— Что-то тут до хрена народу, Колян, — заметил Андрей Спиридонов, сидевший за рулем красной «тойоты». — Как бы не спалиться. Могут шум поднять… А может, лучше ночью?..
— Вот ночью-то наверняка шум и поднимется, — возразил Колян. — Эти наркоманы тут всех запугали, все вполглаза спят. Не дай бог, если кому-то что-то померещится — все ментовки в округе подымут по тревоге! Нет, будем действовать, как договорились. Аспирин, припаркуйся вон там, за кустами, а ты, Рекс, иди позови того козла — пусть подойдет к нам.
С «козлом» Серегой, наркоманом, на которого Коляна навел Витя Тульский, уже был разговор накануне, когда Колян подъезжал сюда с Андреем Спиридоновым на разведку. Они привезли Серегу, тот показал им дом, где жили нигерийцы, и Колян за пустяковую услугу посулил ему несколько коробок с ампулами морфина. «Так они же меня знают, — засомневался Серега, — Они мне отомстят. У них тут вся ментура куплена». — «Не бойся, не отомстят, — нехорошо усмехнулся Колян. — Просто не смогут». Серега внимательно посмотрел на него, помолчал, а потом произнес просительно: «Ну ладно, годится. А сейчас-то ты мне чего-нибудь можешь дать? А то если ночью начнет ломать, так я завтра сюда не дойду». Колян вытащил пачку сигарет, прикуривая, огляделся по сторонам и выронил на землю крошечный пакетик. «Подними, — процедил он сквозь зубы, — но сильно не заторчи. Завтра чтоб был здесь как штык без всякого динамо».
К этому самому наркоману теперь подошел Рекс, перекинулся с ним парой слов и повел к машине. Им навстречу вышли Андрей и Зародыш, а Колян остался сидеть в машине, но внимательно слушал разговор через опущенное стекло. Услышанным он остался доволен — инструкции были повторены в точности. Через пару минут все четверо направились к подъезду. Увидев эту компанию, одна из бабулек произнесла негромко, но достаточно внятно:
— Опять к черным за отравой идут, ироды… Надоели хуже горькой редьки, наркоманы проклятые!
Андрей повернулся к старухе так внезапно, что она подскочила на лавке от испуга, и прорычал ей в лицо:
— Ты что, старая, сотрудников милиции при исполнении оскорбляешь?! Мы по вашей же жалобе идем у негров обыск делать, а ты что говоришь? Вот удостоверение — нет-нет, ты глянь!
— Господи, сынок, да на здоровье! — замахала руками старуха. — Наконец-то взялись за этих черных, а то житья от них нет…
— То-то, — победоносно произнес Андрей.
Наркоман набрал знакомую комбинацию цифр на кодовом замке, все четверо проникли в подъезд и деловито затопали вверх по лестнице. Возглавлял процессию наркоман, хотя после первого же марша он начал задыхаться. Подойдя к двери на четвертом этаже, он остановился, переводя дух, но Рекс ткнул его кулачищем между лопаток, прошипел: «Давай!» — и наркоман послушно нажал на кнопку звонка.
Тем временем граждане Нигерии проводили время как обычно, то есть в ожидании клиентов сами потребляли свой товар. Приземистый и широкоплечий Адетунджи после укола тупо таращился в телевизор, длинный, тощий и смахивавший на сумасшедшего из-за нелепейшей прически Бабангида, размахивая руками, расхаживал по комнате и что-то бормотал, а двухметровый гигант Салемба Мулемба и общая подруга Фатима, развалившись в креслах, пускали слюни, устремив в пространство ничего не выражавшие взгляды. Все они в данный момент чувствовали себя прекрасно, однако делиться ощущениями им не хотелось, так как они успели смертельно надоесть друг другу и вдобавок имели друг к другу имущественные претензии. В частности, ни один из них не был свободен от подозрений в утаивании выручки. Вот и теперь Бабангида, устав маршировать по комнате, внезапно остановился и заорал на Адетунджи:
— Вчера Колька-Наташка темно приходил, где деньга?!
Надо сказать, что все компаньоны принадлежали к разным народностям Нигерии и потому объяснялись друг с другом либо на ломаном английском, либо на еще более ломаном русском, либо на смеси этих языков. Кроме того, они щедро приправляли свою речь словами и целыми оборотами из языков хауса, ибо и йоруба. Если разговор с местными жителями и особенно с представителями московских властей приобретал неприятный характер, то они тут же переставали понимать по-русски, хотя со своими клиентами всегда успешно находи ли общий язык.
— Колька-Наташка товар не брал! — выплыв из океана эйфории, возмущенно заявил Адетунджи. — Они мне должен был за бутылка!
— Колька-Наташка водка не пьет! — возразил Бабангида. — Ты товар давал, а деньги себе брал! Ты часто себе деньги брал!
— Ты мудак, — с насмешкой сказал Адетунджи. — Русский всегда пьет водка — и когда потребляет товар, и когда не потребляет товар. Русский очень любит водка. А ты — нечестный человек.
— Я?! — взвился Бабангида. — Какие у тебя доказательства?!
— А помнишь, вы с Мозесом брали у меня товар, чтобы употреблять — один, два, три… много раз. А деньга дожили меньше раз. Все говорили — «потом, потом». Когда, на хуй, потом?! Деньги сейчас ложи!
Салемба Мулемба, услышав выпад в свой адрес, закрыл рот, вытер с подбородка слюни и тоже принял участие в споре.
— Я мало товар употреблял, а деньги много дожил! — с гневом заявил он. — Я мог вообще деньги не ложил, потому что ты зарплату давно не давал, а мы работал. Меня один раз менты забирал, очень больно мучил, в жопу мне лазил рукой… Я очень много работал!
В голосе Салембы Мулембы послышались слезы. Он поднялся с кресла и, размахивая огромными кулачищами, с пафосом продолжал:
— Я очень много товара продавал, а денег домой мало могу посылал, потому что ты меня обманывав, зарплату не давал. Ты жулик, капиталист!
В процессе спора все трое страшно горячились, таращили глаза и размахивали руками. Бабангида временами даже принимался вертеться на месте, словно в ритуальной пляске, выкрикивая наиболее понравившееся ему слово, например: «Жулик! Жулик!» Однако подобные сцены повторялись ежедневно, и потому общая подруга Фатима все так же равнодушно сидела в кресле, пуская слюни на платье. Но вот прозвучал звонок, и все застыли как по команде и уставились на дверь. Приход покупателя прекращал здесь все споры. Адетунджи подошел к двери и спросил:
— Кто там, чего надо?
— Эдик, открой, это я, Серега, — по привычке заискивающим тоном ответил наркоман.
— У тебя денег нет, пошел вот отсюдова! — сурово произнес «Эдик» Адетунджи.
— Есть, Эдик, я достал, — заторопился наркоман. — Открой, посмотри!
Сделать глазок на своей двери нигерийцы так и не удосужились, и люди Коляна знали об этом со слов наркомана Сереги. Чтобы взглянуть на деньги, африканцам требовалось приоткрыть дверь, закрытую на цепочку. Однако избалованные безнаказанностью африканцы никакой опасности в этом не видели. Дверь приоткрылась, и одновременно с этим наркоман кубарем отлетел в сторону, отброшенный могучей рукой Рекса. Андрей Спиридонов уже стоял с пистолетом наготове. Едва в появившейся щели засверкали белки глаз Адетунджи, как Андрюха вскинул пистолет. Снабженный глушителем «ПСМ» произвел только глухой хлопок, однако пуля, выпущенная в упор, с липким хрустом пронзила череп, вырвала затылочную кость, забрызгав кровью и мозгами всю прихожую, пролетела через комнату и со звоном разбила стекло в серванте. Адетунджи, издав короткий вскрик, с шумом опрокинулся навзничь. Его компаньоны оцепенели, не понимая, отчего вдруг стекла начали разбиваться сами собой, а тем временем Зародыш вытащил из сумки предусмотрительно прихваченные импортные ножницы по металлу и в одно мгновение перекусил ими цепочку. Зародыш с ножницами наперевес и Спиридонов с пистолетом ринулись вперед, а Рекс задержался на секунду.
— Ты чего расселся? — свирепо обратился он к наркоману, сидевшему на полу и оторопело взиравшему на все происходящее. — А ну марш в квартиру!
— Да я лучше пойду, — заскулил Серега.
— Пристрелю прямо здесь, гад! — рявкнул Рекс. — А ну подъем!
Тем временем Зародыш, ворвавшийся в комнату с ножницами наперевес, ткнул ими в бедро, словно штыком, Салембу Мулембу. Однако от героина болевая чувствительность у гиганта притупилась, и он громадными черными ручищами вцепился Зародышу в глотку. Сопротивляться такой силе было невозможно, и Зародыш прохрипел из последних сил:
— Аспирин, спасай!
Спиридонов замешкался, потому что, перескакивая в прихожей через труп Адетунджи, поскользнулся на разбрызганных мозгах и упал. Бабангида с воплем бросился на него, но неожиданно столкнулся с Серегой, которого Рекс мощным пинком втолкнул в квартиру. Оба в обнимку грохнулись на стол и вместе со стаканами и бутылками рухнули на пол. В этот момент Спиридонов извернулся на скользком полу и открыл огонь. Захлопали выстрелы, осколки люстры со звоном посыпались на пол, затем разлетелась на куски стоявшая на серванте статуэтка, но Салемба Мулемба продолжал ломать слабеющее сопротивление Зародыша. Попасть в нигерийца было трудно, поскольку Зародыш прикрывал его своим телом. Рекс толкнул ногой Спиридонова и крикнул:
— Не стреляй!
Ворвавшись в комнату, Рекс мимоходом пнул в голову Бабангиду, попытавшегося было подняться с пола, и с пистолетом наизготовку двинулся к борющимся. Нигериец, прикрываясь своей жертвой, поволок ее в другую комнату, окна которой выходили как раз туда, где у входа в подъезд сидели старухи. Рекс поднял пистолет. Африканец съежился, прячась за телом Зародыша, но, поняв, что смертоносное дуло достанет его везде, отшвырнул от себя своего противника и с ревом бросился в окно. Раздались грохот и звон бьющегося стекла, которые слились воедино с визгом наконец-то очнувшейся Фатимы. Визг оборвался коротким хлопком — это Андрей не долго думая всадил негритянке пулю в лоб, и Фатима бессильно откинулась на спинку кресла. Салемба Мулемба как был, в трусах и в майке, с тяжким стуком приземлился на покрытую опавшей листвой влажную землю между деревьями и больше не подавал признаков жизни. Старушки, оживленно обсуждавшие визит милиции, от такого зрелища мгновенно умолкли и погрузились в оцепенение. А в квартире тем временем Рекс и Спиридонов допрашивали Бабангиду: