Стейс сел на заднее сиденье, Фрэнки – рядом с Рози. Играло радио, почти час никто из них не произнес ни слова. Рози отличало и умение помолчать.
За завтраком, пока они дожидались Рози, у братьев состоялся нелегкий разговор. Стейс обратил внимание, что Фрэнки замкнулся, словно не решается ему что-то сказать. Такое случалось у них крайне редко.
– Выкладывай, – предложил он брату.
– Только пойми меня правильно. Я не ревную или что-то там в этом роде. Но мог бы ты не подходить к Рози, пока мы будем там?
– Конечно, – ответил Стейс. – Я ей скажу, что подцепил в Вегасе триппер.
Фрэнки усмехнулся.
– Это, я думаю, чересчур. Но я бы хотел, чтобы она была только моя. Или я отойду в сторону, и она будет принадлежать только тебе.
– Ну ты и паршивец. – Стейс покачал головой. – Ты все испортишь. Послушай, мы же ни к чему ее не принуждали, не пытались задурить ей голову. Все идет так, как она этого хочет. И я думаю, что получается отлично.
– Я бы хотел, чтобы она была только моя, – повторил Фрэнки. – Хотя бы на короткое время.
– Пожалуйста, – кивнул Стейс. – Я – старший брат, так что должен приглядывать за тобой. – Это была их любимая шутка, и действительно, иной раз казалось, что Стейс старше Фрэнки на несколько лет, а не на десять минут. – Но знаешь, Рози раскусит тебя в две секунды. Рози умна. Она поймет, что ты влюбился в нее.
Фрэнки изумленно вытаращился на брата.
– Я в нее влюбился? Неужели? Господи Иисусе. – И они расхохотались.
«Кадиллак» вырвался из города и мчался среди заснеженных полей округа Уэстчестер. Наконец Фрэнки нарушил молчание:
– Никогда в жизни не видел столько снега.
И как только здесь могут жить люди?
– Жизнь тут дешевле, чем в Нью-Йорке, – пояснила Рози.
– Сколько нам еще ехать? – спросил Стейс.
– Примерно полтора часа. Хотите облегчиться?
– Нет, давай уж доберемся до места.
– Если только ты не хочешь остановиться, – сказал Стейс Рози.
Та покачала головой, крепко держась за руль, глядя прямо перед собой, на заснеженную дорогу и медленно падающие снежинки.
Часом позже они проскочили маленький городок.
– Еще пятнадцать минут, – предупредила Рози.
Мощная машина преодолела крутой подъем, и на вершине маленького холма они увидели серый особняк, окруженный полями, укутанными ровным белоснежным покровом. Его не касались ни нога человека, ни колесо автомобиля.
Рози подкатила к парадному входу, они вылезли из кабины. Она нагрузила их чемоданами и коробками с рождественскими подарками.
– Заходите в дом. Дверь открыта. Мы здесь обходимся без замков.
Фрэнки и Стейс поднялись по ступеням, открыли дверь. Прошли в огромную гостиную, стены которой украшали головы лесного зверья. В камине размером с большую пещеру ярко горел огонь.
Внезапно снаружи донесся шум мотора «Кадиллака», и в гостиную через боковые двери вошли шестеро мужчин. Все с оружием. Их главарь, гигант с густыми усами, сказал с легким акцентом: «Не двигайтесь. Чемоданы не бросать». И тут же пистолеты уперлись им в спины.
Стейс сразу все понял, а Фрэнки поначалу испугался за Рози. Ему понадобилось тридцать секунд, чтобы сообразить: шум мотора и отсутствие Рози взаимосвязаны. Ужас охватил Фрэнки, когда ему открылась истина: Рози была приманкой.
Глава 7
За день до Рождества Асторре пришел на вечеринку, которую Николь устраивала в своей квартире. Она пригласила своих коллег-юристов и членов общественных организаций, в работе которых участвовала, в том числе и активистов Движения за запрещение смертной казни.
Асторре любил вечеринки. Нравилось ему болтать с людьми, которых он никогда больше не увидит, которые вращались совершенно в других кругах. Иногда он знакомился с интересными женщинами, и тогда мимолетная встреча, случалось, перерастала в короткий роман. И он всегда надеялся влюбиться: ему недоставало любимой женщины. В тот вечер Николь напомнила ему об их страстном романе, оставшемся в далеком прошлом, очень добродушно, не пытаясь уколоть.
– Ты разбил мне сердце, когда повиновался отцу и уехал в Европу.
– Безусловно. Но это не удержало тебя от встреч с другими мужчинами.
По какой-то причине в этот вечер Николь относилась к Асторре с особой теплотой. Доверчиво, словно школьница, брала за руку, целовала в губы, прижималась всем телом, словно чувствовала, что он вновь покидает ее.
Его все это смущало, поскольку угольки страсти по-прежнему тлели, разжечь их не составляло труда, но он понимал: в сложившейся ситуации роман с Николь станет чудовищной ошибкой. И помешает принятию необходимых решений. Наконец она подвела его к группе гостей, представила.
В этот вечер в квартире играл маленький оркестр, и Николь попросила Асторре спеть. Конечно же, отказываться он не стал, и они вместе исполнили старинную итальянскую любовную балладу.
А когда он пел Николь серенаду, она прижималась к нему и заглядывала в глаза, словно что-то искала в его душе. После последнего аккорда с тяжелым вздохом поцеловала его и отпустила от себя.
Как выяснилось чуть позже, Николь приготовила Асторре сюрприз. Подвела его к красавице с широко посаженными, светящимися умом серыми глазами.
– Асторре, это Джорджетт Силк, которая руководит сейчас кампанией за запрещение смертной казни. Мы часто работаем вместе.
Джорджетт пожала ему руку, похвалила пение.
– Вы напоминаете мне молодого Синатру.
Асторре просиял.
– Спасибо. Он мой кумир. Все его песни я знаю наизусть.
– Мой муж тоже его большой поклонник. Мне по душе песни Синатры, но решительно не нравится его отношение к людям.
Асторре вздохнул, понимая, что с этим спорить бесполезно, однако не мог не вступиться за своего кумира:
– Да, но мы должны разделять творчество и человеческие качества.
Маневр Асторре позабавил Джорджетт.
– Неужели? – Ее глаза игриво блеснули. – А я вот не думаю, что нам следует прощать бесчувственность и дебоши, не говоря уже о насилии.
Асторре видел, что Джорджетт не собирается сдавать позиции, и пропел несколько строк одной из наиболее известных песен Синатры, не отрывая взгляда от ее серых глаз, увидел, что она не может сдержать улыбки.
– Ладно, ладно, – покивала она. – Я признаю, что песни хорошие. Но еще не готова оправдать его.
И мягко коснулась плеча Асторре, прежде чем отойти. Остаток вечеринки Асторре то и дело поглядывал на нее. Она ничем не подчеркивала свою красоту, но врожденная грация, излучаемая доброта притягивали к ней не только его взгляд. Асторре, как и едва ли не все мужчины, влюбился в нее. А она, похоже, не замечала того эффекта, который производила на окружающих. И уж конечно, ни с кем не флиртовала.
К этому времени Асторре уже познакомился с документальными материалами, собранными Маркантонио по Силку, и знал, что федеральный агент с первого дня службы беспощадно боролся с нарушителями закона, не идя ни на какие компромиссы. Прочитал он и о том, что жена любила Силка и никогда не смотрела на других мужчин.
Это его озадачило.
В какой-то момент Николь подошла к нему и шепнула на ухо, что Альдо Монца ждет в приемной.
– Ты меня извини, Николь. Я должен уйти.
– Хорошо, – кивнула Николь. – Я надеялась, что ты "получше узнаешь Джорджетт. Другой такой умной и красивой женщины я не встречала.
– Да, она прекрасна, – ответил Асторре и подумал, что он еще не научился вести себя с женщинами: одна встреча, а он уже строит фантастические планы.
Альдо Монца сидел на одном из хрупких антикварных стульев в приемной Николь. Он поднялся навстречу Асторре, прошептал:
– Близнецы у нас. Ждут встречи с вами.
Асторре почувствовал, что сердце у него упало.
Пришла пора решительных действий. Ему предстояла очередная проверка.
– Сколько нам туда ехать?
– Три-четыре часа. На улице метет.
Асторре посмотрел на часы. Половина одиннадцатого.
– Поехали.
С неба валил снег. У колес припаркованных машин его насыпало на добрых пять дюймов. Монца открыл дверцу мощного «Бьюика».
Сел за руль, Асторре расположился рядом. Обогреватель быстро нагрел салон. Запахло табаком и хорошим вином.
– Поспите, – предложил Монца Асторре. – Ехать далеко, а ночь предстоит трудная.
Асторре расслабился, мыслями унесся в далекое прошлое. Снег все сыпал и сыпал. А он вспоминал раскаленную жару Сицилии и одиннадцать лет, в течение которых дон готовил его к решающей схватке. И Асторре знал, что от судьбы ему не уйти.
В шестнадцать лет Асторре Виола по указанию дона Априле отправился на учебу в Англию. Асторре это не удивило. Дети дона учились в частных школах и колледжах, хотя причина заключалась не только в том, что он хотел дать им блестящее образование: дон не подпускал детей ни к своим делам, ни к образу жизни.
В Лондоне Асторре поселился в доме семейной пары, много лет тому назад эмигрировавшей с Сицилии. Супруги давно уже обжились в Англии и даже сменили фамилию Приола на Прайор.
Они уже и выглядели как англичане: здешняя погода выбелила им кожу и в одежде не было ничего сицилийского. Мистер Прайор ходил на работу в котелке и с зонтиком, миссис Прайор носила цветастые платья и шляпки, как и любая другая добропорядочная английская леди.
И лишь в собственном доме они вспоминали о своих корнях. Мистер Прайор надевал мешковатые штаны и черную рубашку без воротника, а миссис Прайор в бесформенном черном платье готовила итальянские блюда. Дома он называл ее Мариццей, она его – Зу.
Мистер Прайор возглавлял частный банк, контрольный пакет акций которого принадлежал большому палермскому банку. Асторре он принял, как любимого племянника, но близко к себе не подпускал. Миссис Прайор кормила его и окружала заботой, словно родного внука.
Мистер Прайор дал Асторре автомобиль, назначил солидное месячное пособие. С учебой все определили еще до приезда Асторре. Он поступил в небольшой университет под Лондоном, специализировавшийся на организации бизнеса и банковском деле, а также известный неплохой подготовкой по гуманитарным наукам. Асторре изучал необходимый минимум специальных дисциплин, но основное внимание уделял занятиям по пению и актерскому мастерству. Интересовали его музыка и история. Именно в Лондоне он влюбился в охоту на лис, не в преследование и убийство зверька, но в романтику погони: всадники в красных куртках, на черных лошадях, окруженные сворой нетерпеливых, рыжих, как осенняя листва, собак.