— А деньги? — робко спросил владелец трактира, догнав бандитов у порога.
Игнат помолчал, придавливая тяжелым взглядом обливавшегося потом трактирщика, а затем спросил:
— Что за красавица за стойкой? Твоя дочь?
Тот, судорожно сглотнув и теребя в руках полу фартука, кивнул.
— Как звать?
— Ариадна… — пролепетал трактирщик.
— Береги Ариадну, трактирщик, — холодно посоветовал Игнат. — Ты меня понял?
Отец Ариадны закивал так часто, что уронил кепку, но его понятливость не уберегла ни его, ни дочь. Несколько ночей подряд бандиты пользовались гостеприимством кабатчика, а потом в пьяном угаре изнасиловали девушку на глазах у отца. Тот в праведном гневе схватился за кочергу, но получил кинжал под ребро. В итоге сожгли заведение.
Свирепость Игната и его банды всколыхнула весь преступный мир. Капитаны призвали беспредельщика к ответу. На глазах у собравшихся лидеров банд Игнат победил каждого: одного за другим. И по их же законам возглавил преступный мир. Куница, уже тогда набравший авторитет как смекалистый, удачливый и бесстрашный вор, видел поединок своими глазами.
Победа Маджуро могла впечатлить кого угодно, но не Игната и его псов. Проигравших капитанов подвела самонадеянность, они забыли, что императора с самого детства учили боевым искусствам: кулачному бою, фехтованию, борьбе. Он мог разжиреть и потерять форму, но не навыки, вколоченные в голову за десять лет ежедневных тренировок. И Маджуро это доказал.
Теперь же изнеженному императору предстоял бой не на жизнь, а на смерть с самим Игнатом, победителем Игр и абсолютным чемпионом Арены. Шансов у него не было, и эта мысль почему-то расстраивала Куницу. Ему понравился Маджуро: и тем, что не кичился происхождением, и тем, как просто с ним общался, и как не побоялся прийти один в логово врага.
Еще пару суток назад Кейн, слушая бесконечные восхваления Маджуро Великодушного, разносившиеся по городу от певцов и артистов, прикормленных рейком Ли Венсиро, только кривился. Но проснувшись этим утром, надо признать, наступившим ближе к обеду, он задумался и сам удивился своим мыслям. Отстраненно теребя маленькую грудь спящей бесстыжей девчонки, снятой им ночью в кабаке Большого Бо, он ошеломленно осознал, что восхищается Маджуро! И дядя Гектор резко изменил свое мнение о нем… Сыграло роль повышение до советника или нет, но когда они изредка встречались, интонации Колота в разговорах о Маджуро сменились на одобрительные.
— Пора! — объявил Броско. — Распределяемся по двое и разбегаемся. К Арене, как уговорено, подходим разными путями и с разных улиц.
— Не рано? — засомневался Зарам.
— Рано? Бой через четыре часа, улицы уже забиты народом — все прут на Арену! Ты что, думаешь, она вместит всех желающих? Все, идем!
Групп, подобных той, где оказался Куница, было много, и разбежались они по всей столице. К каждой прикрепили кого-то из псов, а задумано это было еще вчера, едва императора выпроводили из пещеры. Старик Лоу довел того до самого дворца, а потом вернулся возбужденный и всех ошарашил:
— Он пригласил меня во дворец! Сказал, время позднее, ночами опасно, и я, мол, могу отужинать и переночевать во дворце! Мать моя женщина и Пресвятая матерь! Меня! Во дворец!
— Ты, я так понимаю, не согласился, — раздался чей-то насмешливый голос.
— Нет, конечно, — обиделся старик. — Я же вот он, здесь стою, перед вами!
— Ну и дурак! — ответил тот же мужик.
Жмурясь, люди парами выходили из пещеры и разбредались по разным тропкам, чтобы в итоге влиться в человеческую реку и войти в город. Кунице достался Рамо, туповатый «торбовщик», недавно перебравшийся в столицу из какой-то задрипанной деревушки.
— А чо, правду грят, типа ты с Гектором в близких? — поинтересовался он.
— Был, — снизошел до ответа Кейн. — Он с моим батей вместе войну прошел. Но щас, сам понимаешь… Мне с ним не по пути.
— Ну, это понятное дело, — согласился Рамо. — Он джамалайский тигр, мы хорьки. А волк свинье не товарищ! Ты для него щас как собаке пятое колесо!
Выдав собственную вариацию народной мудрости, Рамо исчерпал мыслительные резервы и молчал большую часть пути до городских ворот, сопя и пыхтя, пока не сообразил задать еще один вопрос:
— А чо будет-то, а?
— Игнат с императором драться будут, — буркнул Куница, стирая пот со лба. — Вот чего.
— Не, ну это понятное дело, — растягивая слоги, сказал Рамо. — Ток я так мыслю, неспроста все это. Где это видано, чтоб император самолично на потеху такой неумытой публике, как мы с тобой, бился? Чо это за правитель такой? Слышь, слышь… — Рамо вдруг возбудился, приостановился и тронул Куницу за рукав: — Слышь, а вдруг он того?
— Что значит «того»?
— Ну, умом тронулся, крыша, стало быть, поехала, а? Что скажешь? И Игнатка зачем-то согласился… Ох, неспроста все это! Не иначе Двурогий надоумил Кислого!
Кислый — народный титул императора. Куница понял, что Рамо не видел, как Маджуро разделал капитанов, но растолковывать суть дела этой деревенщине не собирался. Они влились в людскую массу.
Толпа, словно рой шершней, гудела в улочках, и Куница увяз в эластичной и вязкой, как смола, массе, став частью потока. Среди них он видел грязных и лохматых нищих с окраины и предместий, бритых наголо татуированных мастеровых из ремесленных рядов… А какой-то псих в черном рваном плаще со знаком Двурогого взобрался на столб фонаря и оттуда вещал о скорой гибели мира и пробуждении Спящих богов, в сравнении с которыми сам Двурогий не более чем мальчик на побегушках.
Вскоре толпа остановилась. Люди продолжали напирать сзади, и пришлось раздать тумаков особенно нетерпеливым. «Эдак мы и к ночи не доберемся», — подумал Куница.
— Что там впереди? — крикнул он. — Почему встали?
— Дворцовые едут! — ответили спереди. — Улицу перекрыли!
В этот момент кто-то запулил булыжником в пророка Двурогого, и тот повис на фонарном столбе, зацепившись полой плаща. Толпа зарычала и скорчилась от смеха.
Наконец, движение возобновилось. Взбешенный, по-юношески нетерпеливый Куница ломанулся вперед, расталкивая и сбивая с ног неторопливый народ. Рамо изрыгал матюги, раздавая направо и налево пинки и затрещины. Это помогало, но слабо.
Тем не менее вскоре им удалось протиснуться в знакомый переулок, где было посвободнее, а там, зная многократно пройденный лабиринт тесных кривых улочек, они ускорили шаг и через несколько минут влились в процессию, втекающую в огромное строение Арены.
Внутрь овальной арены можно было попасть через любую из многочисленных арок, разбросанных по всему периметру, кроме одной — Императорской арки Объединения, поставленной первым императором Ма Джу Ро, основателем династии. Именно там стояла самая высокая трибуна, отделенная от других широкими провалами с заостренными кольями на дне, предназначалась она лучшим людям Империи — с мягкими скамейками для императорской семьи, советников, многочисленных придворных и фавориток, высшей аристократии — рейков, а также гостящих в столице баронов.
«Дядя Гектор наверняка уже там», — подумал Куница, проходя мимо арки Объединения. По задуманному Игнатом плану их группе следовало расположиться на узкой трибуне над Вратами смерти, куда уносили изуродованные тела смертельно раненых и погибших гладиаторов.
— Убрал руки! Живо! — скомандовал он Рамо, заметив, как деревенщина тянется в карман одного из зрителей.
— Да ладно, чо там… — заспорил было тот, но руку убрал.
Сам не понимая, как ему повезло, чуть не обокраденный самодовольный купчина хлопнул пухлой ладонью по заднице впереди идущей матроны. Та визгливо расхохоталась и, обернувшись, многообещающе улыбнулась купцу.
Заняв место, Куница от скуки начал крутить головой, высматривая знакомых. Вон через пару рядов сидит Шкет со своей бандой, малолетний лидер уличной шпаны. Чуть дальше, спрятав лицо в капюшоне, стучит тросточкой слепой Уритиму, один из старших в Гильдии попрошаек. Западная трибуна знати была пока почти пуста, но постепенно заполнялась.
— Опа! — хлопнул и потер ладонями Рамо. — Жратва! Эй! Иди сюда! — окликнул он торговку с корзиной.
Та закивала и, улыбаясь, бойко пробралась к мужчинам. От корзины шел умопомрачительный запах. В животе Куницы заурчало — он сегодня не завтракал.
— Чо у тебя там? — поинтересовался Рамо, принюхиваясь.
— Жареная рыба по два медяка, пирожки с крабом по одному да запеченная маниока, тоже медяк.
— С крабом, говоришь? Если с крысятиной, я тебе твои пирожки, знаешь, куда засуну?
— Хорошие у меня пирожки! — возмутилась торговка, немолодая женщина с ярко накрашенным лицом. — Муж гадов ловит, я готовлю! А не нравится, катитесь к Двурогому!
— Ну-ну, — хмыкнул Рамо.
— Ладно, давай все, — распорядился Куница. — Выпить есть что?
— Бражка есть.
— Наливай своей бузы, — обрадовался Рамо. — Зашибись!
Пока ели и пили, Арена окончательно забилась народом. Прибыли советники, придворные, рейки и их расфуфыренные жены и любовницы. Пустовало только императорское место. В соседнем с ним кресле Куница заметил смешливую девчонку по имени Кора, встреченную им во дворце, — говорили, что это новая фаворитка Маджуро. Им тогда удалось перекинуться парой слов, и она запала ему в душу.
Вдруг все затихли, а из ворот напротив Врат смерти уверенно вышла знакомая массивная фигура. Император!
Возбужденный шепот и выкрики стихли, народ замер в ожидании. Взгляды всех присутствующих устремились на него. Маджуро остановился в центре и медленно, будто всматриваясь в каждое лицо, огляделся. В мертвой упругой тишине раздались рукоплескания, сначала слабые и редкие, потом набирающие силу и отдающиеся эхом по Арене.
Император поднял руку, и все стихло — мгновенно. Кунице даже показалось, что он оглох.
— Братья и сестры мои! — прокатился по Арене зычный голос Маджуро. — Сегодня вы собрались здесь, чтобы посмотреть, как я сражусь с Игнатом, бывшим гладиатором, чемпионом Арены и главарем преступного мира…