Марица ничем не могла помочь женщинам. Она металась по дому взад и вперед, перебегая из комнаты в комнату, как взволнованный ребенок. Она зачем-то принялась возиться с мебелью, передвигая каждый предмет на сантиметр-два то в одну, то в другую сторону. Затем, прекратив это нелепое занятие, она стала нервно теребить свое ожерелье, напевая при этом в рассеянности какую-то мелодию, как часто делала, когда была встревожена или раздражена. Только после того, как тетушка Жужи отругала ее, она замолчала. В течение всего этого дня тетушке Жужи приходилось неоднократно ставить Марице на вид ее поведение, напоминая, что ей следует вести себя как матери, которая понесла тяжелую утрату.
Наконец женщины одели Шандора-младшего. Они взяли ту же одежду, в которой он был на похоронах своего отца два года назад. На подготовку тела было потрачено несколько часов, однако повитуха продолжала испытывать беспокойство: тело мальчика выглядело совершенно иссохшим, и те, кто придет на похороны, могли заподозрить неладное.
Тетушка Жужи слегка приподняла Шандора-младшего. Он был легким, как прибитая к берегу реки небольшая высохшая коряга. Тело весило не больше 30 килограммов.
Повитуха отнесла тело в гостиную. Обеденный стол в ней отодвинули в угол, а между двумя стульями положили две доски, чтобы соорудить «холодную постель». Наклонившись, тетушка Жужи аккуратно положила тело на нее.
К этому времени в доме стало невыносимо холодно. На внутренней стороне оконных стекол образовался слой льда. Стены в доме на ощупь были влажными. Тетушка Жужи могла видеть, как у нее и у других женщин изо рта вырывался пар. На ней было несколько нижних юбок, однако она все равно сильно мерзла, словно лежала в снегу лицом вниз. От холода у нее заныли суставы. Однако, пока тело умершего находилось в доме, зажигать огонь было нельзя.
Повитуха слышала, как Михай во дворе приветствовал тех, кто пришел проститься с Шандором-младшим. Спустя некоторое время в дом вошла большая группа людей, образовав круг за женщинами, стоявшими рядом с телом. Эти женщины, казалось, очертили вокруг Шандора-младшего условную границу, которую его друзья не осмеливались нарушить.
– Боже, утешь тех, у кого на сердце печаль, кто остался один, и забери мертвых в царство небесное, – монотонно повторяли пришедшие проститься.
– Да услышит вас Бог, – отвечала Марица, не поднимая головы.
Вскоре тетушка Жужи, Лидия и Марица начали плакать и пронзительно причитать. Каждый раз, когда в дом входил очередной друг Шандора-младшего, желавший проститься с ним, и произносил положенные в этом случае слова, их плач и причитание становились все громче. При этом если повитуха и Лидия в основном плакали, то Марица причитала, нанизывая одно на другое в длинную цепочку слова печали и скорби.
Скорбящих быстро выпроваживали из дома. Им не разрешалось вплотную подходить к Шандору-младшему и всматриваться в него, им не разрешалось надолго задерживаться в гостиной. Каждому их них на прощание отводилось буквально несколько секунд. Чувствуя себя отвергнутыми и обманутыми, ближайшие друзья Шандора-младшего собрались в хлеву дома Михая. Некоторые, чтобы сесть, использовали пустые перевернутые ведра, другие опустились на циновку, не подозревая, что Шандор-младший испустил на ней свой последний вздох. Собравшиеся сняли с полки фляжку Михая и передали ее по кругу. Затем нашелся кувшин со спиртным, хранившийся в шкафу. Друзья Шандора-младшего могли слышать женский плач и причитания в доме, хотя на расстоянии эти звуки стали носить несколько таинственный характер. Было также слышно, как некоторые старики поют в доме псалмы.
Спустя какое-то время собравшиеся в хлеву начали вспоминать, какие у их друга были достоинства. Никто не играл в тарок[20] так хорошо, как Шандор-младший. Никто не был более незадачливым похитителем цыплят, чем он. Во всем Надьреве, да и на всей Венгерской равнине не нашлось бы человека с более острым умом, чем у Шандора Ковача-младшего.
Когда кувшин со спиртным опустел, стали выдвигаться различные теории о его смерти. В последние годы ему стало заметно хуже, но никто из собравшихся не ожидал, что он умрет. Один из друзей Шандора-младшего высказал предположение, что его смерть ускорило неудачное пребывание в Будапеште.
Собравшиеся, как и ожидалось, поговорили о смерти отца Шандора-младшего и о некоторых других мужчинах, которых они знали и которые недавно также скончались. Среди них были и те, кто побывал на войне. Они выжили на передовой, а когда вернулись домой, то умерли после непродолжительной болезни. Всех поразила смерть Фаркаша, который скончался в сентябре в возрасте тридцати девяти лет. А Мейджора проводили на кладбище буквально два дня назад.
За последнее время в Надьреве так много мужчин ушло из жизни, что друзья Шандора-младшего даже начали путаться в том, кто из деревенских уже умер, а кто еще жив. Они сдержанно посмеялись, когда кто-то из присутствовавших рассказал историю об одном своем приятеле, который отправился на поминки друга и неожиданно увидел, как тот идет по улице мимо него.
Посмеявшись, собравшиеся вернулись к воспоминаниям о Шандоре-младшем. Они оставались в хлеву до поздней ночи и разошлись только тогда, когда пошел снег.
Четверг, 20 ноября 1919 года
В доме Марицы было темно, если не считать слабого свечения, исходившего от лампы тетушки Жужи. В помещении по-прежнему было холодно и тихо.
Тетушка Жужи ушла с похорон пораньше, чтобы вернуться в дом Марицы. У нее было не так много времени на то, что она собиралась сделать, поскольку участники похорон вскоре должны были вернуться в дом на поминки. Она вразвалку прошла на кухню и поставила там свои корзины на пол. Они были наполнены веточками и сухофруктами, которые она приготовила специально для этого случая. Повитуха открыла кухонный шкаф, достала из него ту большую кастрюлю, которую Марица использовала для приготовления гуляша, и высыпала в нее содержимое корзин. После этого она зажгла спичку и подожгла сухие веточки в кастрюле. От одного вида занявшегося огня ей сразу же стало теплее.
Тетушка Жужи обычно не боялась возвращения души гадзо, белого человека. Она знала, что только муло, оживший призрак умершего цыгана, способен вернуться, чтобы начать мстить живым. Однако то, как долго страдал Шандор-младший, заставляло ее нервничать. Она решила принять меры предосторожности.
Повитуха смотрела, как пламя облизывает веточки, а затем пожирает плоды. Когда тетушка Жужи прошлась по дому с кастрюлей, в которой горел огонь, весь дом наполнился чудесным ароматом. Теперь дом был очищен от духа Шандора Ковача-младшего, а сам Шандор-младший стал принадлежать другому миру.
Дом Шандора-старшего располагался дальше по улице Арпада на большом земельном участке. Тетушке Жужи он был хорошо знаком, поскольку иногда ей приходилось лечить Шандора-старшего от мышечных спазмов, растяжений и прочих болячек. По твердому убеждению повитухи, этот прекрасный дом идеально подходил для ее младшего сына. Сейчас ей было особенно приятно думать об этом. Она чувствовала себя довольной, словно после сытной, вкусной еды. Марица согласилась с тем, что ее последняя оплата услуг повитухе, которую следовало сделать через шесть месяцев, будет произведена в виде передачи ей дома Шандора.
Подозрения врача
Это ни для кого не было секретом.
Марица подняла свою корзину в фургон и положила ее там на кожаную скамью, затем подобрала юбку и сама забралась внутрь. После этого она поправила свою шляпку. У шляпки были широкие поля для защиты от солнца и длинная лента, которую Марица завязала небольшим бантиком у себя под подбородком. Из корзины доносился запах жареного бекона. Марица положила туда также большие куски белого хлеба, а на дно корзины – немного фруктов. Она радовалась возможности отправиться на свои поля, где последнее время стала появляться почти каждый день.
Лошадь неторопливо шла вверх по улице Арпада. Отъехав от центра деревни, Марица направила ее в боковую улочку, где находился дом Шандора-младшего. Прошло почти восемь месяцев с тех пор, как она пообещала его повитухе, и тетушка Жужи теперь стала приставать к ней с постоянными напоминаниями об их уговоре.
Марица остановила лошадь перед домом. Так как семья Ковачей относилась к числу зажиточных, то их дом был достаточно крупным и располагался на большом участке. Марица была уверена, что для Шандора-младшего он был слишком хорош и что тот никогда по-настоящему не ценил его. Она посмотрела на дом еще мгновение-другое, а затем резко отвела от него свой взгляд. Откинувшись на спинку сиденья и взмахнув вожжами, Марица погнала лошадь рысью. Она все больше утверждалась в мысли, что для этого дома можно было бы найти гораздо лучшее применение, чем просто отдать его старой повитухе.
Лошадь проскакала с километр или около того. На своем пути Марица миновала группу цыганок, которые шли с большими узлами за спиной, но в основном дорога была почти пуста. Она должна была снова оживиться лишь с наступлением сумерек, когда крестьяне с телегами будут устало возвращаться в деревню.
Марица слегка приподняла свою шляпу и посмотрела на поля. Бросалось в глаза перекрестье дорожек, соединявших один земельный надел с другим, где крестьяне обычно устраивались перекусить. Вот и сейчас там сидел на земле один из крестьян, положив рядом с собой сумки с едой.
Марица натянула поводья и, когда лошадь остановилась, прищурила глаза от яркого солнца, чтобы получше рассмотреть свои золотистые поля.
Она увидела, как отдыхавший крестьянин поднял глаза, тоже прищурился, поднял руку и помахал ей. Затем он неуклюже выбрался с поля на дорожку и короткими шагами заторопился к ней. У Франклина был вид выходца с Венгерской равнины. Откуда бы родом он на самом деле ни был, Марица сразу поняла натуру этого человека.