Иногда ее навещал Франклин. Он, ничуть не смущаясь, запросто входил через парадную дверь с видом человека, которому здесь принадлежало все. По настоянию Михая Франклин и его сестра переехали в дом, где раньше жил Шандор-младший. Михай теперь часто отсутствовал, выезжая в Будапешт, и Франклин предпочитал именно во время этих поездок приходить к Марице, а затем покидать ее дом (и дом Михая).
Марица была не единственной в Надьреве, кто искренне обрадовался возвращению тетушки Жужи. Старый Амбруш также был рад видеть бывшую повитуху, когда она вернулась. Он так тепло приветствовал тетушку Жужи, словно день и ночь молился о ее возвращении – и его молитвы наконец-то были услышаны. В каком-то смысле именно так и было, поскольку старый Амбруш испытывал все больше проблем со своим здоровьем. Иногда по утрам он вставал с ощущением, будто провел ночь с грудой кирпичей на груди, а бывали дни, когда он не мог дойти от хлева до входной двери дома, не запыхавшись. Все то время, пока тетушка Жужи находилась в тюрьме в Сольноке, старый Амбруш был вынужден обходиться без ее настоек, в лечебную силу которых он всегда верил, поэтому он был уверен, что его здоровье пошатнулось именно по этой причине. Он и допустить не мог, что в семьдесят восемь лет его тело просто одряхлело.
Тетушка Жужи ковыляла по улице, балансируя своими двумя корзинами, – воплощение уродливой леди Правосудие, извратившей саму суть понятия «правосудие» и снова взявшей в свои толстые руки бразды правления деревенскими переулками. Одна из ее корзин была наполнена вещами, которые она украла или которые были ей даны в качестве дани, другая – травяными мазями и эликсирами, которые она приготовила у себя дома. В деревне начинался сезон сбора урожая, и у нее был длинный список пациентов, которых требовалось лечить. Как оказалось, крестьянам было все равно, что она натворила, если только она могла облегчить им боль. Если даже у них и возникали какие-либо подозрения на ее счет, это не шло ни в какое сравнение с тем, что им была нужна ее помощь.
Работа тетушки Жужи начиналась достаточно рано. Чтобы застать крестьян, которые страдали из-за грыж и потянутых мышц, но все же намеревались, преодолевая боль, выйти в поле, ей приходилось выходить из дома вскоре после восхода солнца. Она предпочитала по возможности избегать полуденной духоты. Кроме того, у нее, как правило, было намечено множество посещений на вечер, после возвращения крестьян с полей по домам.
Когда тетушка Жужи свернула на улицу Арпада, ее окутал аромат магнолий. Магнолии росли по всему центру деревни, и каждую весну они наполняли воздух своим чудесным ароматом. Тетушка Жужи с удовольствием вдохнула его, затем сорвала несколько цветков и положила их в свои корзины. Ей нравилось наслаждаться ароматом, пока она шла по деревне. Изо рта у нее торчала трубка из кукурузного початка в ожидании, когда ее раскурят.
Она не успела отойти далеко по улице Арпада, когда заметила экипаж. Лошади стояли мордами к деревенской ратуше, высокие, с темными гривами, величавые, как монахи. Они не двигались и только иногда вздрагивали, когда им становилось невмоготу терпеть стаю мух, жужжавших у них перед глазами.
Колеса экипажа были покрыты мягкой грязью дорог Венгерской равнины. Между некоторыми спицами застряли целые комки грязи. Дверцы экипажа тоже были понизу заляпаны дорожной грязью, и тетушка Жужи могла отметить, что часть этой грязи отлетела, когда одну дверцу с силой захлопнули.
Бывшая повитуха медленно обошла вокруг экипажа, словно боксер, выходящий на ринг. Она пожевала незажженную трубку, размышляя, что же ей делать. После этого она подошла поближе, ухватилась за дверцу, приоткрыла ее и подалась вперед, оказавшись лицом на одном уровне с задним сиденьем. Тетушка Жужи увидела, что обивка была далеко не новой, однако бросалось в глаза, что за ней хорошо ухаживали. Правда, от жаркого солнца на обивке все равно появились небольшие трещины, это поправить было уже невозможно. Пол в экипаже был испещрен следами ног. Весь салон пропах нагретой кожей и сигаретным дымом. В углу на сиденье стояла черная медицинская сумка доктора Цегеди-младшего.
Тетушка Жужи подняла руку и вынула изо рта трубку. Затем она закрыла глаза и провела языком по своему рту. У нее не хватало задних зубов, и она с силой запихала язык в эти провалы. Она трудилась языком до тех пор, пока у нее во рту не образовался большой ком слюны с привкусом застарелого табака. После этого она быстро наклонилась еще глубже в салон экипажа и, превратив свое тело в некое подобие пращи, обрушила на сиденье целый поток злобной слюны.
Будь ты проклят!
Сделав свое дело, бывшая повитуха понаблюдала за тем, как пузырившаяся слюна растекалась по тонкой коже обивки.
Затем тетушка Жужи вынырнула из салона экипажа, вытерла тыльной стороной ладони со своих губ остатки слюны, снова засунула трубку в рот и оправила смявшееся платье. Перехватив поудобней свои корзины, она глубоко вдохнула аромат лежавших в них цветов и вновь зашаркала по деревенской улице, продолжая свой путь.
Воскресенье, 22 мая 1921 года
К полудню температура выросла до двадцати пяти градусов, и это приятное тепло сохранилось до позднего вечера. Молодежь готовилась к чардашу, традиционному народному танцу, который организовывался в корчме каждое воскресенье после полудня. Анна и ее дети уже сдвинули в корчме столы к стенам и поставили их там один на другой, чтобы освободить место для танцующих. Цыганский ансамбль начинал играть ровно в четыре часа. В эти дни преподобный Тот произносил свою проповедь практически в пустой церкви, поскольку редко кто из деревенских приходил послушать его. Мало у кого хватало терпения выслушивать его занудные и монотонные проповеди. Как правило, занятыми прихожанами оказывались не более одной-двух скамей. Неподалеку существовал совсем другой мир со своей верой, где аисты гуляли по просторным лугам на берегах Тисы, а гуси ковыляли за деревенскими девушками, которые выводили их на пастбище, неся шесты с развевавшейся белой холстиной, за которыми птицы привыкли послушно следовать.
Утром тетушка Жужи работала в своем саду, ухаживая за цветами. Она прополола грядки от сорняков и срезала несколько цветов, чтобы в доме поставить их в керамические горшки и стеклянные банки, которые она расположила на подоконниках. Один большой керамический горшок с самым красивым букетом цветов она определила в центр стола. В окружавших ее кальвинистских семьях цветы редко вносили в дом. «Дом, окруженный павлинами и соснами, не будет долго стоять», – ей часто доводилось слышать эту фразу от деревенских. Но ей было все равно, поэтому ее дом буквально утопал в цветах. Иногда их было так много, что он начинал напоминать цветочный рынок.
К тому времени, как приехала Лидия, тетушка Жужи привела себя в порядок после утренней работы в саду. Она, строго следуя правилу для выходных дней, которое она ввела сама для себя, приняла ванну в дубовой кадке, отмывая себя в ней жесткой щеткой. После этого она собрала волосы в аккуратный пучок и надела свежевыстиранное платье. После этого тетушка Жужи внимательно осмотрела себя в небольшом ручном зеркале, которое держала в своей спальне. Она припудрила свое лунообразное лицо свежей мукой, от которой в солнечных лучах стали искриться, отражаясь в зеркале, белые крупинки, и облизав два пальца, пригладила волосы. Придвинув зеркало поближе, она поискала признаки появления новых морщин и новых пигментных старческих пятен, проглядывавших сквозь слой муки. После этого тетушка Жужи отодвинула зеркало, чтобы рассмотреть себя издали. Она отметила, что стала походить на круглую спелую сливу в свежем и чистом платье с безупречно уложенным на голове пучком волос, из которого не выбивалась ни одна прядь. Бывшая повитуха опустила зеркало. Несмотря ни на что, в целом она осталась довольна своей внешностью. Ведь, как-никак, сегодня у нее был день рождения. Ей исполнялось шестьдесят лет.
Воскресенье было днем визитов к ней в честь этого праздника, и тетушка Жужи ожидала, что небольшая группа двоюродных братьев и сестер из Тисакюрта, включая ее двоюродную сестру Кристину, приедет к ней домой на небольшое празднование. Они хотели организовать вечеринку в честь нее.
Кристина работала повитухой в Тисакюрте – по времени примерно столько же, сколько и тетушка Жужи в Надьреве. Кристина была безусловной союзницей тетушки Жужи с тех пор, как начались неприятности с судом, хотя она мало чем могла помочь своей родственнице. Ее двоюродный брат, работавший на почте, был крайне осторожен в отправке писем или телеграмм в тюрьму и старался, чтобы ее корреспонденция передавалась непосредственно через него. Кристина ждала, пока тот приходил на почту в Тисакюрте, а затем совала ему в ладонь нацарапанную записку. Часто она просто шептала ему сообщение, чтобы он передал его тетушке Жужи. Обе повитухи – и Кристина, и тетушка Жужи – знали, что им следовало действовать крайне осторожно. Доктор Цегеди-младший уже приступил к изучению медицинских архивов Тисакюрта, и, хотя это пока еще и не имело каких-либо последствий, меры предосторожности отнюдь не были излишними.
Тетушка Жужи принимала свою семью, приехавшую к ней в честь праздника, до глубокой ночи. Во дворе был накрыт стол, и устроенное пиршество по своим масштабам не имело аналогов. Были выставлены все любимые блюда бывшей повитухи. Кувшины с вином и более крепкими спиртными напитками наполнялись бесчисленное количество раз. К тому времени, как бывшая повитуха легла спать, она чувствовала, что уже полностью пресытилась своим удавшимся праздником.
Тетушка Жужи не слышала, как с легким скрипом открылась ее калитка. Она не видела ни тени молодого человека, который присел у забора на корточки, ни очертаний пистолета, который он сжимал в руках.
Бо́льшую часть дня она провела, занимаясь во дворе повседневными делами. Она сварила деревенское мыло, постирала у колодца во дворе, развесила одежду сушиться на стропилах на чердаке. После этого она развесила во дворе новую скатерть, которую сама сшила. Она отбелила эту скатерть вскоре после того, как соткала ее, и теперь ей предстояло просохнуть.