Я не питаю особого почтения к так называемому «духу Эдо», к прелестям этой эпохи. Не склоняю голову перед произведениями того времени. Но было бы несправедливо ограничиться высмеиванием произведений писателей той эпохи как «легковесных». Если их «шуточные» произведения рассматривать как «серьёзные», то действительно возникнет масса вопросов в связи с входящими в их число кибёси и сярэбон. Нет, мы не должны соглашаться с теми, кто восторгается такими произведениями, но не должны с лёгким сердцем согласиться и с теми, кто их высмеивает.
Заметки ТёкодоПродолжение
Есть люди, которые время от времени говорят мне, чтобы я, как эксперт, высказал своё мнение о том или ином автографе Нацумэ-сэнсэя. На мой взгляд, я, разумеется, не могу сделать этого и лишь представлю как подлинники явные подделки. Недавно мне случайно попался в руки веер, который среди подделок не казался подделкой. Действительно, хотя стихотворение на нём было подписано именем Сосэки, на самом деле оно не принадлежало Нацумэ-сэнсэю. Но в то же время характер стихотворения, стиль указывали на то, что оно не было написано как подделка творения Нацумэ-сэнсэя. Кто же тогда был Сосэки? Первое имя Тохакудо Торина было Сосэки. Правда, увиденный мной веер, мне кажется, был для этого недостаточно старым. Я с жалостью думаю о человеке, подписавшем этот веер, который, не будучи подделкой, может быть назван подделкой. Кстати сказать, в последние годы появилось множество подделок автографов Нацумэ-сэнсэя.
Глядя каждый день на сад, я убеждаюсь, что мох наиболее красив перед тем, как выпадет иней… чаще всего в октябре. А вот красные бутоны на кустах фотинии и теристремии до того, как выпадет иней, не столько красивы, сколько жалки.
Кое-кто спрашивает у меня, почему я взял псевдоним Тёкодо. Особых соображений на этот счёт у меня не было. Просто как-то назвал себя так, и всё. Однажды Сасаки Мосаку-кун спросил у меня: «Ты не влюбился в гейшу по имени Сумиэ?» Разумеется, ничего подобного не было. И тогда я подумал, что кроме настоящего имени неплохо бы иметь ещё какое-нибудь.
Вместе с тем литературный псевдоним, так же как и само произведение, указывает на индивидуальные черты, присущие автору. Хисида Сюнсо в детстве получил прозвище Сюнсоку, то есть «рысак», «выдающийся ученик». Видимо, в детские годы он действительно был таким. Или, например, Масамунэ Хакутё ещё в давние годы получил, как мне кажется, прозвище Хакутё[46]. Не исключено, что память мне изменяет. Но если нет, то это его прозвище действительно характеризует Масамунэ – во всяком случае, в его детские годы. Я думаю, что в давние времена писатели брали литературные псевдонимы не просто из желания позабавиться. Они придумывали их в соответствии с прогрессом вкуса.
Останки Шиллера после его смерти, то есть с 1805 года, находятся в усыпальнице великих герцогов в Веймаре. Но всего через двадцать лет в связи с перестройкой усыпальницы череп его был преподнесён Гёте. Череп своего давнего друга он поставил на свой письменный стол и сочинил стихотворение, озаглавленное «Шиллер». Мало того, Эберейн, в частности, немало потрудился, чтобы написать поясной портрет, который называется примерно так: «Гёте, смотрящий на череп Шиллера». Но это был череп не Шиллера, а какого-то другого человека. (Настоящий череп Шиллера был совсем недавно обнаружен профессором анатомии из Тюбингена.) Прочитав об этом, я почувствовал, что это похоже на проделки дьявола. Гёте, потрясённый, как оказалось, черепом другого человека, предстаёт в весьма комичном виде. Но если это и в самом деле не был череп Шиллера, в собрании сочинений Гёте фактически не хватает стихотворения «Шиллер».
Покинуть веймарский двор Гёте вынудила супруга фон Гегендорфа. Но та же мадам Гегендорф заставила Шопенгауэра сочинить единственное за всю жизнь любовное стихотворение. Не было другой женщины, которая питала бы к Гёте такую антипатию, как она. Но она была, конечно, единственной женщиной, питавшей любовь к Шопенгауэру. Её всё же нельзя считать обыкновенной женщиной, хоть она и терзала гения. Действительно, судя по фотографии, её в самом деле можно было назвать пусть несколько странной, но красавицей с большими глазами и вздёрнутым носиком.
В бытность преподавателем я как-то гордо шествовал по улице, забыв повязать галстук. К счастью, это заметил Суга Тадао-кун. Но однажды после того, что произошло со мной, преподаватель физики шёл в школу, забыв пристегнуть воротничок, хотя на его шее висел галстук. Какой из этих случаев комичнее?
Когда я вместе с Кикути ездил в Нагасаки, мы в поезде много спорили о литературе. Неожиданно я обратил внимание на то, что Кикути крутит в руках зонт. Я его, конечно, спросил: «Что ты делаешь?» Печально улыбнувшись, Кикути вернул зонт сидевшей рядом женщине. В общем, вместо того чтобы спорить о литературе, я напал на Кикути за его рассеянность. Тогда он сдался. Но, выйдя в Нагасаки, я сам забыл плащ в ресторане Уэноя. Разве мог Кикути не порадоваться этому? К моей досаде, он весело рассмеялся и сказал: «Теперь не хвастайся своей осмотрительностью».