После этого Диана начала рассказывать о Кене: «Ведь он тебя не любит. Он любит только меня. Поэтому для тебя пришло время покончить с этим».
Тамара принялась было возражать Диане – и внезапно, из ниоткуда, на столе появился ирландский виски. Тамара недоумевала, откуда он взялся, ведь Кен больше любил пиво. Она даже не предполагала, что у него дома есть ирландский виски.
– Выпей! – предложила Диана. – Тебе надо расслабиться.
Тамара поняла, что ее принуждают сделать глоток. Как только она поддалась и немного глотнула, ее губы сразу же онемели. Тамара почувствовала в напитке явный запах аммиака. Вместе с тем она заметила, что Диана пристально наблюдает за ней. Тамара спокойно поставила стакан, подошла к раковине и налила себе стакан воды, всячески пытаясь скрыть свой ужас.
– Пожалуй, мне сейчас не следует ничего пить, – сказала она Диане. – Ведь завтра мне нужно будет работать.
На следующий день после инцидента со второй выпивкой Тамара и Кен, только что вернувшийся из Виндзора, отнесли этот подозрительный бокал в полицейский участок. Там было установлено, что в «В-52» было добавлено такое количество цианида, которого было достаточно, чтобы убить Тамару шесть раз подряд.
К расследованию были привлечены сержанты Дэйв Кинг и Майк Овердалв. Склонность Кинга к детективной работе отразилась и на его личной жизни, так как он был хорошо известен в кругу среди своей семьи и среди друзей как искусный историк и человек, изучавший исторические преступления.
Чем больше сержант Дэйв Кинг узнавал о Диане, тем больше убеждался в том, кем она была на самом деле. В свои выходные он начал ездить в Оттаву, расположенную в шести часах езды от города Лондон, чтобы подробнее изучить ее биографию, и целыми часами просматривал микрофиши[41].
– Яд – это невидимое оружие, используемое против беззащитной жертвы, – заявил помощник королевского прокурора Дэвид Арнтфилд на суде над Дианой. Она в конечном итоге была признана виновной в покушении на убийство и приговорена к семи годам тюремного заключения. Когда был оглашен приговор, отец Дианы, Юлиус Фазекаш, не сдерживаясь, рыдал в зале судебных заседаний.
К этому времени Дэйв Кинг был хорошо знаком с Юлиусом. Благодаря своим изысканиям он пришел к выводу о том, что тот является внуком печально известной деревенской повитухи из Надьрева, а Диана Фазекаш – ее правнучкой. Если это правда, то Диана использовала тот же метод, что и ее предки из Старого Света за шестьдесят, семьдесят и восемьдесят лет до нее, чтобы избавиться от тех, кто стоял у нее на пути.
Отдельные заметки
Лидию и Розу судили вместе, и их судебный процесс был перенесен с более ранней даты на пятницу, 13 декабря 1929 года. Эта пятница не только приходилась на тринадцатое число, но и (возможно, не случайно) была Днем Луки, хорошо известным как день нечестивых. Традиция предписывала, чтобы в этот день мужчины и мальчики вставали на стул, специально изготовленный для этого дня, и высматривали ведьм среди собравшихся.
Женщины наняли для этого судебного процесса двух основных адвокатов: Ковача и Юлиуса Вирага. Вираг, казалось, пытался строить свой стиль работы в зале суда по образцу Кларенса Дэрроу, американского адвоката, который на печально известном процессе Леопольда и Леба в 1924 году страстно умолял спасти жизни двух своих клиентов[42]. Однако председатель суда быстро закрывал рот Вирагу каждый раз, когда тот пытался выступить с заявлениями от имени своих клиентов. Его также чуть не обвинили в неуважении к суду за подкуп свидетелей, когда он отправился в Надьрев для опроса потенциальных свидетелей.
Перед судом и своей весьма вероятной казнью Марица Шенди писала отчаянные обращения к своим бывшим клиентам в Будапеште (членам парламента и им подобным), которые когда-то осыпали ее подарками и одолжениями. Она умоляла их помочь добиться ее оправдания. Однако никто из них так и не ответил.
В конце сентября 1930 года дочь Марицы, Лидия, посетила бондаря Хенрика Тоту, чтобы прозондировать, что тот скажет о том вечере, когда Мара и тетушка Жужи оказались в его хлеве в ночь крестин малыша Иштвана (а в конечном счете и в ночь его смерти). Тем временем Мара, используя ржавчину, содранную с трубы в ее камере, писала письма из тюрьмы, чтобы проинструктировать своих друзей и членов семьи о том, какие давать показания в суде. Ее письма были перехвачены надзирателями и переданы в офис прокурора. Прокурор счел все эти действия попытками повлиять на свидетелей.
Петра Джолджарт Варга подала иск против окружного Королевского суда после того, как ее судебный приговор был отменен высшей судебной инстанцией. Она хотела получить компенсацию за потерянную работу, возмещение расходов, понесенных во время тюремного заключения, а также за моральные страдания. После того как суд получил ее ходатайство, граф Мольнар пригласил ее в деревенскую ратушу. Придя по этому приглашению, она заметила на столе секретаря сельсовета жандармскую каску и винтовку в углу. Испугавшись, она просто сбежала из деревенской ратуши. Мольнар несколько позже рассказал о ее иске председателю суда Юзефу Борсошу, который отреагировал следующим образом: «Чего хочет эта женщина? Она должна быть счастлива, что находится дома и сидит на своей заднице». Иск Петры был в конечном счете отклонен на том основании, что она была оправдана на основании отсутствия доказательств, а не по причине своей невиновности.
Через четыре года после казни Марицы ее дом наконец был продан. Вскоре после того как новые владельцы вступили во владение своим имуществом, они нашли запас мышьяка, спрятанный в потайном шкафу. Этот факт попал в заголовки местных газет.
Само название «Надьрев» означает «большой порт». Деревня была так названа в 1901 году.
Кроме корчмы семьи Цер, недалеко от дома Анны и Лайоша находилась также корчма Новака. В деревне Новак был известен как Кискалап, что означает «маленькая шляпа», потому что он носил особый тип шляпы с круглыми полями из Тисафельдвара, откуда он был родом. Рядом с этой корчмой, ближе к центру деревни, располагалась лавка под названием «Сарайская».
В 1930-х годах в деревне насчитывалось менее пятисот домов. Согласно статистическим данным, там было 329 лошадей, 414 коров, 1274 свиньи и 49 овец. Кроме того, там насчитывалось четыре столяра-краснодеревщика, один тележный мастер, один цирюльник, девять сапожников, три кузнеца, два портных, один мельник, один бондарь, три бакалейщика и два галантерейщика.
Дороги в Надьреве получили свои названия только через некоторое время после Первой мировой войны, возможно, где-то в 1920-х годах.
Пекарь Кодаш разносил свой хлеб по деревне на спине.
Дети делали свои игрушки (как правило, это были различные животные) из чертополоха. Мальчики увлекались воздушными змеями или играли в своего рода кегли, разновидность игры в боулинг.
В 1920-х годах в ближайшем городке, Тисакеске, открылся кинотеатр, и дети из Надьрева обычно ездили туда на пароме.
После Первой мировой войны венгерские крестьяне начали носить рабочие брюки и комбинезоны, до этого времени их обычно видели в льняных рубашках и рабочих юбках наподобие килта. В конечном итоге их одежда выглядела как ночные рубашки, затянутые поясом.
Большинство крестьян Венгерской равнины, несмотря на свою работу в поле, старались соблюдать гигиену. Они купались даже в ледяной воде, если это было единственным для них средством помыться. Одежду они обычно стирали по понедельникам или вторникам.
Крестьяне часто спали прямо в обуви на тот случай, если ночью понадобится прийти на помощь кому-нибудь из животных из своего подсобного хозяйства. Более того, большинство спали непосредственно в хлеву, устроив там пространство наподобие примитивной спальни.
Чтобы объявить о смерти жителя деревни, звонарь звонил в малый колокол сто пятьдесят раз и в большой – еще столько же, в общей сложности триста раз. Чтобы объявить о смерти женщины, в каждый колокол звонили по сто раз.
Большинство девочек не посещали школу после второго класса. Такого образования было вполне достаточно для того, чтобы научиться читать, писать и выполнять основные арифметические действия. Большинство мальчиков учились в школе до третьего класса. Дети писали свои упражнения на песке, который учитель высыпал на их столы. Марица посещала школу до пятого класса и считалась очень хорошо образованной.
Младенцев обычно несли на крещение завернутыми в свадебную шаль их матери. Если у семьи во дворе был колодец, то оттуда брали воду, наливали в кувшин и несли ее в церковь. По традиции после крещения повитуха, сопровождавшая эту процедуру, или же крестная мать говорила: «Мы приняли маленького язычника, а вернули ангела».
Колодезная вода не всегда была безопасной для питья, поэтому вместо нее употреблялись алкогольные напитки. Считалось, что алкоголь защищает от болезней, поэтому даже детям также давали небольшие дозы спиртного. К сожалению, широкое употребление алкоголя приводило к повальной алкогольной зависимости.
На традиционных деревенских похоронах, после того как вырыта могила, на нее кладут покрытые листьями ветки, чтобы отпугнуть злых духов до того, как гроб опустят в землю. После того как гроб заколачивают гвоздями, его выносят из дома ногами покойника вперед. Носильщики гроба трижды стучат гробом о порог, чтобы мертвые не нашли дорогу назад.
Перед Рождеством или Новым годом традиционно готовится жаркое из поросенка (или «поросячья запеканка»). В некоторых деревнях было принято забивать свинью конкретно 19 ноября, в День святой Елизаветы, но только в том случае, если в этот день выпал снег (это называлось так: «Если Елизавета встряхнет своей нижней юбкой»).
У многих жителей деревни Надьрев имелись свои небольшие виноградники в районе Тисафельдвара, где находилась железнодорожная станция. Обычно эту землю они арендовали у кого-нибудь из местных помещиков.