гадзо, поженились. Эта капсула времени являлась своего рода дактилоскопическим отпечатком их семьи, хранившимся под землей.
Крыльцо Лидии было таким же прибранным, как и весь ее остальной дом. Она подметала его по нескольку раз в день, старательно убирая мелкую грязь, которая надувалась на крыльцо в виде пыли. Возле входной двери стояла длинная низкая скамья, над которой свисали перец и лук, закрученные в ленту.
Рядом со скамьей стояла большая плетеная корзина с кукурузой. Соседнюю корзину заполняли очищенными початками, другую – тонкими, как бумага, листовыми обертками от этих початков, которые использовали в уборной. Среди плетеных корзин находился тяжелый кувшин с красным вином.
Тетушка Жужи сидела на скамье, на коленях у нее лежала небольшая кучка кукурузных початков. Воздух был пропитан дымом ее трубки. Зажав кувшин под мышкой, словно маленькую бочку, она наклонила его и проследила, как широкая струя вина полилась в стакан, который она поставила на скамью и крепко держала его там другой рукой. Заполнив стакан, она поставила кувшин на пол и подтолкнула его к сестре. Затем она вынула трубку изо рта и сделала большой глоток.
Время от времени бывшая акушерка бросала пристальные взгляды на двор своей сестры. Сад у той был почти таким же красивым, как и ее собственный, с колодцем посередине двора. В саду росло множество цветов. Двое сыновей Лидии, когда они были помладше, обычно срывали эти цветы и вплетали их в ленты своих шляп, отправляясь на свидания. Сыновья тетушки Жужи поступали точно так же с цветами в ее саду. Дикий виноград оплел весь забор, словно занавес, и затенял двор. Когда открывали калитку, то можно было увидеть дом Розы Калош.
О Розе уже несколько месяцев говорила вся деревня. Для тетушки Жужи это было весьма кстати, поскольку всеобщее внимание в Надьреве теперь переключилось с нее на Розу. Оправдательный приговор апелляционного суда в Будапеште бывшей повитухе вызвал в деревне очередной виток слухов и домыслов. Жители Надьрева считали, что ее магия прошла испытание на прочность и что только в результате ее колдовства было принято соответствующее судебное решение. У них имелись вполне определенные подозрения в отношении тетушки Жужи, и они по возможности старались держаться на расстоянии от нее, однако наряду с этим крестьяне были вынуждены по-прежнему обращаться к ней за помощью, чтобы вылечить свои хвори и болезни. Если кто-то из деревенских и переходил на другую сторону улицы, завидев бывшую повитуху, то обязательно находилась очередная знахарка, которой он украдкой стучал в кухонное окно, чтобы попросить ее избавить его от болей. В деревне было множество женщин, занимавшихся целительством, и их число неуклонно росло.
Размолвка тетушки Жужи с Марицей Шенди также не осталась в деревне незамеченной. Когда эти две женщины случайно встречались друг с другом, они яростно ругались, устраивая публичные скандалы, посмотреть на которые всякий раз собиралось немало зрителей. Союз тетушки Жужи с Марицей оказался весьма хрупким альянсом. Бывшей повитухе не терпелось, чтобы все поскорее забыли про эту запятнавшую себя дружбу, и по этой причине она также была рада тому, что деревенские теперь судачили только о Розе.
Самоубийство мужа Розы Калош прошлым летом – он повесился на стропилах своего дома – заставило жителей деревни попристальней присмотреться к Розе. До сих пор мало кто уделял ей особое внимание. Роза родилась в Будапеште, и по этой причине деревенские всегда относились к ней с некоторой опаской. В Надьреве было много тех, кто родился в других местах, однако они приехали из деревень, хорошо известных местным жителям: из Тисакюрта, Цибахазы, Тисафельдвара. Их семьи хорошо знали друг друга или, по крайней мере, имели возможность навести друг о друге справки. Однако никто не знал семью Розы, поэтому трудно было сказать, насколько можно ей доверять. Она говорила по-другому, она по-иному вела себя. Однако ее муж, Габор Калош, был одним из жителей Надьрева, и с учетом этого обстоятельства деревенские приняли Розу.
Вначале, в первые дни после смерти Калоша, жители деревни сплотились вокруг Розы. Они помогли ей с похоронами, приносили ей еду, принимали участие в уборке по дому. Однако эти совместные мероприятия дали им возможность поближе познакомиться с Розой, и в последующие недели и месяцы многие пришли к мнению, что именно она вынудила Калоша покончить с собой. Они настойчиво искали доказательства этому – и находили их, например, в том, что единственный сын пары, Дейзи, пошел в армию сразу же после ужасной смерти своего отца. Не потому ли, рассуждали деревенские, сын решил оставить свою мать в трауре, что считал ее виновной в смерти отца?
Жители Надьрева считали еще одним подтверждением виновности Розы слухи о ее многочисленных любовных романах. Каждая новая порция этих слухов вызывала у деревенских сплетников жажду новых пикантных подробностей. А пока они с удовольствием смаковали эти слухи, Роза повергла всех в шок, совершив поступок, которого от нее никто не ожидал. К полному изумлению жителей Надьрева, она внезапно вышла замуж за Карла Холибу, вдовца из Цибахазы. Спешная церемония состоялась где-то через год после того, как ее муж был найден мертвым. Роза была знакома с Карлом всего две недели.
Самого Карла в Надьреве практически не знали, однако почти все деревенские были в курсе того, что он в одиночку растил восьмерых детей. Жителям Надьрева была хорошо известна история его семьи. Самому младшему ребенку было меньше года, когда жена Карла умерла. Это случилось четыре года тому назад. Сейчас младшему ребенку было почти пять, а самому старшему – шестнадцать. Все дети жили со своим отцом в его доме в Цибахазе, который стоял на участке площадью в три с половиной акра, что было не так уж и плохо.
Любой знавший Карла мог издалека заметить его, и это было связано с его врожденным увечьем: он родился с косолапостью. Его стопа была настолько сильно деформирована, что внутренняя часть подошвы никогда не касалась земли. Карл двигался прерывисто, расшатываясь из стороны в сторону, словно раненое и куда-то спешащее животное. Кожа на внешней стороне его стоп была грубой, как шкура, но их сложная структура мелких косточек с годами стала хрупкой, что все больше причиняло ему невыносимую боль. Из-за этого, а также из-за многочисленных желудочных недугов, которые постоянно преследовали его, Карл регулярно обращался за помощью к своему давнему другу, доктору Цегеди-младшему. Доктор знал Карла уже много лет.
Карл практически был инвалидом, страдал от сильных болей и имел на иждивении целую ораву детей. Многие задавались вопросом: как ему удалось уговорить Розу выйти за него замуж?
Еще один брачный союз в Надьреве стал весьма примечательным событием, по крайней мере, для тетушки Жужи. После восьми лет вдовства и забот о бабушке и дедушке своего умершего мужа, ныне уже покойных, Петра Джолджарт решила снова выйти замуж. Петра унаследовала дом старого Амбруша, тот самый дом, в котором она жила последние несколько лет. Ее дочери старый Амбруш после своей смерти в 1921 году оставил значительный участок земли в восемь гектаров. Новый муж Петры, Варга, после свадьбы переехал к Петре и ее дочери. Он был крестьянином из Надьрева, и в деревне его хорошо знали.
Вскоре после свадьбы Варга приобрел велосипед. Он разъезжал на нем по всей деревне и часто специально оставлял его за воротами так, чтобы его приобретение видели все, кто проходил мимо дома. Всего в деревне было только два велосипеда, однако тетушку Жужи такая демонстрация ничуть не впечатлила. Она никогда не была высокого мнения о Варге.
Аккуратный маленький домик Розы блестел от недавней побелки. Лозы дикого винограда, обвившие ее забор, были аккуратно подстрижены. В доме царила полная тишина. Роза почти ничего не взяла с собой в Цибахазу, кроме того, что могла унести в руках в узелке. Она покинула свой дом в Надьреве так же стремительно, как ее покойный муж покинул этот мир. Создавалось впечатление, что она вообще никогда и не жила здесь.
Перебравшись в дом Карла, Роза вскоре обнаружила, что здесь все было несколько не так, как она себе это представляла. Если же называть вещи своими именами, то все было совсем не так. Со двора Роза могла видеть в окно стоявший в доме длинный деревянный стол, который за ужином был заставлен тарелками с отварной картошкой или чечевицей. Тарелки были старыми, с отбитыми краями, у некоторых трещины проходили прямо посередине. Вид этого стола вызывал такое же разочарование, как и картина остальной части дома. Иногда возникали такие моменты, после которых Роза невольно задавалась вопросом, не совершила ли она ошибку, сделав такой выбор.
Она прожила в доме Карла уже почти месяц, что означало десятки ужинов в тесноте за столом с восемью детьми, у младшей из которых глаза постоянно были на мокром месте. Она не переставала лить слезы с тех пор, как в доме появилась Роза.
Во дворе пахло заплесневелым сеном и кормом для домашнего скота. За домом виднелись хозяйственные постройки с узкими дорожками, протоптанными от одного строения к другому. Это было похоже на венозную сетку на ногах, функциональную, но некрасивую. Беспорядочная группа фруктовых деревьев также не придавала красоты голому двору. Небольшие грозди вишен падали с веток и гнили на земле. Дом с участком, принадлежащие Карлу, нельзя было считать обширным поместьем, каким он их представлял. Его владения состояли из хаотичного набора разрозненных клочков земли, которые были с трудом объединены. Роза не могла избавиться от впечатления, что из-за каждой изгороди, обросшей диким виноградником, через каждое грязное окно на нее смотрит ребенок с немытым лицом. А рядом с ней постоянно находился прихрамывавший Карл. Он кружил вокруг нее, как хромой пес, полный надежд и одуревший от привалившего ему счастья. Роза ненавидела каждый его кривой шаг. И все же она до определенного времени уповала на то, что за этой хромой поступью скрывается какое-то будущее.