Он достаточно осторожно поделился своими опасениями с Михаем, поскольку его влияние на своего друга было весьма ограниченным. Он понимал, что вряд ли сможет переубедить такого упрямого человека, каким был Михай. Однако сейчас поведение Марицы весьма серьезно беспокоило Судью. Как может любящая жена не подходить к постели своего тяжелобольного мужа?
Как только тетушка Жужи узнала, что именно Михай крикнул Марселле, она спешно принялась спасать ситуацию. Она понимала, что ей следовало действовать стремительно. Она должна была сделать свой упреждающий ход до того, как в дом Кардоша в очередной раз придет друг Михая.
Тетушка Жужи немедленно поспешила в свою кладовую. За запасом флаконов она хранила бумажный пакетик, наполненный маленькими белыми таблетками, похожими на небольшие пуговички. Все эти годы она берегла их как раз для такого случая, как этот. Однажды ей уже пришлось прибегнуть к ним, чтобы помочь Иштвану Джолджарту навсегда уснуть. Она приобрела их в аптеке, которую посетила во время одной из своих редких поездок в город. Теперь ей оставалось только порадоваться своей предусмотрительности. Тетушка Жужи протянула руку за ряд флаконов и достала тот самый пакетик. Она высыпала несколько таблеток себе на ладонь, после чего взяла одну из них и крепко сжала ее между большим и указательным пальцами. Таблетка, однако, не раскрошилась и даже не раскололась. Тетушка Жужи была поражена степенью ее сохранности. Она положила ее в карман своего фартука, затем добавила к ней вторую, а остальные убрала обратно в бумажный пакетик. Пока хватит и двух, решила она.
Ей не потребовалось много усилий, чтобы убедить Марселлу дать таблетки Михаю. За те два года, что Марселла провела в Надьреве, девушка привыкла думать о Михае как о своем отце. Она полностью доверяла ему. Она рассказывала ему о Трансильвании, где ему никогда не довелось бывать, интересовалась его мнением о том парне, с которым она встречалась. Когда она оставалась одна, то размышляла над тем, что Михай говорил ей, раздумывая над каждой его фразой, поскольку считала все его высказывания драгоценными крупицами мудрости, достойными осмысления.
Марселла была готова сделать все, что было в ее силах, чтобы облегчить страдания Михая, поэтому, когда тетушка Жужи сказала ей, что маленькие белые таблетки принесут ему облегчение, Марселла была полна решимости помочь Михаю. Она согласилась даже солгать ради того, чтобы он принял их. Марселла была уверена, что восклицание Михая насчет того, что ему что-то подсыпают в еду, стало следствием его болезни, своего рода бредом. Она пришла в ужас, когда Михай отказался от еды и от очередного глотка спиртного, даже из своей собственной фляжки. Марселла доверяла тетушке Жужи, поскольку выросла под опекой цыганских ворожей и повитух и верила в их средства и методы. Поэтому, когда она раскрыла ладонь, показывая две маленькие таблетки, и Михай поинтересовался у нее, откуда они взялись, она, не колеблясь, ответила ему, что лично купила их в аптеке.
Судья поднес к лицу носовой платок. Он делал короткие, неглубокие вдохи, стараясь не вдыхать зловоние, стоявшее в комнате. Окна во многих домах в Надьреве нельзя было открыть, так как многие из деревенских считали, что даже легкий сквозняк в доме может вызвать простуду и лихорадку. Жители Надьрева чувствовали себя в безопасности и уюте в плотно закрытых комнатах, но Судья сейчас многое бы отдал за возможность разбить окно в спальне Михая и впустить немного свежего воздуха, чтобы нормально подышать.
Судья отнял носовой платок от своего лица и, скомкав его в руке, прикоснулся им к лицу Михая, чтобы вытереть пот со лба своего друга.
Затем он присел на край кровати Михая, потянулся к его руке и похлопал по ней. В комнате было темно. Судья огляделся в поисках лампы, которую можно было бы зажечь. Он слышал, как где-то во дворе напевала Марица. Ее пронзительный голос дрожал, когда она пыталась взять высокую ноту. Судья вновь задался вопросом: что же это за жена, которая?.. Выйдя из дома Михая, он направился прямиком в ратушу сельского совета, чтобы вызвать к Михаю доктора Цегеди-младшего.
Однако было уже слишком поздно.
Пятница, 7 апреля 1922 года
Небеса были серыми и наводили уныние. Солнце не показывалось по меньшей мере два дня. Температура упала до отметки в десять градусов и продолжала быстро опускаться. Густой туман педантично обволакивал все предметы и погружал их в сырость. Дышать из-за такой высокой влажности было тяжело.
Судья взял в руки бокал с вином. Это был небольшой стеклянный кувшинчик для питья, который умещался у него на ладони. Он провел большим пальцем по маленькой ручке этого кувшинчика. Его пальцы все еще были перепачканы землей после утренней работы на кладбище, поэтому, когда поднес кувшинчик к губам, он почувствовал запах кладбищенской грязи.
Двор был забит скорбящими, и некоторых людей Судья раньше никогда не встречал. Он предпочел занять место подальше от группы музыкантов. Марица наняла трио Хенрика Мишкольци, которое играло в корчме каждое воскресенье. Их музыка сейчас резала слух.
Стараясь отодвинуться как можно дальше от музыкантов, Судья в конечном итоге оказался рядом с воротами. Он выглянул наружу. На другой стороне улицы под деревом устроилась собачья стая. Это были те же самые дворняги, которых Судья заметил плетущимися позади похоронной процессии с гробом Михая ранее в этот день. Когда собаки увидели, что гроб грузят в фургон, они подошли к дому и, встревоженные шумом, разразились лаем и не уходили, пока похоронная процессия не тронулась в путь. Стая молча трусила рядом с убитыми горем провожавшими Михая в последний путь, пока фургон с гробом не миновал центральную площадь, после чего собаки повернулись и поплелись обратно. Теперь Судья наблюдал, как они отдыхали под деревом. Он взглянул на улицу Арпада. Деревенская ратуша была закрыта. Отделение почты и телеграф тоже не работали. На улице Арпада все лавки и магазинчики закрылись. Не работала даже корчма. Насколько он мог припомнить, это был первый раз, когда все закрылись, чтобы присутствовать на похоронах.
Длинный ряд фургонов тянулся от дома Михая до деревенской ратуши и дальше вдоль улицы, рядом с ними стояли одинокие мулы, привязанные к деревьям. На обратном пути с кладбища Судья обратил внимание на номерные таблички на задках фургонов, и ему стало ясно, что скорбящие приехали на похороны со всего района.
Он дважды ходил на кладбище. В первый раз он отправился с друзьями на рассвете, чтобы помочь выкопать могилу. После того как они закончили, Судья едва успел переодеться, чтобы принять участие в похоронной процессии. Марица распорядилась, чтобы похороны состоялись пораньше, чтобы осталось больше времени для поминок.
Во дворе почти не оставалось свободного места. Когда Судья вернулся с похорон, он вначале направился было к хлеву, рассчитывая там встретиться с другими близкими друзьями Михая, однако вход туда перекрыла музыкальная группа. Судья никогда раньше не слышал о том, чтобы музыкантов приглашали играть на поминках, но ему вскоре предстояло узнать, что сегодня и другие традиции также не будут соблюдаться.
Стоя среди плотной толпы, он крепче сжал свой бокал и попытался медленно поднять его, используя оставшееся небольшое свободное пространство перед собой. Когда ему это удалось, он поднес бокал к губам и сделал еще один быстрый глоток.
Он уже начал более или менее уверенно ориентироваться в тесном, душном пространстве двора. Он, например, мог определить, где находится Марица, по небольшой, мягкой ряби в общем скоплении присутствовавших.
Судья видел, как Марица медленно, но решительно направилась к группе музыкантов. Прямо перед трио музыка звучала настолько оглушительно, что никто не осмеливался приблизиться туда – но Марица направилась именно к этому месту. Музыка буквально громыхала, и Марица чувствовала, что в такт ей и с такой же силой билось ее собственное сердце. Ее руки были вытянуты по бокам, ладони прижаты к шелковому платью. Она легонько похлопывала себя по бедрам в такт музыке. Она передала Хенрику Мишкольци заранее составленный список ее любимых песен, и теперь он поочередно исполнял их. Пробираясь вперед, она в какой-то момент подняла руки над головой и помахала ими в такт мелодии. Они были похожи на тонкие перископы, выглядывавшие из моря скорбящих. Многие ошибочно восприняли ее жест как знак того, что она собирается сделать какое-то заявление, и повернулись в ее сторону, чтобы внимательно выслушать ее.
Марица бочком протиснулась сквозь последний ряд гостей и, оказавшись на пятачке перед музыкантами, взмахнула руками, описав в воздухе над собой небольшую дугу. После этого она хлопнула в ладоши. И еще раз. И еще. Она хлопала сначала медленно, потом быстрее. Вскоре к ней присоединился Франклин. Пара раскачивалась и кружилась, их щеки раскраснелись от выпитого спиртного. Они были двумя влюбленными, которые самозабвенно танцевали в узкой лощине, окруженной лесом потрясенных зрителей.
На закате стало еще холоднее. Небо, потемнев, приобрело темно-синие и серебристые оттенки. Те немногочисленные гости, которые все еще оставались во дворе, стали похожи на контуры силуэтов. Столы с закусками были уже убраны. Основную работу в этом отношении проделала Марселла, которой помогли родственники тетушки Жужи во главе с бывшей повитухой.
Что касается закусок для поминок, то их приготовили накануне в корчме семейства Цер. Анне пришла на выручку ее ближайшая соседка Роза Киш.
Если Анна и могла назвать кого-то в Надьреве своей подругой, так это была Роза. Она была старше Анны по меньшей мере на двадцать лет и давала той житейские советы по поводу ее личной жизни, а также оказывала помощь в вопросах, касавшихся ведения дел в корчме. Роза Киш чуть ли не в одиночку обеспечивала корчму практически всей необходимой едой. Она готовила рагу на своей собственной кухне и приносила его в больших дымящихся горшках. В свою очередь, Анна выплачивала ей долю своей прибыли. Утром того дня, когда были организованы похороны, Роза Киш помогла Анне перенести необходимое число столов из корчмы во двор Кардошей для поминок.