— Впредь держитесь подальше от домов, — посоветовала ей следователь.
— Скоро вообще нельзя будет ходить по улицам из-за алкашей, — возмущенно откликнулась мамаша.
Почему вину за происшествие она валила на любителей выпить, Ольга Арчиловна так и не поняла. Ведь горшок мог уронить нечаянно и трезвый человек, ребенок…
Войдя в прокуратуру, следователь направилась к лифтам. Их было два. Дагурова нажала кнопку одного из них — он не работал. Хотела было вызвать другой, но проходящий мимо пожилой человек, хромой и с палкой, в форме младшего советника юстиции, заметил:
— Этим пользоваться нельзя.
— Почему? — не поняла следователь — Тоже не в порядке?
— Для хозяина, — пояснил мужчина и застучал палкой по лестнице.
Дагурова удивилась, но тут услышала сзади:
— Привет москвичам!
В вестибюле появился Гурков.
— Здравствуйте, Алексей Алексеевич, — ответила следователь.
Прокурор области нажал кнопку «своего» лифта, дверцы раздвинулись.
— Милости прошу, Ольга Арчиловна, — гостеприимно предложил Гурков.
«Для столичных, выходит, делается исключение», — усмехнулась про себя следователь, а вслух сказала:
— Спасибо, предпочитаю пешком.
— Тренируете сердце? Ну-ну, — улыбнулся облпрокурор и вознесся вверх на персональном подъемнике.
Ему нужно было на второй этаж.
Дагурова поднялась на четвертый. Возле кабинета уже поджидал Латынис. Когда они вошли в комнату, Ольга Арчиловна рассказала про лифт. Оперуполномоченный покачал головой:
— Неужели еще сохранились такие динозавры из застойных времен?
— Сколько угодно, Ян Арнольдович. Ольга Арчиловна поведала ему и о происшествии с цветочным горшком, постаравшись вложить в свой рассказ как можно больше юмора.
— Где это произошло? — помрачнел Латынис.
— За углом, — пояснила Дагурова. — Девятиэтажка, на первом этаже булочная…
— Вот вы шутите, — укоризненно произнес подполковник, — а тут дело серьезное.
— Вы так считаете? — растерялась следователь.
— Уверен, — твердо сказал оперуполномоченный. — Это первое предупреждение. Если не попытка…
Ольга Арчиловна вспомнила аварию, в которую попал Чикуров, охоту за ним под водой…
— Я настаиваю, чтобы вы перешли в мою гостиницу, — продолжал Латынис.
— Вы же сами говорили: совсем захудалая, ни комфорта, ни удобств.
— Черт с ним, с комфортом! Безопасность важнее. И еще. Вы звонили из номера своему начальству?
— Нет, а что?
— Понимаете, очень подозрительно, что вас поместили в тот же номер, где жил Игорь Андреевич. Теперь-то уж он уверен, что все сведения, сообщаемые им в Москву, становились известными здесь. Тем, кому знать их было категорически нельзя.
— Игорь Андреевич мне этого не говорил.
— Не знал, что судьба забросит вас в Южноморск. Да еще в самое пекло, в котором он сам сварился… Чикуров, между прочим, просил передать, чтобы вы пользовались только телефоном-автоматом, говоря с Москвой.
— Вы меня убедили, — сказала Дагурова. — Завтра же поменяю гостиницу.
Не завтра, а сегодня, — настаивал Латынис.
— Хорошо, Ян Арнольдович. И насчет переговоров учту…
— Вчера вас разыскивал эксперт, нашел?
— Нет. А что, уже готово заключение?
— Не знаю. Очень странный человек. Я говорю ему, что вместе с вами из Москвы по одному делу, а он не доверяет. Лично, сказал, хочет встретиться с Дагуровой.
— Я заметила, многие здесь испуганные.
— Я тоже обратил внимание… Теперь о Хинчуке. Скажите, что вы о нем думаете?
— Тут не думать надо, а проверять. Не верю я его заключению. Вчера ознакомилась с делом Ларионова и обратила внимание, что заключение о смерти Скворцова, ну, того, директора магазина «Детский мир», что проходил по делу Киреева, тоже давал Хинчук.
— Что вас настораживает?
— Видите ли, Ян Арнольдович, Скворцов пожелал исповедаться во всех своих грехах. И внезапно умер. Инфаркт…
— Хотите сказать — инфаркт ли?
— Вот именно. А для этого, как вы сами понимаете, нужно…
— …произвести эксгумацию трупа, — закончил за следователя Латынис.
— Да. — Ольга Арчиловна вынула из сейфа бланки. — Постановление вынесу, так сказать, не отходя от кассы.
— А кому поручите повторную судебно-медицинскую экспертизу?
— Попрошу главного судмедэксперта Минздрава. Благо он еще здесь.
— Не по телефону, а лично! — поднял палец Латынис.
Дагурова кивнула и сказала:
— На вас будет лежать организация этого мероприятия. И еще одно задание. Поинтересуйтесь окружением Хинчука, образом жизни.
— Уже поинтересовался, — спокойно ответил подполковник.
— Ну, Ян Арнольдович, — развела следователь руками, — нет слов.
— У Хинчука две страсти: фотографирование и яхта. Коллекционирует дорогие фотокамеры. Очень любит снимать поляроидом. Щелкнет смазливую девицу — и тут же ей портретик на память.
— Но ведь хорошая камера, особенно японская, — это большие деньги!
— А яхта из красного дерева, сделанная в Португалии, — вообще целое состояние.
— У него яхта? — удивилась следователь. — Не с зарплаты же кандидата наук!
— Откуда — стараюсь выяснить. — Хинчук ухитряется содержать на своей «Элегии» целую команду. Капитан — из бичей, некто Семен Кочетков.
— Что за личность?
— Неудачник. Был неплохим моряком, ходил в загранку. А дальше — довольно распространенная история. Узнал, что жена изменяет, когда он в плавании, ну и запил. Раз жена шлюха, значит, решил он, дети не его. И ни копейки в дом. Она подала на алименты. Кочетков ударился в бега. Приютил его Хинчук, Капитан живет на яхте.
— Без прописки, естественно?
— Естественно.
— И милиция не шевелится?
— Только попробовала, Хинчук цыкнул на нее. Да так, что отбил охоту совать нос на яхту.
— Кочетков, Кочетков, — задумчиво проговорила следователь. — По-моему, это зацепочка.
— Вот и хочу за нее ухватиться. В дверь постучали.
— Да, войдите! — откликнулась Дагурова.
В кабинете появился нескладный человек с портфелем, который он бережно прижимал к себе.
— Здравствуйте, товарищ Галушкин, — поздоровалась Ольга Арчиловна. — Легок на помине. Только что о вас говорили.
— Добрый день, — застыл у порога эксперт.
— Неужто готово заключение? — порадовалась следователь.
— Еще вчера, — ответил Галушкин, несмело двигаясь к столу и открывая на ходу портфель. При этом он весьма недоверчиво смотрел на Латыниса.
Тот поднялся.
— Ну, я пошел, Ольга Арчиловна, — сказал подполковник. — Подышу морским воздухом. На берегу…
— Хорошо, — поняла Дагурова оперуполномоченного: отправляется в яхт-клуб. — Потом поделитесь впечатлениями.
Латынис вышел, а следователь обратилась к эксперту:
— Ну, Геннадий Мефодиевич, с чем пожаловали?
— Кое-что интересное сообщу. — Эксперт как-то робко, бочком, пристроился на стуле и разложил перед Ольгой Арчиловной свои бумаги. — Итак, первое. Предсмертная записка «никто не виноват устал», отпечатана на машинке Шмелева.
— Лист находился в каретке, — чуть заметно усмехнулась Дагурова.
— Но ведь могли отстукать на другой и вставить в шмелевскую, — пожал плечами эксперт.
— Извините, — несколько смутилась следователь. — Продолжайте.
— Однако печатал записку не покойный.
— Не Шмелев? — заволновалась следователь.
— Да, кто-то другой. И вот почему. Печатали двумя пальцами, и сила удара совсем другая, чем у покойного. Вот для сравнения текст, выполненный самим Шмелевым. Я взял из одного уголовного дела, которое он вел. Покойный же печатал как заправская машинистка, всеми десятью пальцами. Понятно? — показал сравнительные диаграммы Галушкин.
— Понятно.
— Второе. На тех клавишах, по которым стучал неизвестный, и на табуляторе имеются отпечатки пальцев. Они принадлежат не Шмелеву.
«Вот это действительно фактик!» — ликовала Дагурова.
— Хорошо, — кивнула она, — дальше.
— Помимо отпечатков я обнаружил на бумаге с текстом предсмертной записки пото-жировые выделения, тоже не принадлежавшие покойному… Вот, собственно, и все.
— Ничего себе — все! Наиважнейшие сведения! Вы же сами это отлично понимаете.
— Понимаю, — скромно потупился эксперт. — Но…
— Спасибо вам, — не сдерживала эмоций Ольга Арчиловна. — Огромное! И за сроки — тоже. А они в нашем деле…
— Но… — опять негромко произнес Галушкин, почему-то настороженно оглядываясь. — У меня еще-Вернее, я хотел сказать… — Он замолчал в нерешительности.
— Выкладывайте, выкладывайте, — подбодрила его Дагурова.
— Мне вчера позвонили и предложили деньги. — Эксперт стал говорить так тихо, что следователь едва разбирала слова.
— Деньги? — переспросила она. — За что?
— Чтобы я написал в заключении о невозможности определить рисунок оставленных отпечатков пальцев.
— Как это?
— Ну, якобы папиллярные линии смазаны, — пояснил Галушкин. — И знаете, сколько обещали за это? Пятьдесят тысяч! Представляете!
«Искушение серьезное», — подумала следователь.
— И вы?..
— Ольга Арчиловна! — глазами обиженного ребенка посмотрел на нее эксперт. — Как вы могли подумать?! Чтобы я свою честь и совесть…
— Что вы, что вы, Геннадий Мефодиевич, — стала успокаивать его Дагурова. — Ив мыслях не было!
— Категорически отказался, — продолжал Галушкин. — Мол, как вы смеете, и прочее. Бросил трубку. Тут же опять звонок. Теперь уже предложили сто тысяч. Да хоть бы миллион, ни за что бы не продался… Вот, побежал скорее к вам, чтобы вручить заключение. А то, чего доброго, как Николая Павловича…
— Не догадываетесь, кто вам предлагал взятку?
— Голос вроде знакомый, — начал эксперт и осекся.
— Ну? Ну? — подстегнула Галушкина следователь.
— Нет, нет, нет! — замахал руками эксперт. — Это только предположение. Телефон искажает… И потом, может, пошутили… Словом…
Галушкин смешался и замолчал. Ольга Арчиловна так и не смогла вырвать у него признание, пусть предположительное… Хотя была почти уверена, что эксперт знал предлагавшего взятку.