонения девственности.
Поклонение девственности может начаться лишь после того, как убедишься в ней. Здесь чувству предпочитаются ничтожные знания, поэтому поклонников девственности можно с полным основанием назвать высокомерными учёными, чуждыми любви. Возможно, не случайно и то, что поклонники девственности с такой серьёзностью занимаются её выявлением.
Разумеется, поклонение девушке совсем не то, что поклонение девственности. Люди, считающие эти понятия синонимическими, слишком недооценивают артистический талант женщин.
Одна школьница как-то спросила моего приятеля: целуясь, нужно закрывать глаза или можно оставлять их открытыми? Я вместе с этой школьницей очень сожалею, что в школе не преподают правил приличия в любви.
В школьные годы я читал разные поучительные истории о Каибаре Эккэне. Однажды он плыл на пароме с каким-то незнакомым студентом. Студент, словно гордясь своими познаниями, самоуверенно рассуждал о разных науках. Эккэн, не перебивая, внимательно слушал его. Тем временем паром пристал к берегу. Тогда было принято, чтобы пассажиры, сходя с судна, сообщали своё имя. Тут студент узнал, что разговаривал с великим конфуцианцем, и, смутившись, стал извиняться за свою неучтивость. Вот такую поучительную историю я однажды прочёл.
В то время из этой истории я понял, что скромность – важная добродетель: во всяком случае, старался это понять, – но теперь, как это ни печально, не вижу в ней ничего поучительного. Теперь эта история воспринимается мной с некоторым интересом лишь потому, что я думаю о ней так: