Наука была тоже очень популярна. Пайпер отправился в путешествие, со дня смерти Чарлза Дарвина прошло уже восемнадцать лет. Было признано, что принципы, выделенные Дарвином, следует отнести и к человеку, хотя очень многие отказывались принять его теорию эволюции.
Вот такое положение вещей существовало на тот момент в научном мире. Достигнув континента, Пайпер остановился на территории современной северной Венгрии после короткой остановки в Будапеште. Свои исследования он начал в известняковых пещерах в горах Бюкк. Какое-то время Пайпер работал в одиночку, но затем он подобрал команду рабочих. Благодаря детальному описанию работ мы знаем их имена. Кроме самого Пайпера в группу входили: британец, которого предположительно звали С.Б. Морисон, два брата венгра, Петер и Паал Фекете, и еще один венгр по имени Золтан Надашди.
Преодолев первые трудности и разочарование, в одной из пещер Пайпер нашел то, что искал — древнее захоронение. Мы до сих пор не знаем, в какой именно пещере, но рассказ о его усилиях, детальное описание раскопок, каждого дюйма, до сих пор поражает воображение читателя. Доктор Фредерик Мэдисон, выдающийся антрополог, великодушно оказавший мне помощь в оценивании дневников и самой венеры, заверил меня, что работы проводились тем способом, который практикуется и по сей день. Профессор Мэдисон также очень помог в организации исследования чернил и бумаги, на которой написаны оба документа, за что я ему чрезвычайно благодарен. Тесты показали, что и бумага и чернила датируются описываемым временным отрезком. Ни я, ни профессор нисколько не сомневаемся в подлинности обоих документов.
В Англии Пайпера ждало признание. Согласно протоколу исторического собрания его находки были признаны убедительными. О его достижениях стало широко известно и вне собрания. „Господин Пайпер предоставил нам превосходное описание своих научных изысканий по истории человека в отдаленных уголках Венгрии. Иллюстрации, которые он любезно продемонстрировал нам, великолепны. Его выводы безупречны“, — сообщала одна из газет того времени.
К сожалению, повествование обрывается: нет никаких указаний на то, что Пайпер вернулся в Англию. Возможно, более поздние записи просто утеряны. В самом начале своих дневников Пайпер признается, что надеется извлечь выгоду из этого путешествия, и, как оказалось, ему это удалось. Из других источников мы узнаем, что он снова обосновался в Лондоне, где стал желанным гостем на званых обедах благодаря своей репутации. Светские хроники того времени сообщают, что в течение нескольких лет его часто приглашали на обеды и он подолгу рассказывал о своем путешествии. Ему также удалось купить участок земли в придачу к дому в Лондоне. Он довольно удачно женился, что никак не могло помешать его успеху. Нет никаких намеков на то, что он когда-либо совершил еще одно путешествие, подобное первому. Он умер в своем сельском имении в Дэвоне 30 июля 1945 года, став свидетелем двух ужасных войн.
Читатели, возможно, еще не знают, а может, уже слышали, что эти дневники привели к одному из самых выдающихся открытий — фигурке венеры эпохи палеолита, известная теперь как Мадьярская венера. Я убежден, что именно благодаря этому Пайпера будут помнить.
А теперь я представляю вашему вниманию дневники выдающегося путешественника и пытливого ученого, Сирила Джеймса Пайпера».
Похоже, кое-что «шито белыми нитками». Хотя предисловие к книге и те объяснения, что Кароль дал мне во время обеда, полностью совпадали (ведь, в конце концов, это то, чем обычно занимается человек, когда пытается проследить историю объекта — ищет несоответствия), все-таки меня беспокоила одна небольшая странность и в предисловии, и в нашем разговоре за обедом. Почему дневники оказались в Будапеште, когда Пайпер, совершенно очевидно, вернулся в Англию, не только для того, чтобы представить свои находки, но, если Кароль прав, и остаться там? Неужели он вот так просто взял да и оставил свои дневники? Обычно так с дневниками не поступают. Если он все-таки взял их с собой, то каким образом они вернулись обратно, особенно учитывая те ужасные события, что захлестнули Венгрию в прошлом столетии?
И почему открытию венеры была посвящена лишь пара абзацев? Даже в предисловии об этом почти ничего не говорилось. Может, Кароль нашел ее уже после того, как книга была сдана в печать? Возможно. А может, он планировал написать еще одну книгу, теперь посвященную статуэтке? Тоже возможно. И все же, вопросы, вопросы…
И, в конце концов, не слишком ли много совпадений? Кароль случайно нашел доклад Пайпера, а потом так же случайно нашел дневники, а затем (Боже мой!) появляется венера. Как бы ужасно это ни звучало, вполне возможно, что все сложилось чересчур удачно, оба объяснения уж слишком совпадали. Было такое впечатление, что они были отрепетированы и не один раз. Возможно, Диана права. Что-то тут не так. Необходимо самой во всем покопаться. Я взяла телефон.
— Привет, Фрэнк, — произнесла я, как только нас соединила секретарша, голосок у нее был словно у пятилетнего ребенка. — Это Лара.
— Лара! — воскликнул он. — Здравствуй, — его голос звучал, так скажем, несколько неуверенно. И не удивительно, учитывая, что я приставала к нему с непристойностями, выражаясь довольно громко, что было неуместно в тот вечер в баре. Я едва могла поверить, что вытворяла подобное, да я при одной только мысли о подобном заливаюсь краской от смущения.
— Я звоню, чтобы извиниться за тот вечер. У меня не было этой возможности во время похорон. Не знаю, что нашло на меня. Обычно я так не напиваюсь, да и не веду себя так. Просто совсем недавно я порвала отношения, которые длились несколько лет. Видимо, я была немного не в себе. Тяжело все это, — добавила я. Теперь посмотрим, подействует ли эта явная, но лишь косвенно правдивая мольба о сострадании.
— Боже! — произнес он. — Это действительно очень нехорошо.
— Я надеялась, что ты позволишь пригласить тебя куда-нибудь в ужасно дорогое место на ленч, чтобы я смогла искупить свою вину, — предложила я.
Он рассмеялся.
— Конечно, я не против.
— Как насчет сегодня? — предложила я.
— Было бы замечательно. Погоди минутку, я проверю ежедневник. — Последовала небольшая пауза. — Идет! Когда и где?
— Бистро «990», в час дня?
— Годится, — согласился он. — То есть, я хотел сказать, что сойдет за извинение за тот вечер. Если только ты опять не начнешь приставать ко мне.
Стало ясно: за свою неосмотрительность мне придется расплачиваться еще очень долго.
— Обещаю, — заверила я. — Увидимся в час.
Я настояла на том, чтобы нам принесли бутылку отличного вина, и теперь потихоньку пила из своего бокала мелкими глотками в отличие от Фрэнка.
— Я читаю книгу Кароля, — сказала я. — Мне очень нравится. Полагаю, что она разойдется «на ура», учитывая всю эту шумиху вокруг венеры. Кстати, книга просто восхитительна! Иллюстрации, фотографии, обложка — все. Она действительно хорошо продумана.
— Спасибо. Я рад, — произнес он. — Первые продажи хорошие. Магазины начинают закупать ее, что тоже неплохо. Посмотрим, как будет обстоять дело с повторными заказами. Хотя у книги есть все: венера, которой двадцать пять тысяч лет, автор, которого обожают телекамеры и по которому просто с ума сходят женщины-репортеры, да еще и разгадка настоящей тайны. Сами по себе эти дневники почти ничего не стоят. Только, пожалуйста, не говори никому о том, что я сказал это, особенно Каролю, ладно? — попросил он, делая еще один большой глоток.
— Учитывая, какой компромат у тебя есть на меня, было бы очень глупо с моей стороны раскрывать твои секреты, — ответила я.
Он улыбнулся.
— Спасибо, что напомнила. Ящик этого вина, и ты будешь прощена окончательно и навсегда. Шучу! На самом деле, ты была очень даже ничего, а я был достойным холостяком. Только через много лет после колледжа я смог отдаться своим истинным, э-э-э, предпочтениям. Я был польщен. И даже хорошенько подумал над твоим предложением.
— Ты так добр. Должно быть, выпуск книги обошелся в приличную сумму. Такая качественная бумага, а какой дизайн!
— Угу. Я боялся, что о нас даже и не вспомнят, что Коттингем и Кароль обратятся в какое-нибудь большое издательство или в университет, но Кортни Коттингем вложила некоторую сумму, и это очень помогло. Кароль уговорил ее, этот сладкоречивый засранец. Этот парень и птицу уболтает.
— Он вчера звонил мне, — сказала я. — Ты что, дал ему мой номер?
Этот вопрос, конечно, не был частью моего расследования, но я должна была знать.
— Каким образом я мог сделать это? — удивился он. — Я даже не знаю его.
— Я очень удивилась, когда он позвонил, ведь вечером в Коттингеме было ясно, что он не помнит меня.
— Об этом ты в баре рассказывала. И не раз. Я напомнил ему про тебя, что вы встречались и все такое, когда разговаривал с ним на следующий день. Я рад, что он позвонил.
«Черт», — подумала я. Я не раз замечала, что иногда лучше оставаться в неведении. Я не очень-то поверила во всю эту историю про очки, но все же…
— Так Кароль вот так просто вошел к тебе в кабинет, а в портфеле с собой у него была рукопись?
— Почти угадала, — кивнул он. — Он не стал прибегать к помощи агентов и тому подобным ухищрениям. Он просто пытался продать ее по более выгодной цене. Тогда у него еще не было венеры, так что рукопись не представляла большого интереса. Существует достаточное количество книг и дневников о путешествиях викторианской эпохи. И если в них не описывается нечто особенное, например, что-то вроде гробницы фараона Тутанхамона, они не вызывают особого интереса. Если бы это был не Кароль, я бы не стал уделять ей много внимания. Я имею в виду то, что мы в «Калман и Хорст» стараемся публиковать книги, написанные канадцами, на темы, интересующие канадцев. Откровенно говоря, мы были близки к банкротству. Кароль мог заработать себе имя на книге, но книга сама по себе не представляла особой ценности. Но ты же знаешь, каким убедительным может быть Кароль. Он сказал, что сделает нечто такое, что поспособствует продажам, и, видит Бог, он это сделал. Без какой-либо посторонней помощи он помог нам выбраться из очень затруднительного положения.