Мафия изнутри. Книги 1-13 — страница 235 из 252

Лас-Вегас. ГолливудКвог

Глава 7

Кросс Де Лена принял сестру и Скиппи Дира в административном пентхаузе отеля «Занаду». Дира всегда изумляло несходство между двумя детьми одних родителей. Клавдия не слишком хороша собой, зато очень симпатична, а Кросс миловиден, строен, но сложен атлетически. Клавдия естественно приветлива, а Кросс чопорно любезен и недоступен. Приветливость и любезность – отнюдь не одно и то же, подумал Дир. Первая передается по наследству, а вторая достигается в результате жизненного опыта.

Клавдия и Скиппи Дир сели на диван, а Кросс – напротив. Рассказав о Бозе Сканнете, Клавдия подалась вперед:

– Кросс, пожалуйста, выслушай меня. Дело не только в бизнесе. Афина – моя лучшая подруга. Таких хороших людей, как она, на свете раз-два, и обчелся. Она помогала мне, когда я нуждалась в помощи. И сейчас я прошу тебя о самом важном одолжении. Помоги Афине выпутаться из этой передряги, и я больше никогда и ни о чем тебя не попрошу. – Она обернулась к Скиппи Диру. – Про финансовую сторону расскажи ты.

Перед тем как попросить о любезности, Дир всегда делал упреждающий выпад. И поэтому попросил у Кросса:

– Я приезжаю в ваш отель больше десяти лет, так отчего же мне ни разу не предоставили какую-нибудь виллу?

– Они всегда были заняты, – рассмеялся Кросс.

– Вышвырните кого-нибудь, – предложил Дир.

– Непременно. Когда получу декларацию о ваших доходах от одного из фильмов и увижу, как вы делаете десятитысячную ставку в баккара.

– Я его сестра, и ни разу не жила в вилле, – вставила Клавдия. – Хватит юлить, Скиппи, выкладывай финансовую проблему.

Когда Дир закончил, Кросс подытожил, сверяясь с блокнотом, в котором делал пометки:

– Позвольте мне разложить все по полочкам. Если эта Афина не вернется к работе, вы со студией теряете пятьдесят миллионов наличными плюс двести миллионов планируемых доходов. Она к работе не вернется, потому что боится бывшего мужа по имени Боз Сканнет. Вы можете откупиться от него, но она все равно не вернется к работе, потому что не верит, что его можно удержать. Это все?

– Точно, – подтвердил Дир. – Мы обещали, что во время работы над фильмом ее будут охранять почище, чем президента Соединенных Штатов. За этим типом Сканнетом следят даже сейчас. Мы приставили к ней круглосуточную охрану. И все равно она не хочет возвращаться к работе.

– Вообще-то я не вижу тут серьезной проблемы, – заметил Кросс.

– Этот тип родом из семьи могущественных техасских политиков. К тому же он по-настоящему крутой парень. Я пытался заставить нашу службу безопасности надавить на него…

– Услугами какого агентства вы пользуетесь?

– Тихоокеанского.

– Тогда зачем же обратились ко мне?

– Потому что ваша сестра сказала, что вы можете помочь, – пояснил Дир. – Это не я придумал.

– Клавдия, с чего ты взяла, что я могу помочь? – повернулся Кросс к сестре.

Она поморщилась, ощутив неловкость.

– Я видела, как ты решал проблемы в прошлом, Кросс. Ты умеешь убеждать и всегда отыскивал какой-нибудь выход. – Она улыбнулась с видом святой невинности. – Кроме того, ты мой старший брат, я в тебя верю.

– Снова эта чушь собачья, – вздохнул Кросс, но от внимания Дира не ускользнула взаимная привязанность между братом и сестрой.

Все трое посидели в молчании, потом Дир промолвил:

– Кросс, мы пришли к вам просто наудачу. Но если вы подыскиваете, куда вложить деньги, у меня на подходе очень-очень хороший проект.

Поглядев на Клавдию, Кросс перевел взгляд на Дира и задумчиво проронил:

– Скиппи, я хочу встретиться с этой Афиной, а после, быть может, сумею разрешить все ваши проблемы.

– Великолепно, – с облегчением выдохнула Клавдия. – Можем вылететь завтра утром. – И обняла брата.

– Ладушки, – согласился Дир, попутно ломая голову, как бы вынудить Кросса принять на себя часть убытков от «Мессалины».

Назавтра они вылетели в Лос-Анджелес. Клавдия уговорила Афину встретиться с ними, потом трубку взял Дир. Состоявшийся разговор взбесил его, убедив, что Афина ни за что не вернется в картину, и Дир всю дорогу развлекал себя измышлением коварных планов того, как бы вынудить Кросса предоставить ему эту чертову виллу во время следующего визита Дира в Лас-Вегас.

Колония Малибу, где поселилась Афина Аквитана, представляла собой отрезок пляжа, расположенный минутах в сорока езды на север от Беверли-Хиллз и Голливуда. В колонию входило чуть более сотни домов стоимостью от трех до шести миллионов каждый, но с виду очень заурядных и ветхих. Каждый дом окружала ограда, иногда дополненная затейливыми воротами.

Попасть в Колонию можно было только по частной дороге с механическими воротами, охраняемыми службой безопасности, размещавшейся в большой будке. Персонал охраны допускал посетителей только по списку или после получения разрешения по телефону. Постоянным жителям наклеивали на ветровые стекла автомобилей специальные пропуска, менявшиеся еженедельно. Кросс мысленно обозначил эту охранную преграду как «докучливую», но несерьезную.

Зато служащие Тихоокеанского агентства безопасности, несущие вахту вокруг дома Афины, являли собой куда более основательную преграду на пути потенциальных злоумышленников. Все были облачены в фирменные мундиры, вооружены и пребывали на пике физической формы.

Гости приблизились к дому Афины по дорожке, идущей параллельно линии берега. Вход преграждали дополнительные ворота с системой наблюдения, находившиеся под контролем секретарши Афины. Та дистанционно открыла их из гостевого флигеля, расположенного неподалеку.

У ворот тоже стояли двое охранников в форме Тихоокеанского агентства, а еще двое – у двери дома. Мимо флигеля вела длинная дорожка через сад, благоухавший ароматами множества цветов и лимонных деревьев, сливающимися с солоноватым дыханием океана. В конце концов дорожка вывела их к дому, расположенному у самого берега.

Миниатюрная горничная-латиноамериканка провела их через просторную кухню в гостиную, за огромными окнами которой плескался океан. Бамбуковая мебель, стеклянные столики, глубокие диваны цвета морской волны. Горничная довела гостей до стеклянной двери, ведущей на широкую и длинную террасу с видом на океан, на которой стояли столики, стулья и сверкавший никелем велотренажер. А дальше простирался океан – сине-зеленый, полого уходящий под самые небеса.

Увидев Афину на этой террасе, Кросс Де Лена был так потрясен, что в душе его всколыхнулся страх. Она оказалась куда изысканнее, чем на пленке, – качество чрезвычайно редкостное. Пленка не могла передать нежность кожи, глубину и поразительный оттенок ее зеленых глаз. Двигалась Афина грациозно и будто без усилий, как великолепная спортсменка. Прическа ее – грубый бобрик, напоминавший золотое жнивье, – сделала бы любую другую женщину уродиной, но лишь увенчала красоту Афины, словно корона. И даже висевший на ней балахоном блекло-голубой спортивный костюм не в силах был скрыть красоту ее фигуры. Длинные ноги, ногти босых ступней не накрашены.

Но более всего поразили Кросса ум и сосредоточенное внимание, светившиеся в ее взгляде.

Афина поприветствовала Скиппи Дира традиционным поцелуем в щеку, тепло обняла Клавдию и пожала Кроссу руку. В глазах ее плескалась зелень океанских вод.

– Клавдия вечно только о вас и говорит, – сказала она Кроссу. – О своем смазливом, загадочном братце, который способен остановить Землю, если пожелает. – Она рассмеялась – без малейшей фальши, словно и не была ничем напугана.

Кросс ощутил упоительный восторг, иного слова и не подберешь. Голос гортанный, низкий – будто чарующий музыкальный инструмент. Лучащееся интеллигентностью лицо с дивно очерченными скулами и не тронутыми помадой роскошными губами цвета красного вина. В голове Кросса вдруг промелькнуло воспоминание об одном из кратких поучений Гронвельта: «Деньги могут защитить тебя от всего на свете, кроме красивой женщины».

В Вегасе Кросс встречал множество красивых женщин, да и в Лос-Анджелесе и Голливуде тоже. Но в Вегасе красота существует сама по себе, почти без примеси таланта; многие из этих красоток сперва потерпели фиаско в Голливуде. В Голливуде красота обручена с талантом и, не столь уж часто, с великим художественным дарованием. Оба города приманивают к себе красоту со всего мира. Далее следуют актрисы, взошедшие до уровня Суперзвезды.

Эти женщины вдобавок к своему обаянию и красоте обладают определенной долей детской невинности и отвагой. Сами по себе диковинки в подобном ремесле, эти качества могут быть возвышены до уровня настоящего искусства, что придает им определенное достоинство. Хотя красота для обоих городов – дело привычное, только Голливуд вскармливает богинь, которым поклоняется весь мир. И Афина Аквитана – одна из этих редкостных богинь.

– Клавдия говорила мне, что вы красивейшая женщина на свете, – холодно проронил Кросс.

– А что она говорила о моих мозгах? – поинтересовалась Афина, перевесившись через перила террасы и вытянув одну ногу назад для исполнения какого-то упражнения. То, что у другой женщины выглядело бы жеманством, у нее получилось совершенно естественно. И в самом деле, Афина продолжала выполнять гимнастику на протяжении всего разговора – то наклоняясь вперед и назад, то вытягивая одну ногу поверх перил, подкрепляя некоторые из своих слов жестикуляцией.

– Фина, ни за что ведь не скажешь, что мы родственники, правда? – поинтересовалась Клавдия.

– Ни за что, – подтвердил Скиппи Дир.

Однако Афина, поглядев на обоих, заметила:

– Вы очень похожи. – И Кросс видел, что она ни капельки не покривила душой.

– Теперь ты видишь, за что я ее люблю, – резюмировала Клавдия.

– Говорят, вы можете помочь мне. Не представляю, каким образом, – на минутку прервав упражнения, сказала Кроссу Афина.

Тот изо всех сил старался не таращиться на нее, старался не глядеть на пламенеющее солнцем золото волос на фоне зелени.

– Я собаку съел по части убеждения людей, – сказал он. – Пожалуй, я сумею уговорить вашего мужа пойти на сделку, если он и в самом деле единственное препятствие между вами и работой.

– Что-то мне не верится, что Боз способен выполнить свою часть уговора. Студия уже пошла на сделку с ним.

– Афина, – произнес Дир тоном, сходившим у него за мягкий, – тебе совершенно не о чем беспокоиться. Обещаю. – Но почему-то это заявление прозвучало неубедительно даже для него самого. Дир внимательно наблюдал за остальными, зная, как Афина ошеломляет мужчин. Актрисы – самые очаровательные люди на свете, когда хотят. Но Кросс при виде Афины и глазом не моргнул.

– Скиппи никак не хочет примириться с тем, что я ухожу из кино, – пояснила Афина. – Для него это ужасно важно.

– А для тебя нет?! – сердито осведомился Дир.

Афина смерила его долгим, холодным взглядом.

– Когда-то было важно. Но я знаю Боза. Я должна исчезнуть, начать новую жизнь. – На губах ее заиграла озорная ухмылка. – Я-то устроюсь где угодно.

– Я могу заключить соглашение с вашим мужем, – сказал Кросс, – и гарантирую, что он будет его придерживаться.

– Афина, – уверенно заявил Дир, – в кинобизнесе не счесть подобных дел о происках шизиков против звезд. У нас имеются надежные, испытанные процедуры. На самом деле никакой опасности нет.

Афина продолжала заниматься гимнастикой, вскинув ногу невероятно высоко над головой.

– Вы не знаете Боза, а я знаю.

– Этот Боз – единственное, что мешает вам вернуться к работе? – снова спросил Кросс.

– Да. Он будет вечно идти за мной по пятам. Вы можете обеспечить меня защитой до конца съемок, а дальше-то что?

– Я не знаю неудач, – стоял на своем Кросс. – Я дам ему то, что он хочет.

Афина прервала свои упражнения и впервые поглядела Кроссу прямо в глаза.

– Я никогда не поверю ни в какие соглашения, заключенные Бозом, – и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

– Извините, что попусту потеряли со мной время, – вздохнул Кросс.

– Вовсе я его не теряла, – весело возразила Афина. – Я делала гимнастику. – После чего встретилась с ним взглядом. – Спасибо за предложение. Я ведь только стараюсь выглядеть бесстрашной, как в одной из моих лент. А на самом деле я перепугана до смерти. – Но быстро взяла себя в руки. – Клавдия и Скиппи вечно толкуют о ваших знаменитых виллах. Дадите ли вы мне одну из них в качестве убежища, если я приеду в Вегас?

Лицо ее оставалось печальным, но в глазах заплясали чертики. Афина демонстрировала свое могущество Клавдии и Скиппи, явно ожидая услышать, что Кросс ответит утвердительно – пусть хотя бы из вежливости.

– Виллы обычно заняты, – улыбнулся ей Кросс, чуточку помедлил и с предельной серьезностью, напугавшей остальных, добавил: – Но если вы приедете в Вегас, никто не причинит вам ни малейшего вреда, это я гарантирую.

– Никому не под силу остановить Боза, – обращаясь непосредственно к нему, подчеркнула Афина. – Ему нет дела до того, поймают его или нет. Он проделает задуманное на публике, чтобы это видели все и каждый.

– Но почему? – обеспокоенно поинтересовалась Клавдия.

– Потому что он раньше любил меня, – со смехом отозвалась Афина. – И потому что моя жизнь удалась лучше, чем его. – Она обвела гостей взглядом. – Какая жалость, что двое любящих могут со временем возненавидеть друг друга, правда?

В этот момент горничная-латиноамериканка помешала беседе, сопроводив на террасу еще одного человека – высокого, симпатичного и одетого как на официальный прием, в стиле «семерых одним ударом»: костюм от Армани, рубашка от Тернбулла и Эссера, галстук от Гуччи, а туфли от Болли. Пришелец тут же принялся бормотать извинения.

– Она мне не сказала, что вы заняты, мисс Аквитана, наверное, ее устрашил мой значок, – он тут же продемонстрировал бляху полицейского. – Я пришел всего лишь задать несколько вопросов по поводу инцидента, случившегося вечером. Я могу и подождать. Или прийти попозже. – Несмотря на вежливую речь, вид у него был наглый. Оглядев двух других мужчин, он изрек: – Привет, Скиппи!

– Ты не имеешь права разговаривать с ней без пресс-атташе и адвоката! – вскипел Скиппи Дир. – Ты ведь не настолько наивен, Джим.

Протянув руку Клавдии и Кроссу, детектив представился:

– Джим Лоузи.

Оба слыхали о нем, самом знаменитом детективе Лос-Анджелеса, чьи расследования даже послужили основой для мини-сериала. Кроме того, он снимался во второстепенных ролях в фильмах и числился в принадлежащем Диру рождественском списке лиц, достойных получения подарков и поздравительных открыток. Так что Дир набрался храбрости изречь:

– Джим, позвони мне попозже, и я организую тебе достойную встречу с мисс Аквитаной.

– Разумеется, Скиппи, – любезно улыбнулся ему Лоузи.

Но тут подала голос Афина:

– Быть может, меня скоро здесь не будет. Почему бы не задать ваши вопросы прямо сейчас? Я не против.

Лоузи держался вполне предупредительно, если не обращать внимания на постоянную настороженность во взоре и готовность его тела в любую секунду перейти к действиям, выработанные у него годами борьбы с преступностью.

– При них? – справился детектив.

Теперь Афина хранила неподвижность, шарм ее будто рукой сняло.

– Я доверяю им куда больше, чем полиции, – спокойно проронила она.

Лоузи пропустил этот выпад мимо ушей; ему было не привыкать к подобному.

– Я лишь хотел спросить, почему вы отказались от обвинений в адрес мужа. Он вам чем-нибудь угрожал?

– О нет, – презрительно бросила Афина. – Просто плеснул мне воду в лицо на глазах у миллиарда человек, гаркнув: «Кислота». А на следующий день был выпущен под залог.

– Да ладно вам, ладно, – Лоузи вскинул руки в умиротворяющем жесте. – Я просто подумал, что мог бы помочь.

– Джим, позвони мне позже, – повторил Дир.

Это заставило Кросса мысленно забить тревогу. Он задумчиво уставился на Дира, избегая смотреть на Лоузи. А тот избегал смотреть на него.

– Позвоню. – Тут Лоузи на глаза попалась сумочка Афины, лежавшая на одном из стульев, и он подхватил ее. – Я видел такую на Родео-Драйв. Две тысячи долларов. – Поглядев на Афину в упор, он проговорил с высокомерной вежливостью: – Может, вы сумеете мне растолковать, зачем люди тратят такие деньги на подобную чепуху?

С окаменевшим лицом Афина окинула взглядом полотно океана, отрубив:

– Ваш вопрос оскорбителен. Убирайтесь отсюда.

Поклонившись, Лоузи с ухмылкой удалился. Ему удалось произвести желаемое впечатление.

– Значит, ты все-таки человек, – Клавдия обняла Афину за плечи. – С чего это ты вдруг так вскинулась?

– Вовсе я не вскинулась, – возразила та. – Я просто передала ему весточку.

Покинув дом Афины, все трое гостей поехали из Малибу в Беверли-Хиллз, к «Нейт и Алу». Дир твердил Кроссу, что это единственное заведение к западу от Скалистых гор, где можно получить съедобное пастрами, говяжью солонину и хот-доги а-ля Кони-Айленд.

Во время трапезы Дир задумчиво проронил:

– Афина не вернется к работе.

– Я знала это с самого начала, – отозвалась Клавдия. – Вот чего я в толк не возьму, с какой стати она так взъелась на детектива.

– А вы сообразили? – рассмеявшись, спросил Дир у Кросса.

– Нет, – признался тот.

– Один из величайших мифов о Голливуде, – пояснил Дир, – сводится к тому, что поиметь звезду может всякий, кто ни попадя. Ну, что касается звезд мужеского пола, это и вправду так, потому-то девицы и ошиваются вокруг их квартир и отеля «Беверли Уилшир». Что же до звезд-женщин, тут потруднее… ну, ребятишкам, работающим у них по дому, – плотнику, садовнику там – этим еще может обломиться, скажем, ей приспичит, со мной такое случалось. У каскадеров высокий рейтинг, да и прочим парням из съемочной группы перепадает. Но подобные связи ниже черты вредят карьере звезд. Если, конечно, они не Суперзвезды. Нам, старичкам, заправляющим этим вертепом, такое не по вкусу. Черт, да неужто деньги и власть – пустые слова? – ухмыльнулся он. – Теперь поглядим на Джима Лоузи. Он крупный мужчина, недурен собой. Он убивал крутых парней по-настоящему и потому окружен романтическим ореолом в глазах людей, живущих в мире, где все понарошку. Он знает это. И пользуется этим. Он не умоляет звезду, он запугивает ее. Вот почему он отколол этот номер. Фактически говоря, за этим-то он и приходил. Получив благовидный предлог для встречи с Афиной, он счел, что попытаться стоит. Этот оскорбительный вопрос провозглашал, что Лоузи хочет трахнуть ее. А Афина его отбрила.

– Значит, она Дева Мария? – поинтересовался Кросс.

– Среди кинозвезд – да, – подтвердил Дир.

– По-вашему, она водит студию за нос, пытаясь выудить побольше денег? – внезапно осведомился Кросс.

– Да ни за что, – возразила Клавдия. – Она абсолютно прямолинейна.

– Может, у нее на кого-нибудь зуб, и теперь она отыгрывается?

– Вы просто не понимаете нашего бизнеса, – принялся растолковывать Дир. – Во-первых, студия позволила бы ей водить себя за нос. Для звезд это обычное дело. Во-вторых, если бы у нее был зуб, все было бы как на ладони. Она просто чудачка. – Он помолчал. – Она ненавидит Бобби Бентса и не в восторге от меня. Мы оба не первый год домогаемся ее тела, но нам еще ни разу не обломилось.

– Очень жаль, что ты не можешь помочь, – промолвила Клавдия брату, но тот промолчал.

Всю дорогу из Малибу Кросс был погружен в напряженные раздумья. Вот она, возможность, которую он искал. Конечно, опасно, но, если все пройдет успешно, он сможет наконец-то вырваться от Клерикуцио.

– Скиппи, – произнес Кросс, – у меня есть предложение к вам и студии. Я покупаю картину прямо сейчас. Даю вам пятьдесят миллионов, вложенных вами, оплачиваю все расходы по ее завершению и позволяю студии заниматься ее распространением.

– У вас есть сто миллионов?! – в один голос спросили изумленные Скиппи Дир и Клавдия.

– Я знаю людей, у которых они есть.

– Вам ни за что не заставить Афину вернуться. А без Афины никакой картины не будет, – заявил Дир.

– Я же говорил, что обладаю великим даром убеждения. Вы можете организовать мне встречу с Элаем Маррионом?

– Разумеется, смогу, но только если останусь продюсером фильма.

Организовать встречу было не так уж просто. Следовало сперва убедить студию «ЛоддСтоун», сиречь Элая Марриона и Бобби Бентса, что Кросс Де Лена не какой-нибудь пройдоха с хорошо подвешенным языком, что у него имеются деньги и рекомендации. Несомненно, ему принадлежит часть отеля «Занаду» в Лас-Вегасе, но лично за ним не числится столь уж солидного состояния, чтобы провернуть предложенную сделку. Дир поручился за него, но переломным стал момент, когда Кросс продемонстрировал аккредитив на сумму пятьдесят миллионов долларов.

По совету сестры на роль своего адвоката в этой сделке Кросс Де Лена нанял Молли Фландерс.

Молли Фландерс приняла Кросса в своем обширном кабинете. Кросс, знавший о ней кое-какие подробности, держался очень настороженно. В мире, где он прожил всю свою жизнь, ему еще ни разу не доводилось встречаться с женщиной, обладающей хоть какой-то властью, а Молли Фландерс, как сказала Клавдия, – одна из могущественнейших особ в Голливуде. Главы студий лично отвечали на ее звонки, хищные агенты вроде Мело Стюарта искали ее помощи в самых крупных сделках. Звезды, подобные Афине Аквитане, пользовались ее услугами в разборках со студиями. Однажды Фландерс остановила производство одного из популярнейших телесериалов, когда студия запоздала с отправкой чека звезде, принадлежащей к числу клиентов Фландерс.

Она оказалась куда миловиднее, чем Кросс предполагал, – крупная, но пропорционально сложенная и красиво одетая. При таком теле у нее было лицо белокурой феи, с широкими губами и пламенными карими глазами, едва уловимо прищуренными в напряженной, продуманной готовности к бою. Заплетенные в косы волосы змеями обвились вокруг головы. Она казалась отталкивающей, пока не улыбнулась.

Несмотря на всю свою несгибаемость, Молли Фландерс была не в силах противостоять обаянию красивых мужчин, и Кросс понравился ей с первого же взгляда, чем удивил Молли, предполагавшую, что брат Клавдии должен выглядеть невзрачным. Но больше красоты ее поразила сила Кросса, которой у Клавдии не было и в помине. Такого явно не застанешь врасплох. Однако все это не убедило ее в том, что Кросс годится в клиенты. До ее ушей доходили слухи о кое-каких связях, она недолюбливала мир Лас-Вегаса и сомневалась, что решимость Кросса пойти на риск при столь чудовищной ставке может зайти достаточно далеко.

– Мистер Де Лена, – начала она, – позвольте мне прояснить одну вещь. Я представляю Афину Аквитану как ее адвокат, а не как агент. Я разъяснила, с какими последствиями она столкнется, если будет упорствовать в подобном курсе действий. Я убеждена, что она будет упорствовать. Итак, если вы заключите свой договор со студией, а Афина все равно не вернется к работе, я буду представлять ее интересы, если вы возбудите дело против нее.

Кросс поглядел на Молли в упор. Проникнуть в мысли такой женщины просто невозможно. Придется выложить большинство карт на стол.

– Я подпишу документ, что не стану преследовать мисс Аквитану в судебном порядке, если куплю картину. Если вы возьметесь представлять мои интересы, у меня с собой чек на двести тысяч долларов. И это только для начала. Вы можете запросить с меня больше.

– Давайте поглядим, правильно ли я поняла. Вы платите студии пятьдесят миллионов, вложенных ею в картину. Прямо с ходу. Вы вкладываете деньги, необходимые для завершения картины, минимум еще пятьдесят миллионов. Таким образом, вы готовы рискнуть сотней миллионов, поставив на то, что Афина вернется к работе. Плюс вы ставите на то, что фильм ждет успех. Но он может и с треском провалиться. Ужасно рискованное предприятие.

Кросс умел быть очаровательным, когда хотел. Но догадывался, что на эту женщину чары не действуют.

– Как я понимаю, с учетом зарубежных денег, продаж на видео и телевидение картина окупится, даже если ее ждет провал. Единственная реальная проблема – как заставить мисс Аквитану вернуться к работе. Может статься, вы поможете мне в этом.

– Нет, не смогу, – возразила Молли. – Не хочу вводить вас в заблуждение. Я пыталась, но потерпела неудачу. Все пытались и потерпели неудачу. А Элай Маррион слов на ветер не бросает. Он закроет картину и понесет убытки, а после постарается уничтожить Афину. Но я ему не позволю.

– И как же вам это удастся? – Кросс был заинтригован.

– Маррион вынужден ладить со мной. Он отнюдь не дурак. Я буду бороться против него в суде, я заставлю его пожалеть о каждом заключенном соглашении. Афина больше не сможет работать, но обобрать ее до нитки я не дам.

– Если будете представлять меня, то сумеете спасти карьеру своей клиентки. – Кросс вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его Молли. Открыв конверт, она изучила его содержимое, затем сняла трубку телефона и сделала несколько звонков, подтвердивших надежность чека.

– Я делаю это вовсе не затем, чтобы оскорбить вас, – улыбнулась она Кроссу. – Точно так же я поступаю с виднейшими кинопродюсерами в городе.

– Вроде Скиппи Дира? – рассмеялся Кросс. – Я вложил деньги в шесть его фильмов, добившихся шумного успеха, но не заработавших мне ни гроша.

– Потому что я не представляла ваши интересы. Что ж, прежде чем я соглашусь, вы должны открыть мне, как собираетесь вынудить Афину вернуться к работе. – Она сделала паузу. – До меня доходили кое-какие слухи о вас.

– А до меня – о вас, – отозвался Кросс. – Помню, много лет назад, когда вы выступали защитником по уголовным делам, вы избавили одного парнишку от наказания за убийство. Он убил свою подружку, а вы повернули дело так, что его признали действовавшим в состоянии аффекта. Меньше чем через год он снова разгуливал на свободе. – Он выдержал паузу, намеренно дав выход своему раздражению. – Его репутация вас не волновала.

– Вы не ответили на мой вопрос, – холодно поглядела на него Молли.

Кросс решил, что ложь должна сопровождаться капелькой обаяния.

– Молли… Может, перейдем на «ты»? – Получив утвердительный кивок, Кросс продолжал: – Тебе известно, что я управляю отелем в Вегасе. И кое-что постиг. Деньги творят чудеса, деньгами можно одолеть любой страх, так что я намерен предложить Афине пятьдесят процентов со всех доходов, которые получу от фильма. Если ты составишь соглашение правильно и если нам повезет, для нее это будет означать около тридцати миллионов. – Он помолчал и с пылом проговорил: – Ну как, Молли, ты рискнула бы за тридцать миллионов?

– Вообще-то Афина не придает деньгам значения, – покачала головой Молли.

– Единственное, что меня озадачивает, это почему студия сама не предложила ей подобный уговор.

Впервые за время встречи Молли насмешливо улыбнулась.

– Ты просто не знаком с киностудиями. Они боятся, что, если создать подобный прецедент, все звезды пустятся на ту же уловку. Но давай продолжим. Думаю, студия согласится на твое предложение, потому что заработает огромные деньги на одном только распространении фильма. На этом она будет настаивать. Кроме того, захочет получить процент с прибылей. Но я еще раз подчеркиваю, Афина твое предложение не примет. – Она помолчала, а затем сказала с иронической улыбкой: – А я-то думала, вы, воротилы из Вегаса, никогда не участвуете в азартных играх.

– Играют все без исключения, – улыбнулся Кросс ей в ответ. – Я тоже, когда это сулит приличную выгоду. Кроме того, я планирую продать отель и начать зарабатывать кинобизнесом. – Он на минутку смолк, давая Молли время заглянуть к нему в душу, чтобы разглядеть желание войти в этот мир. – По-моему, это интереснее.

– Понимаю. Значит, это не минутная прихоть.

– Скорее лазейка. Как только я в нее втиснусь, мне понадобится твоя помощь, чтобы пролезть до конца.

Молли эта идея позабавила.

– Я берусь представлять тебя. Но что касается развития успеха, давай-ка сперва поглядим, не лишишься ли ты этих ста миллионов.

Переговорив по телефону, она положила трубку и сообщила Кроссу:

– До того нам надо встретиться с коммерческим отделом студии, чтобы установить правила игры. А у тебя в запасе три дня, чтобы пойти на попятную.

– Вот это оперативность! – восхитился Кросс.

– У них, я ни при чем. Они вбухали целое состояние, чтобы удержать картину на плаву.

– Знаю, мне незачем это говорить… Но предложение, которое я собираюсь сделать мисс Аквитане, конфиденциальное, строго между нами.

– Да, это незачем говорить, – подтвердила Молли.

Они обменялись рукопожатием, а после ухода Кросса Молли вдруг припомнила кое-что. Почему Кросс Де Лена упомянул о том давнем деле, когда она выручила того парнишку, об этой ее знаменитой победе? Почему именно об этом деле? Ведь она вытащила из петли массу убийц.

Три дня спустя Кросс Де Лена и Молли Фландерс встретились в ее кабинете перед визитом в студию «ЛоддСтоун», чтобы она могла проверить финансовые документы, которые Кросс захватил на встречу. Затем поехали на студию в «Мерседесе SL 300», принадлежащем Молли.

Как только их впустили в ворота студии, Молли сказала:

– Смотри на стоянку. Даю по доллару за каждую американскую машину, которую ты тут отыщешь.

Мимо проплывало море лоснящихся машин всех цветов радуги – «Мерседесы», «Эстон-Мартины», «БМВ», «Роллс-Ройсы». Углядев один «Кадиллак», Кросс указал на него.

– Какой-то нищий бедолага-сценарист из Нью-Йорка, – весело прокомментировала Молли.

Студия «ЛоддСтоун» представляла собой громаднейшую площадку с разбросанными там и сям небольшими зданиями независимых компаний. Главное здание, насчитывающее всего десять этажей, выглядело будто кинодекорация, сохранив аромат двадцатых, когда студия была только-только основана; здание ни разу не подвергали реконструкции, ограничиваясь необходимым ремонтом. Кроссу оно напомнило анклав в Бронксе.

В тесных рабочих кабинетах администрации студии негде было яблоку упасть, исключение составлял лишь десятый этаж, где разместились кабинеты Элая Марриона и Бобби Бентса. А между двумя кабинетами находился просторный конференц-зал со стойкой бара в сторонке и примыкающей к бару кухонькой, в которой хлопотал бармен. Вокруг стола переговоров стояли темно-красные бархатные кресла. Стены были увешаны оправленными в рамки плакатами фильмов студии.

Пришедших ожидали Элай Маррион, Бобби Бентс, Скиппи Дир, главный юрисконсульт студии и еще двое адвокатов. Молли передала главному юрисконсульту финансовые документы, и трое адвокатов противоположной стороны углубились в их чтение. Бармен принес заказанные напитки и, повинуясь указанию Скиппи Дира, скрылся.

Элай Маррион, как всегда, настоял на том, чтобы Кросс перешел с ним на «ты», после чего поведал одну из своих любимых баек, которую частенько пускал в ход во время переговоров, чтобы обезоружить противную сторону. Мол, его, Элая Марриона, дед организовал компанию в начале двадцатых годов и хотел назвать ее «Лоуд Стоун», но его сильный немецкий акцент сбил адвокатов с толку. Тогда компания тянула всего на десять тысяч долларов, и, когда ошибка вскрылась, сочли, что исправлять ее – лишний труд. А теперь она выросла в семимиллиардную компанию с бессмысленным названием. Но, как подчеркнул Маррион (а он никогда не шутил без серьезного умысла), печатное слово – пустышка. Столь могущественным логотип компании сделал только визуальный образ магнитного камня, привлекающего свет из всех уголков Вселенной.

Затем Молли изложила пропозицию: Кросс выплачивает студии потраченные ею пятьдесят миллионов, предоставляет ей права на распространение, оставляет продюсером Скиппи Дира. Кросс же платит деньги, необходимые для завершения картины. Вдобавок студия «ЛоддСтоун» получает пять процентов с прибылей.

Все присутствующие выслушали предложение с пристальным вниманием.

– Что за нелепый процент! – изрек Бобби Бентс. – Нам причитается больше. Да и потом, откуда нам знать, что вы не сговорились с Афиной? Может, это чистый грабеж?

Реакция Молли поразила Кросса, почему-то считавшего, что переговоры пройдут более цивилизованно, нежели это происходило в Вегасе.

– Да пошел ты в задницу, Бобби! – чуть ли не заверещала Молли. – Надо ж набраться такой наглости, чтобы обвинять нас в заговоре! Ваша страховка не покрывает подобный оборот событий, вы хватаетесь за эту встречу, как за соломинку, а ты еще оскорбляешь нас! Если не попросишь прощения, я сейчас же уведу мистера Де Лену прочь, а ты сам расхлебывай дерьмо.

– Молли, Бобби, да бросьте вы, – вклинился Скиппи Дир. – Мы ведь собрались, чтобы попытаться спасти картину. Давайте хотя бы обсудим…

Маррион наблюдал за всем этим с невозмутимой улыбкой, но не вмешивался ни словом. Он раскроет рот лишь для того, чтобы сказать «да» или «нет».

– По-моему, это здравый вопрос, – не унимался Бобби Бентс. – Что может предложить Афине этот господин, чего не можем мы?

Кросс молча улыбался. Молли велела ему по возможности переадресовывать все вопросы к ней.

– Ясное дело, мистер Де Лена может предложить нечто особое, – заявила она. – Но с какой стати он должен откровенничать перед вами? Если вы предложите ему десять миллионов за предоставленную информацию, я с ним переговорю на сей счет. Десять миллионов – совсем недорого.

Засмеялся даже Бобби Бентс.

– Просто все считают, что Кросс не стал бы рисковать такими деньжищами, если бы не был уверен в успехе, – пояснил Скиппи Дир. – Это пробуждает некоторые подозрения.

– Скиппи, – откликнулась Молли, – я видела, как ты выкладываешь миллион за роман, фильм по которому так и не снял. Какая ж тут разница?

– А все потому, что Скиппи платит миллион не из своего кармана, – встрял Бобби Бентс.

Все рассмеялись.

Кросса это совещание поставило в тупик. Он мало-помалу терял терпение. При этом он понимал, что не должен проявлять избыток энтузиазма по поводу предстоящей сделки; так что выказать свое раздражение не повредит.

– Я действую по наитию, – негромко проронил он. – Если это настолько сложно, давайте на этом и покончим.

– Мы говорим об огромных деньжищах, – сердито бросил Бентс. – Эта картина может принести полмиллиарда при мировом прокате.

– Если вам удастся залучить Афину обратно, – мгновенно парировала Молли. – Могу доложить, что общалась с ней нынче с утра. Она уже остригла волосы, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений.

– Можно надеть парик. Уж эти мне фиговы актрисы! – Бентс пожирал Кросса взглядом, пытаясь раскусить, что у того на уме, и напряженно раздумывая. – Если Афина не вернется в картину, если вы потеряете свои пятьдесят миллионов и не сможете окончить картину – кому достанется отснятый материал?

– Мне, – отрезал Кросс.

– Ага! – оживился Бентс. – Вы собираетесь выпустить все как есть. Может, под девизом эротики.

– Не исключено.

Молли тряхнула головой, давая Кроссу знак помалкивать, и повернулась к Бентсу:

– Если вы согласитесь на этот договор, можно по пунктам обсудить доли участия в прибылях за рубежом, на видео и на телевидении. Есть только один критический пункт. Договор должен остаться в секрете. Мистер Де Лена претендует лишь на лавры сопродюсера.

– Лично я не против, – сказал Скиппи Дир. – Но мой договор со студией остается в силе.

И тут впервые заговорил Маррион:

– Это вопрос отдельный. – Что означало «нет». – Кросс, ты предоставил адвокату полную свободу действий?

– Да, – подтвердил тот.

– Хочу, чтоб это было отражено в протоколе, – произнес Маррион. – Ты должен знать, что мы намеревались списать картину и понести убытки. Мы убеждены, что Афина не вернется. Мы никоим образом не намекали тебе, что она может вернуться. Если ты заключишь это соглашение и уплатишь нам пятьдесят миллионов, мы не несем ни малейшей ответственности за дальнейшее. Вам придется предъявлять иск Афине, а у нее подобных денег нет.

– Я не собираюсь предъявлять ей иск, – сообщил Кросс. – Прощу и забуду.

– А вам не придется отвечать перед своими кредиторами? – поинтересовался Бентс.

Кросс пожал плечами.

– Это уже моральный распад, – не сдержался Маррион. – Нельзя же из-за собственной прихоти предавать доверие кредиторов только потому, что они богаты.

– Не в моих принципах подкладывать свинью богатым, – с непроницаемым видом проговорил Кросс.

– Тут какая-то уловка, – в сердцах бросил Бентс.

– Я всю жизнь занимаюсь тем, что убеждаю людей, – изобразив на лице снисходительную уверенность, изрек Кросс. – В лас-вегасском отеле мне приходится убеждать очень умных людей вступать в игру вопреки теории вероятностей. И я добиваюсь этого, делая их счастливыми. То есть давая им то, чего им хочется на самом деле. Точно так же я поступлю и с мисс Аквитаной.

Бентсу все это было явно не по вкусу. Он не сомневался, что студию пытаются надуть.

– Если мы выясним, что Афина уже согласилась работать с вами, мы подадим иск, – брякнул он. – А этот договор признаем недействительным.

– Я намереваюсь войти в кинобизнес основательно и надолго, – возразил Кросс. – Я хочу работать со студией «ЛоддСтоун». Денег хватит на всех.

Элай Маррион на протяжении всего разговора пристально изучал Кросса, пытаясь прийти к каким-либо выводам. Этот субъект весьма себе на уме, он не блефует и не жульничает. Тихоокеанское агентство безопасности не установило никакой связи между ним и Афиной, поэтому их сговор маловероятен. Надо принимать решение, но принять решение далеко не так трудно, как пытаются изобразить присутствующие. Маррион настолько устал, что ощутил тяжесть одежды, облачающей его костлявое тело. Ему хотелось поскорее покончить с делом.

– Может, Афина просто рехнулась, может, у нее крыша поехала, – предположил Скиппи Дир. – Тогда мы сможем добиться выплаты страховки.

– Она пребывает в куда более здравом рассудке, чем любой из присутствующих, – отрезала Молли Фландерс. – Я могу добиться признания недееспособными всех вас до единого задолго до того, как вы доберетесь до нее.

Бобби Бентс посмотрел Кроссу прямо в глаза.

– А вы подпишете документ, что у вас до сего момента не было соглашения с Афиной Аквитаной?

– Да, – Кросс не скрывал своего отвращения к Бентсу.

Отметив это, Маррион ощутил удовлетворение. По крайней мере, до сих пор переговоры идут согласно плану. Бентс уже утвердился в роли мерзавца. Просто изумительно, что люди почти инстинктивно испытывают к нему отвращение, а ведь тут, в общем-то, не его вина. Это роль, которую он должен разыгрывать, – хотя, честно говоря, роль вполне соответствует его личным качествам.

– Мы хотим двадцать процентов с картины, – заявил Бентс. – Мы распространяем ее у нас и за рубежом. И будем партнерами во всех фильмах о дальнейших приключениях героев.

– Бобби, да они же все погибнут в конце фильма, так что никаких дальнейших приключений не будет, – раздраженно возразил Скиппи Дир.

– Ладно, – стоял на своем Бентс. – На любые предшествующие приключения.

– Дальнейшие, предшествующие, да хоть загробные, – отозвалась Молли. – Какие ни заблагорассудится. Но с доходов вы получите не больше десяти процентов. Вы и так заработаете состояние на распространении, и без малейшего риска. Хотите – соглашайтесь, хотите – нет.

Выносить это дальше было свыше сил Элая Марриона. Он встал, выпрямившись, будто аршин проглотил, и проговорил сдержанным, невозмутимым тоном:

– Двенадцать процентов. И по рукам. – Помолчав, он поглядел прямо на Кросса и продолжал: – Это не такие уж большие деньги, но картина получается грандиозная, и мне не хотелось бы списывать ее. Кроме того, мне очень любопытно посмотреть, что произойдет дальше. – Он обернулся к Молли. – Итак, да или нет?

– Да, – выдохнула Молли, даже не поглядев на Кросса в поисках одобрения.

Когда все ушли, Элай Маррион и Бобби Бентс в одиночестве остались сидеть в конференц-зале, не нарушая молчания ни словом. За годы работы оба постигли, что есть вещи, говорить вслух о которых не следует.

– Тут встает нравственный вопрос, – наконец проронил Маррион.

– Мы подписались в том, что сохраним соглашение в секрете, Элай, – отозвался Бентс. – Но если тебе кажется, что мы обязаны, то я могу позвонить.

– Тогда мы потеряем фильм, – вздохнул Маррион. – Этот Кросс – единственная наша надежда. Да вдобавок, если он узнает, что утечка информации исходит от тебя, это может быть небезопасно.

– Кем бы он ни был, он не осмелится и пальцем прикоснуться к «ЛоддСтоун». На самом деле меня беспокоит другое – то, что он нашел лазейку, чтобы втиснуться в наш бизнес.

Отхлебнув из стакана, Маррион пыхнул сигарой. От прозрачного, попахивающего деревом дымка по всем уголкам тела разбегалось щекочущее покалывание, будто от пузырьков газировки.

Теперь на него навалилась настоящая усталость. Он уже слишком стар, чтобы тревожиться о катастрофах, назревающих в отдаленном грядущем. Его собственная – огромная, непоправимая, глобальная катастрофа куда ближе.

– Не звони, – решил он. – Надо придерживаться соглашения. Кроме того… может быть, я впадаю в детство, но мне не терпится посмотреть, что же этот фокусник извлечет из шляпы.

После этой встречи Скиппи Дир вернулся домой и позвонил Джиму Лоузи, пригласив его к себе. Он потребовал от Лоузи клятвы сохранить все в секрете, а затем рассказал о случившемся.

– Думаю, тебе стоит организовать наблюдение за Кроссом, – резюмировал он. – Может, выяснится что-нибудь интересное.

Но сказал он это только после того, как Джим Лоузи согласился сыграть небольшую роль в новом фильме Дира об убийце-маньяке из Санта-Моники.

Что же до Кросса Де Лены, он вернулся в Лас-Вегас и в личном пентхаузе раздумывал над новым поворотом в своей жизни. С какой целью он пошел на риск? Прежде всего, выигрыш может быть огромен – не только деньги, но и новый образ жизни. Но на самом деле его тревожил скрытый за этим мотив: стоящий перед глазами образ Афины Аквитаны на сине-зеленом фоне океана, ее пребывающая в постоянном движении фигура, надежда, что, может быть, когда-нибудь она узнает его и полюбит – не навсегда, но хотя бы на минутку. Как там говорил Гронвельт? «Женщины опаснее всего для мужчин, когда их надо спасать. Берегись, берегись красотки в бедствии», – твердил Гронвельт.

Но Кросс тотчас же выбросил эти слова из головы. Глядя сверху вниз на Стрип Лас-Вегаса, на стену цветных огней, на толпы людей, текущих сквозь этот свет, словно муравьи, несущие кипы денег, чтобы погрести их в каком-то грандиозном муравейнике, он впервые анализировал всю эту проблему совершенно холодно и отстраненно.

Если Афина Аквитана такой уж ангел, то почему она требует, – пусть не на словах, но зато на деле, – чтобы ценой ее возвращения в картину стало убийство ее бывшего мужа? Наверняка это очевидно всякому. Предложение студии защищать ее до конца съемок стоит немногого, потому что Афина своей работой будет приближать собственную смерть. Как только фильм будет окончен и она останется одна, Сканнет до нее доберется.

Элай Маррион, Бобби Бентс, Скиппи Дир – все они понимают проблему и знают решение. Но ни один не осмелился высказаться вслух. Для людей, подобных им, риск чересчур велик. Они поднялись столь высоко, жили столь хорошей жизнью, что могут лишиться очень многого. Для них выигрыш несравненно меньше риска. Они способны справиться с потерей фильма, это лишь небольшое поражение. Они не могут позволить себе рухнуть со своего высочайшего уровня в обществе на низший. Для них этот риск смертелен.

Кроме того, надо отдать им должное, они приняли разумное решение. В этой сфере деятельности они профаны и могут наделать грубых промахов. Лучше уж поставить под удар пятьдесят миллионов долларов, посчитав это чем-то вроде падения акций на Уолл-стрит.

Итак, осталось две серьезные проблемы. Надо расправиться с Бозом Сканнетом таким манером, чтобы это никоим образом не повредило ни картине, ни Афине. Проблема номер два – и куда более важная – сводится к тому, что надо получить одобрение отца и Семьи Клерикуцио. Ибо Кросс понимал, что от них-то это соглашение долго в тайне не удержишь.

Глава 8

Кросс Де Лена высказывался за сохранение жизни Большому Тиму по целому ряду соображений. Во-первых, тот ежегодно приносил отелю от пятисот тысяч до миллиона. Во-вторых, Кросс питал смутную симпатию к этому человеку за его любовь к жизни, за его неистовые буффонады.

Тим Снедден, прозванный Халявой, владелец ряда торговых пассажей, разбросанных по северной части штата Калифорния, и вдобавок азартный лас-вегасский игрок, обычно останавливался в «Занаду». Особенно Тим любил играть на тотализаторе и отличался необыкновенным везением в нем. Халява делал большие ставки до пятидесяти штук в футбольном тотализаторе, а порой до десяти штук в баскетбольном. Считая себя ужасно хитрым, проигрывал на мелких ставках, но неизменно выигрывал на крупных. Кросса это насторожило сразу же.

Халява отличался необыкновенно крупными габаритами: рост почти шесть с половиной футов, а вес свыше трехсот пятидесяти фунтов. Аппетит вполне соответствовал его телосложению; Тим пожирал все, что попадалось на глаза, да еще хвастался, что ему вшили частичный шунт желудка, так что пища проходит прямо в кишечник, и он никогда не набирает вес. Это необыкновенно радовало Халяву, как доказательство того, что он сумел обвести вокруг пальца самое природу. Халява пылко стремился получать все на дармовщинку, что ему легко удавалось. Этим он и заслужил свое прозвище. В «Занаду» он бесплатно кормил многочисленных друзей, пользуясь своей карт-бланш, чем абсолютно разорял бюджет службы доставки. Пытался оплачивать своих девочек по вызову и покупки в магазине сувениров по той же карт-бланш, а затем, когда проигрывал и в кассе было не перечесть его векселей, тянул с платежом до следующего визита в «Занаду», вместо того чтобы оплатить векселя в течение месяца, как положено игроку-джентльмену.

Несмотря на его необычайное везение в тотализаторе, в азартных играх Халяве везло куда меньше. Он был опытным игроком, знал шансы на выигрыш и делал правильные ставки, но был рабом своего от природы буйного норова, заносившего его чересчур далеко, и полностью, даже с лихвой, спускал в казино свои спортивные выигрыши. Так что Клерикуцио придрались к нему не из-за денег, а из-за своих далеко идущих стратегических соображений.

Потому что высочайшей целью Семьи была легализация тотализатора на всей территории Соединенных Штатов, а любой скандал, связанный с тотализатором, повредил бы воплощению этой цели. Было организовано расследование обстоятельств жизни Большого Тима Снеддена Халявы. Результаты расследования внушали такую тревогу, что Пиппи и Кросс были призваны в особняк в Квог для совещания. Это была первая операция Пиппи после его возвращения с Сицилии.

Пиппи и Кросс полетели на восток вместе. Кросс встревожился, решив, что Клерикуцио уже узнали о его сделке с киностудией по поводу «Мессалины» и что отец рассердится из-за того, что Кросс с ним не посоветовался. Ибо Пиппи в пятьдесят семь лет, хотя и ушел от дел, все еще оставался советником своего сына Bruglione. Поэтому в самолете Кросс рассказал отцу о фильме и заверил его, что все еще ценит его советы, но не хотел выставлять его в дурном свете перед Клерикуцио. Кроме того, выразил свою тревогу из-за вызова на восток – видимо, дон узнал о его голливудских планах.

Пиппи выслушал сына, не проронив ни слова, а потом огорченно вздохнул.

– Ты все еще слишком зелен. Это не из-за кино. Дон ни за что не продемонстрировал бы зубы настолько быстро. Он бы подождал, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Джорджио заправляет делами только с виду, хотя Винсент, Пити и Данте считают его главным. Но они заблуждаются. Старик куда умнее, чем все мы, вместе взятые. И не стоит из-за него тревожиться. В подобных вопросах он всегда поступает справедливо. Беспокоиться тебе надо из-за Джорджио и Данте. – Он замолчал на минутку, словно не желая говорить о Семье даже с Кроссом. – Ты обратил внимание, что дети Джорджио, Винсента и Пити ничегошеньки не знают о делах Семьи? Дон и Джорджио задумали, чтобы их дети вели строго добропорядочную жизнь. Дон планировал то же самое и для Данте, но Данте чересчур проницателен, он все разгадал и захотел войти в дело. Дон не мог ему помешать. Считай всех нас – Джорджио, Винсента, Пити, тебя, меня и Данте – дворцовой стражей, сражающейся за то, чтобы клан Клерикуцио мог спокойно отступить в безопасное место. Вот что запланировал дон. Великим его делает именно его сила. Так что он даже обрадуется, если ты выйдешь из дела, он-то надеялся, что именно так и поступит Данте. Ты ведь затеял это, чтобы выйти из дела, не так ли?

– Пожалуй, так, – согласился Кросс. Даже отцу он не признался бы в своей ужасной слабости – что делает это из-за любви к женщине.

– Всегда просчитывай на много ходов вперед, как Гронвельт, – посоветовал Пиппи. – Когда время придет, скажи дону обо всем напрямую и не забудь устроить так, чтобы Семья смочила клювик на этой сделке. Но остерегайся Джорджио и Данте. Винсенту и Пити на все наплевать.

– А почему именно Джорджио и Данте?

– Потому что Джорджио – жадный ублюдок. А Данте потому, что он всегда завидовал тебе, и еще потому, что ты мой сын. Кроме того, он просто шизик.

Кросс удивился, впервые услышав из уст отца критику в адрес хоть кого-нибудь из Клерикуцио.

– А почему Винсенту и Пити нет до этого никакого дела? – поинтересовался он.

– Потому что у Винсента есть его рестораны, а у Пити – его строительный бизнес и анклав в Бронксе. Винсент хочет насладиться своей старостью в покое, а Пити нравится действовать. А еще они оба любят тебя и уважают меня. В молодости мы делали дела вместе.

– Папа, так ты не рассердился, что я не проконсультировался с тобой?

– Нечего мне очки втирать, – с иронией посмотрел на сына Пиппи. – Ты знал, что я это не одобрю, и дон не одобрит. Ну, и когда же ты собираешься убить этого типа Сканнета?

– Пока не знаю, – признался Кросс. – Это очень хитрое дело, надо проделать «Конфирмацию», чтобы Афина знала, что больше не должна его опасаться. Тогда она сможет вернуться к работе над картиной.

– Позволь мне разработать для тебя план. А что, если эта телка Афина не вернется к работе? Тогда ты потеряешь пятьдесят лимонов.

– Она вернется к работе, – заверил Кросс. – Они с Клавдией близкие подруги, и Клавдия утверждает, что она вернется.

– Моя дорогая доченька. Она все еще не хочет видеться со мной?

– По-моему, не хочет. Но ты запросто можешь заглянуть, когда она остановится в отеле.

– Нет, – отрезал Пиппи. – Если же эта Афина не вернется к работе после того, как ты сделаешь дело, я сам запланирую ее «Причастие», какой бы грандиозной кинозвездой она ни была.

– Нет-нет, – возразил Кросс. – Тебе следует повидать Клавдию, она стала куда миловиднее.

– Это хорошо. Она была такой дурнушкой в детстве. Совсем как я.

– Так почему вы не можете с ней поладить? – спросил Кросс.

– Она не пустила меня на похороны моей бывшей жены и недолюбливает меня. Какой же смысл? Более того, когда я умру, я хочу, чтобы ты не пускал ее на мои похороны. Пошла она в задницу. – Пиппи помолчал. – Она была сорвиголовой и егозой.

– Тебе следует повидать ее нынешнюю, – заметил Кросс.

– Помни, не вызывайся добровольно выкладывать что-либо дону. Это совещание на какую-то другую тему.

– Откуда такая уверенность?

– Просто в ином случае он бы сперва встретился со мной, чтобы выяснить, предам ли я тебя, – объяснил Пиппи.

Как выяснилось вскоре, правота Пиппи подтвердилась.

В особняке Джорджио дон Доменико, Винсент, Пити и Данте дожидались приезжих в саду под фиговыми деревьями, чтобы поприветствовать. По обычаю, прежде чем перейти к делам, все вместе поели. Потом Джорджио изложил суть дела. Расследование показало, что Халява Снедден подтасовывает результаты некоторых игр колледжей на Среднем Западе. Возможно, он подстраивает счет в профессиональных футбольных и волейбольных матчах. Добивается этого подкупом судей и некоторых игроков – дело очень хитрое и опасное. Если оно вскроется, разразится невероятный скандал, поднимется хай, который нанесет практически фатальный удар по стараниям Семьи Клерикуцио легализовать спортивный тотализатор на всей территории Соединенных Штатов. А рано или поздно все непременно выплывет наружу.

– Легавые бросают больше усилий на мошенничество в спорте, чем на поиски убийц-маньяков, – изрек Джорджио. – Уж и не пойму, почему так. Черт возьми, какая разница, кто выиграет, а кто проиграет? Это преступление не вредит никому, кроме букмекеров, а фараоны ненавидят их в любом случае. Если даже он подтасует результаты всех матчей команды Нотр-дамского университета[149], так что та всегда будет выигрывать, вся страна станет только рада.

– К чему мы вообще толкуем об этом? – нетерпеливо поинтересовался Пиппи. – Пусть кто-нибудь его предупредит.

– Мы уже пытались, – ответил Винсент. – Этот тип – особый случай. Он не знает, что такое страх. Его предупреждали, а он не унимается.

– Его называют Большим Тимом, его называют Халявой, и он обожает все это барахло. Он никогда не оплачивает счета, водит за нос даже налоговые службы, судится с калифорнийскими властями, потому что не хочет платить налоги за торговлю в принадлежащих ему пассажах. Дьявол, он даже бывшую собственную жену и детей надувает на алиментах. Он прирожденный ворюга. Его нипочем не вразумить.

– Кросс, – сказал Джорджио, – ты знаком с ним лично по его игре в Вегасе. Что скажешь ты?

– Он постоянно запаздывает с оплатой своих векселей, – поразмыслив, ответил Кросс. – Но в конце концов платит. Он умный игрок, а не вырожденец. Он один из тех типов, к которым трудно испытывать симпатию, но он чрезвычайно богат, так что у него масса приятелей, которых он таскает в Вегас. На самом деле, даже несмотря на то, что он подтасовывает результаты игр и выигрывает часть наших денег, для нас он весьма полезен. Просто спустите это на тормозах. – Еще не договорив, он заметил улыбку Данте и понял, что тому известно больше, чем Кроссу.

– Мы не можем спустить это на тормозах, – произнес Джорджио. – Потому что этот Большой Тим, этот Халява, напрочь выжил из ума. Он затеял какой-то безумный план подтасовать результаты Суперкубка.

– Племянник, возможно ли такое? – впервые за все это время заговорил дон Доменико, глядя на Кросса в упор. Этот вопрос польстил Кроссу. Значит, дон признает, что он эксперт в этой области.

– Нет, – ответил Кросс. – Подкупить судей Суперкубка нельзя, потому что никто заранее не знает их имен. Подкупить игроков нельзя, потому что самые важные из них зарабатывают слишком много денег. Кроме того, ни в каком виде спорта невозможно подтасовать результаты одной игры с вероятностью сто процентов. Если ты жульничаешь, то сможешь подтасовать пятьдесят или сто игр. Тогда, если ты проиграешь три-четыре, то не понесешь большого ущерба. Да и то, если не можешь подстроить изрядную часть матчей, игра не стоит свеч.

– Браво, – кивнул дон. – Тогда почему же этот человек, человек богатый, готов пойти на столь отчаянное мероприятие?

– Он хочет прославиться, – пояснил Кросс. – Подтасовав результаты Суперкубка, он совершит нечто столь рискованное, что это наверняка вскроется. Нечто столь безумное, что мне даже в голову ничего подобного не приходит. Халява считает себя пройдохой. И притом он из тех, кто верит, что ему все сойдет с рук.

– Ни разу не встречал подобных людей, – признался дон.

– Таких разводят только в Америке, – подсказал Джорджио.

– Но тогда он чересчур опасен для нашего дела, – подытожил дон. – Судя по тому, что ты мне рассказал, этот человек не внемлет доводам разума. Так что выбора у нас нет.

– Погодите, – подал голос Кросс. – Он приносит казино ежегодно как минимум полмиллиона долларов.

– Это дело принципа, – отрезал Винсент. – Жучки платят нам деньги за защиту.

– Позвольте мне потолковать с ним, – попросил Кросс. – Может, меня он послушает. Все это одни лишь семечки. Он не сможет подтасовать Суперкубок, он не стоит того, чтобы мы тратили на него силы. – Но, встретив взгляд отца, понял, что, вступив в подобный спор, вышел за пределы своей компетенции.

– Этот человек опасен, – заявил дон с крайней решимостью. – Не разговаривай с ним, племянник. Он не знает, кто ты такой на самом деле. Так зачем же давать ему подобное преимущество? Этот человек опасен, потому что глуп. Он глуп, как животное. Он хочет сожрать все, что подвернется. А когда попадется, то постарается нанести всем как можно больше ущерба. Он потащит за собой всех подряд, и правых, и виноватых. – Немного помолчав, он поглядел на Данте. – Внучек, по-моему, эту работу должен сделать ты. Но пусть операцию спланирует Пиппи, он на этом собаку съел.

Данте кивнул.

Пиппи понял, что вступает на зыбкую почву. Если что-нибудь стрясется с Данте, то ответственность ляжет на него. И при этом он понимал еще одно: дон и Джорджио решили, что в один прекрасный день Семью Клерикуцио возглавит Данте. Но пока что они еще не доверяют его суждениям.

В Вегасе Данте снял номер в «Занаду». Халяву Снеддена ожидали только через недельку, а тем временем Кросс и Пиппи ввели Данте в курс дела.

– Халява играет по-крупному, – сообщил Кросс. – Но недостаточно крупно, чтобы тянуть на виллу. До уровня арабов и азиатов не дотягивает. Его проживание, еда и напитки обходятся отелю в грандиозные суммы, он стремится получать бесплатно все, что только можно. Он приглашает друзей в ресторан за свой счет, заказывает лучшие вина, пытается даже покупки в магазине сувениров совершать за счет своей карт-бланш, а мы не позволяем подобного даже жильцам вилл. Он бесподобный нахал и врун, так что банкометам при нем нужен глаз да глаз. Он заявляет, что сделал ставку как раз перед тем, как кубик остановится. В «блэк джеке» он заявляет, что хотел поставить на восемнадцать, когда следующая карта оказывается тройкой. Очень запаздывает с погашением своих векселей. Но приносит нам полмиллиона в год, спускает все, что получает на тотализаторе, и даже сверх того. Он изворотлив. Даже берет фишки для друзей по своим векселям, чтобы мы думали, будто его ставки выше, чем на самом деле. В общем, всякая чушь собачья, которой занимались ребята из универмагов в прежние деньки. Но стоит удаче отвернуться от него, и Халява напрочь теряет голову. В прошлом году он промотал два миллиона, так что мы устроили в его честь прием и преподнесли ему «Кадиллак». А он еще собачился, что это не «Мерседес».

– Он берет из кассы фишки и деньги и не играет на них?! – возмутился Данте.

– Разумеется, – подтвердил Кросс. – Многие так поступают. Мы не в претензии. Мы любим прикидываться дурачками. Это придает им уверенности за зеленым сукном. Дескать, они снова нас надули.

– А почему его называют Халявой? – поинтересовался Данте.

– Потому что он стремится все получать на дармовщинку. Подцепив девушку, он так ее кусает, будто хочет заглотить кусок ее мясца. И все сходит ему с рук. Он великий, несравненный прощелыга.

– Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь, – мечтательно проронил Данте.

– Он так и не сумел уговорить Гронвельта предоставить ему виллу, – заметил Кросс. – Меня тоже.

– А почему мне не дали виллу? – набычился Данте.

– Потому что это будет стоить отелю от ста штук до миллиона «зеленых» за ночь.

– Но Джорджио-то виллу дают!

– Ладно, я проконсультируюсь с Джорджио, – согласился Кросс. Оба понимали, что Джорджио требование Данте возмутит.

– Как же, держи карман шире, – молвил Данте.

– Когда ты поженишься, – пообещал Кросс, – я отдам тебе виллу на медовый месяц.

– План моей операции, – сказал Пиппи, – строится на характере Большого Тима. Кросс, ты должен участвовать в деле только здесь, в Вегасе, чтобы раскрутить этого субъекта. Ты позволишь Данте получить в кассе неограниченный кредит, а затем заставишь его векселя исчезнуть. На тебе лежит забота обеспечить, чтобы этот тип приехал сюда и не отменил свою броню. Устроишь прием, чтобы преподнести ему «Роллс-Ройс». Затем, когда он будет здесь, ты познакомишь его с Данте и со мной. После этого ты свободен.

Изложение плана во всех подробностях заняло у Пиппи более часа.

– Джорджио всегда говорил, что ты лучше всех, – с восхищением произнес Данте. – Я был просто вне себя, когда дон поставил тебя надомной в этом деле. Но теперь вижу, что он был прав.

– Помни, что это «Причастие», а не «Конфирмация», – отозвался Пиппи, приняв эту лесть с каменным лицом. – Все должно выглядеть так, будто он решил смыться. С его репутацией да множеством судебных исков против него это будет выглядеть весьма правдоподобно. Данте, во время операции не надевай одну из своих лажовых шапчонок. Человеческая память – курьезная штука. И не забывай, что дону хотелось бы узнать от этого субъекта суть его махинации, но вообще-то это необязательно. Он главарь, и, когда он исчезнет, вся махинация развалится. Так что без глупостей.

– Без шапки мне не по себе, – холодно бросил Данте.

Пиппи только пожал плечами.

– И еще одно: не жульничай со своим неограниченным кредитом. Он исходит от самого дона, не желающего, чтобы отель тратил на эту операцию целое состояние. Он и так выставляет «Роллс».

– Не волнуйся, работа для меня – лучшая награда. – Помолчав, Данте добавил с лукавой усмешкой: – Надеюсь, на сей раз ты дашь обо мне благоприятный отзыв.

Кросс удивился: между этими двумя явно пробежала кошка. А еще Кросса удивило, что Данте пытается запугать его отца. Это не сулит ничего хорошего даже родному внуку дона.

Но Пиппи и бровью не повел.

– Ты ведь Клерикуцио, так кому же я должен давать отзыв о тебе? – Он хлопнул Данте по плечу. – Нам предстоит совместное дело, так давай же получим от него удовольствие.

Когда Халява Снедден прибыл, Данте внимательно рассмотрел его. Крупный и толстый, но не жирный, сало льнет к костям и не колышется. Синяя джинсовая рубашка с большими нагрудными карманами и белой пуговицей посередке каждого. Один карман набит черными стодолларовыми фишками, а другой – бело-золотыми пятисотками. Красные пятерки и зеленые четвертаки Халява сунул в карман своих просторных белых полотняных штанов. На ногах – сандалии.

Играл Халява в основном в кости, где шансы на выигрыш выше всего. Кросс и Данте знали, что он уже поставил десять штук на два баскетбольных матча между колледжами, а заодно пять тысяч у нелегального букмекера на результаты бегов в Санта-Аните. Платить налоги Халява отнюдь не собирался. А ставки его вроде бы и не волновали. Он просто вовсю наслаждался игрой в кости.

За игральным столом он держался гоголем, велел осталъным игрокам следовать своему примеру, добродушно покрикивая на них, чтобы не дрейфили. Ставил черные фишки, покрывая их стопками все цифры, ставил правильно всю дорогу. Когда кубики переходили к нему – швырял их с такой силой, что те отскакивали от противоположного бортика стола и катились чуть ли не в руки к Снеддену, пытавшемуся заграбастать их, но крупье был настороже и ограждал кости своей лопаточкой от покушений Халявы, чтобы остальные игроки могли сделать свои ставки.

Заняв место за тем же столом, Данте вместе с Большим Тимом ставил на выигрыш. Затем пустился во все тяжкие, сделав самые сокрушительные ставки, верным путем ведущие к проигрышу, если только ему не улыбнется невероятная удача. Ставил на четыре ровно и десять ровно. Ставил на паровозик за бросок и на очко и одиннадцать за бросок с шансами тридцать и пятнадцать к одному. Окликнул смотрителя зала, потребовав вексель на двадцать тысяч черными фишками, подписал его и раскидал все фишки по столу. Потребовал еще вексель. К этому времени Большой Тим уже обратил на него внимание.

– Эй, ты, в колпаке! Сперва научись играть в эту игру! – изрек Большой Тим.

Радостно помахав ему, Данте продолжал ставить ни в лес ни по дрова. Когда Большой Тим проскочил на семерке, Данте захватил кости, потребовал пятидесятитысячный вексель и разбросал черные фишки по всему столу в надежде, что на его долю удача не выпадет. И не выпала. Теперь Большой Тим наблюдал за ним с отнюдь незаурядным любопытством.

Большой Тим Халява столовался в кофейне, заодно служившей ресторанчиком с незатейливой американской кухней. Большой Тим редко питался в изысканном французском ресторане отеля, североитальянском ресторане, тоже принадлежавшего отелю, или подлинном английском ресторане «Королевский паб». С Тимом вместе обедали пятеро друзей, и Большой Тим Халява заказал на всех билеты «Кено»[150], чтобы все могли за обедом следить за выпадающими шарами. Кросс и Данте сидели в боковом кабинетике.

Светло-русые, коротко подстриженные волосы придавали Халяве сходство с брейгелевским типажом веселого немецкого бюргера. Он заказал огромное множество блюд – обычным людям такого количества хватило бы на троих, – однако, надо отдать ему должное, съел практически все подчистую, да притом еще взимая дань из тарелок своих компаньонов.

– Вот уж вправду ужасно жаль, – промолвил Данте. – Мне еще ни разу не доводилось видеть человека, до такой степени наслаждающегося жизнью.

– Это лучший способ обзавестись врагами, – заметил Кросс. – Особенно если наслаждаешься за чужой счет.

У них на глазах Большой Тим подписал счет (оплачивать который ему не требовалось) и велел одному из своих сотрапезников дать чаевые наличными. После их ухода Данте и Кросс расслабились, наслаждаясь кофе. Кросс любил этот огромный зал со стеклянными стенами, открывающими вид на окружающую ночь, озаренную розовым светом фонарей. Сверкание зелени деревьев и травы вливалось в зал, затмевая сияние люстр.

– Мне вспоминается одна ночь года три назад, – сказал Кросс. – Халяве поперла удача при игре в кости. По-моему, он выиграл больше ста штук. Было около трех утра. А когда смотритель зала понес его фишки в кассу, Халява вскочил на стол и справил малую нужду, сплошь залив его мочой.

– И как же ты поступил? – поинтересовался Данте.

– Велел охране сопроводить его в номер и выставил счет на пять штук за испорченный стол. Который он так и не оплатил.

– Лично я выдрал бы его ублюдочное сердце из груди!

– Если человек приносит тебе полмиллиона в год – неужто ты не позволишь ему помочиться на стол? – возразил Кросс. – Но, правду говоря, я ему этого так и не забыл. Если честно, то сделай он подобное в казино вилл… кто знает?

На следующий день Кросс пригласил Большого Тима на ленч, чтобы ввести его в курс по поводу приема и вручения ему «Роллс-Ройса». Присоединившийся к ним Пиппи был представлен Халяве.

Большому Тиму все было мало, он никогда не останавливался на достигнутом.

– Конечно, за «Роллс» спасибо, но когда же я получу одну из ваших вилл?

– Вы ее заслужили, – согласился Кросс. – Во время следующего визита в Вегас вы ее получите. Обещаю, даже если придется кого-нибудь выставить.

– Ваш сын куда более приятный человек, чем этот старый хрен Гронвельт, – повернулся Большой Тим к Пиппи.

– В свои последние годы он малость сбрендил, – заметил Пиппи. – Я был его лучшим другом, но он ни разу не дал мне виллу.

– Ну и пошел он в зад, – подытожил Большой Тим. – Теперь, когда отелем заправляет ваш сын, вы можете получить виллу когда вздумается.

– Ни за что, – возразил Кросс. – Он не игрок.

Все трое рассмеялись. Но теперь Большой Тим сменил курс.

– Я тут видал коротышку в самой нелепой шапке на свете. Этот тип подписал векселей на двести штук меньше чем за час. Что вы можете мне о нем поведать? Я ведь, знаете ли, всегда присматриваю инвесторов.

– Я ничего не могу говорить вам о своих игроках, – ответил Кросс. – Как бы вам самому понравилось, если бы я начал выкладывать посторонним сведения о вас? Могу лишь сказать, что он имеет право получить виллу по первому требованию, но не просит. Предпочитает не высовываться.

– Вы меня только представьте. А если я заключу сделку, вам тоже перепадет.

– Нет, – отрезал Кросс. – Но отец знаком с ним.

– Мне малость монет не повредит, – подхватил Пиппи.

– Хорошо, – одобрил Большой Тим. – Создайте мне репутацию покруче.

– Вы вдвоем можете стать грандиозной командой, – пустил Пиппи в ход свои чары. – У этого парня куча денег, но он лишен ваших дарований в большом бизнесе. Я знаю, что вы честный парень, Тим, так что дайте мне лишь столько, сколько, по-вашему, я заслуживаю.

Большой Тим просиял. Значит, Пиппи станет очередным облапошенным простофилей.

– Великолепно! Вечером я играю в кости, так что приводите его туда.

Как только процедура знакомства у игрового стола состоялась, Большой Тим Халява ошарашил и Данте, и Пиппи, сдернув с головы Данте его ренессансную шапочку и заменив ее бейсболкой с собственной головы. Результат оказался уморительным. Ренессансная шапочка на голове Большого Тима сделала его похожим на одного из семи гномов Белоснежки.

– Чтобы обмануть фортуну, – пояснил он, и все рассмеялись, но от внимания Пиппи не ускользнули кровожадные искорки, вспыхнувшие в глазах Данте. Кроме того, сам он возмутился тем, что Данте, вопреки инструкциям, все-таки надел шапку. Представив Данте Стивом Шарпом, Пиппи накачал Большого Тима байками о том, что Стив – правитель наркоимперии на Восточном побережье и должен «отмывать» кучу миллионов. И еще, что Стив неизлечимый игрок – поставил миллион на Суперкубок и даже глазом не моргнул, когда лишился такой суммы. А его векселя в кассе казино – чистое золото. Оплачивает с ходу.

И теперь Большой Тим охватил плечи Данте своей ручищей и проворковал:

– Стив, надо поговорить. Давай-ка чуток перекусим в кофейне.

Там Большой Тим взял отдельный кабинет. Данте ограничился кофе, но Большой Тим заказал полный ассортимент десертов: земляничное мороженое, «наполеон», пирог с банановым кремом и вдобавок блюдо пирожных ассорти.

Затем завел часовую рекламную речь. Дескать, ему принадлежит небольшой пассаж, стабильный источник дохода, от которого он хочет избавиться, и можно организовать дело так, чтобы плата состояла в основном из черного нала. Имеется также фабрика фасовки мяса и целые грузовики свежей продукции, которую можно приобрести за черный нал, затем с барышом перепродать уже за белые деньги. У него есть свои входы в кинобизнес, так что он может помочь с финансированием фильмов, идущих прямиком на видео или в порнотеатры.

– Грандиозный бизнес, – заверил Большой Тим. – Будешь встречаться со звездами и трахать звездочек, да еще выбелишь деньжата.

Данте упивался этим представлением. В словах Большого Тима звучала такая всеохватная уверенность и бравада, что жертве оставалось лишь развесив уши поверить в золотые горы. Данте задавал вопросы, выдававшие его воодушевление, но заодно артистически разыграл нерешительность.

– Дай мне свою карточку. Я тебе позвоню или попрошу Пиппи позвонить, а потом можно организовать деловой обед и все обсудить, чтобы я мог сделать взнос.

– Только поторопись, – предупредил Большой Тим, вручая свою визитную карточку. – У меня наклевывается беспроигрышное дельце, в котором я могу выкроить для тебя кусочек. Но надо действовать во всю прыть. – Он помедлил. – Касательно спорта.

Теперь Данте продемонстрировал куда больше энтузиазма, чем прежде.

– Господи, да я всю жизнь об этом мечтал! Обожаю спорт. Может, ты ведешь речь о покупке баскетбольной команды первой лиги?

– Нет, дело чуть помельче, – поспешно возразил Большой Тим. – Но все-таки довольно крупное.

– Так когда же мы встретимся? – осведомился Данте.

– Завтра отель дает прием в мою честь и вручает мне «Роллс», – горделиво заявил Большой Тим. – За то, что я из числа их лучших простофиль. А послезавтра я возвращаюсь в Лос-Анджелес. Как насчет послезавтра вечером?

Данте изобразил раздумье.

– Ладно. Пиппи поедет со мной в Лос-Анджелес, так что я велю ему созвониться с тобой, чтобы все уладить.

– Отлично. – Осторожность собеседника несколько озадачила Тима, но он был не настолько глуп, чтобы расстроить сделку ненужными вопросами. – А нынче вечером я тебе покажу, как играть в кости, чтобы оставался шанс на выигрыш.

Данте напустил на себя глуповатый вид.

– Да я знаю шансы, просто люблю повалять дурака. А потом об этом болтают, и у меня появляется возможность приударить за танцовщицами.

– Тогда ты безнадежен, – резюмировал Большой Тим. – Но мы с тобой все едино сможем сшибить кое-какую деньгу.

Назавтра состоялся прием в честь Большого Тима Халявы в большом бальном зале отеля «Занаду», часто используемом для особых случаев: празднования Нового года, рождественских банкетов, свадеб крупных игроков, вручения специальных наград и подарков, приемов в честь Суперкубка, мировых чемпионатов и даже съездов политических партий.

Огромный зал с высоким потолком украшали парящие повсюду воздушные шарики и два грандиозных буфетных стола, разгораживающих помещение надвое. Буфетам придали вид огромных айсбергов с вмороженными в лед экзотическими фруктами всех цветов. Дыни, разрезанные пополам и демонстрирующие свою золотисто-желтую мякоть, громадный лиловый виноград, истекающий янтарным соком, ершистые ананасы, киви и кумкваты, нектарины и орехи личи, да еще чудовищный арбуз. Ведерки с двенадцатью сортами мороженого выглядывали из льда, как подводные лодки. Дальше целый коридор горячих закусок: цельное говяжье филе размером с бизона, громадная индейка, белый, покрытый жирком окорок. Потом поднос с разнообразными видами макарон, окропленных зеленью соуса-песто и алым томатным соусом. Потом громадная красная кастрюля с серебряными ручками, исходящая благоуханным парком жаркого «из вепря», на самом деле состоящего из смеси свинины, говядины и телятины. Далее хлеб всех сортов и булочки. Еще вал замороженных десертов, слойки с кремом, донатс со взбитыми сливками, разнообразнейшие торты, украшенные миниатюрными моделями отеля «Занаду». Кофе и крепкие напитки должны были разносить самые миловидные официантки отеля.

Большой Тим Халява успел совершить опустошительный набег на столы еще до подхода первого гостя.

А в самом центре зала, на возвышении, отгороженном от публики шнурами, стоял «Роллс-Ройс» – сливочно-белый, шикарный, воистину элегантный, отчасти даже одухотворенный, – являя разительный контраст с притязаниями лас-вегасской жизни. Одну стену зала заменили тяжелыми золотыми занавесами, позволяющими машине въехать и выехать. Чуть дальше, в углу зала, примостился пурпурный «Кадиллак», предназначенный в качестве приза кому-нибудь из гостей с номерными приглашениями, рассылаемыми крупным игрокам и администраторам роскошнейших отелей. Это была одна из лучших идей Гронвельта; подобные приемы существенно повышали доходы отеля.

Благодаря шумной известности Большого Тима прием прошел чрезвычайно успешно. Под опекой двух приставленных к нему официанток он чуть ли не единолично опустошил целый буфетный стол. Нагрузив разнообразными яствами три тарелки, он продемонстрировал чудеса обжорства, едва не сделавшие миссию Данте излишней.

Кросс от имени отеля провозгласил дарственную речь, затем Большой Тим держал благодарственный спич.

– Хочу поблагодарить отель «Занаду» за его чудесный подарок, – изрек он. – Автомобиль стоимостью двести тысяч долларов достался мне за просто так. Это награда мне за посещение отеля «Занаду» в течение последних десяти лет, за каковой период меня обхаживали, будто принца, опорожняя мой кошелек. По моим прикидкам, ежели мне поднесли штук пятьдесят «Роллсов», мы были бы квиты. Впрочем, на черта они мне, я ж могу водить только одну машину за раз.

Тут его перебили аплодисментами и радостными возгласами. Кросс поморщился. Подобные ритуалы, высвечивающие лживость благих намерений отеля, всегда вгоняли его в краску.

Большой Тим положил свои ручищи на плечи стоявшим с обеих сторон официанткам, по-дружески облапив их груди, с невозмутимостью бывалого комика дожидаясь, когда аплодисменты стихнут.

– Нет, кроме шуток, я и вправду благодарен. Сегодня один из счастливейших дней в моей жизни. Будто специально подгадывали под мой развод. Остался лишь один пустячок. Кто даст мне денег на бензин, чтобы довести новую машину до Лос-Анджелеса? «Занаду» снова обчистил меня до нитки.

Большой Тим умел вовремя остановиться. Как только аплодисменты и возгласы загремели вновь, он взошел на помост и сел в машину. Заменившие стену золотые занавесы расступились, и Большой Тим выехал из зала.

Вскоре после розыгрыша «Кадиллака», доставшегося крупному игроку, прием быстро сошел на нет. Празднование длилось четыре часа, и теперь все стремились поскорее вернуться к зеленому сукну.

В тот вечер дух Гронвельта мог ликовать, любуясь с небес результатами приема. Сбор чуть ли не вдвое превысил средний показатель. Установить количество случек было невозможно, но казалось, что спермой пропахли даже коридоры. Шикарные девицы по вызову, приглашенные на прием в честь Большого Тима, живо вступили в отношения с менее знаменитыми, но все-таки денежными игроками, одарившими их черными фишками.

Гронвельт частенько говаривал Кроссу, что игроки разного пола имеют разных партнеров, и владельцам казино важно знать их.

Прежде всего Гронвельт провозглашал первенство кисок, как он их называл. Киска способна одолеть что угодно; даже заставить безнадежного игрока бросить азартные игры. Гостями отеля бывали многие сильные мира сего. Ученые – нобелевские лауреаты, миллиардеры, великие религиозные деятели, выдающиеся литераторы. За время своего шестидневного пребывания в «Занаду» нобелевский лауреат по физике успел позабавиться с целым кордебалетом. Играл он мало, но его визит сделал отелю немалую честь. Гронвельт был вынужден самолично преподнести подарки всем девушкам, потому что нобелевскому лауреату ничего подобного и в голову не пришло. По отзывам девушек, он оказался лучшим любовником на свете – страстным, пылким и опытным, без грязных штучек, причем одаренным одним из прекраснейших приборов из всех, какие им доводилось видеть. А самое замечательное – забавным, никогда не докучавшим девушкам серьезными разговорами. Таким же сплетником и болтушкой, как любая из них. Гронвельта почему-то порадовало, что носитель такого интеллекта способен доставить удовольствие противоположному полу. Не то что Эрнест Вейл – великий писатель и в то же время стареющий подросток с неутолимым вожделением, но без положенной светской болтовни. Далее следовал сенатор Уэввен, потенциальный президент Соединенных Штатов, относившийся к сексу, как к игре в гольф. Не говоря уж о декане из Йеля, сановнике из Чикаго, главе Национального комитета по борьбе за гражданские права и заскорузлых шишках республиканской партии. Всех их киски низводили до уровня детишек. Единственное исключение порой составляли «голубые» и наркоманы, но, с другой стороны, эти-то редко становятся игроками.

Гронвельт указывал, что игроки-мужчины вызывают шлюх перед тем, как сесть за стол. Зато женщины предпочитают секс после игры. Поскольку отель должен удовлетворять сексуальные запросы каждого клиента, а мальчиками по вызову не располагал, имея в запасе только жиголо, то к женщинам отель направлял барменов, крупье и младших смотрителей залов, вменяя им это в обязанности. Так Гронвельт совершил рывок вперед. Мужчинам секс нужен, чтобы подготовиться к поединку с фортуной. Женщинам же – чтобы утолить боль поражения или подхлестнуть радость победы.

И в самом деле, Большой Тим вызывал шлюху за час до приема, а рано утром, проиграв кругленькую сумму, отправился в постель с обеими своими официантками. Будучи правильными девушками, они пошли на это крайне неохотно. Большой Тим решил проблему своим собственным способом: извлек десять тысяч черными фишками и заявил, что девушки смогут их забрать, если проведут с ним ночь. Да еще сопроводил увещевания своими обычными неясными посулами дать еще, если ночь будет воистину хороша. Глядя, с каким задумчивым видом они разглядывали фишки, прежде чем согласиться, Тим немало потешился. А их уловка состояла в том, что они напоили его до такой степени, что пресыщенный едой и питьем Большой Тим заснул, даже не завершив этап вступительных ласк. Захрапел между ними, своим могучим телом отодвинув девушек к самым краям постели, и обе жались к нему, пока в конце концов не свалились на пол, где и задремали.

В ту же ночь Кроссу позвонила Клавдия.

– Афина исчезла, – выпалила она. – В студии сущий кавардак, а я встревожена. Сколько я знаю Афину, она хотя бы раз в месяц пропадала на выходные. Но на сей раз я подумала, что тебе следует об этом знать. Ты бы лучше предпринял что-нибудь, пока она не исчезла окончательно.

– Ничего страшного, – отозвался Кросс, утаив от сестры, что сейчас за Сканнетом присматривают его собственные люди.

Но этот звонок сосредоточил его мысли на Афине. На ее волшебном лице, способном отразить тончайшие оттенки чувств; на плавном, прекрасном изгибе бедер. На разуме, светящемся в ее взоре, на вибрациях невидимых, сокровенных струн ее существа.

Сняв трубку, он вызвал танцовщицу по имени Тиффани, с которой встречался время от времени.

Тиффани распоряжалась кордебалетом в большом представлении кабаре «Занаду», что обеспечивало ей дополнительную плату и задор для поддержания дисциплины и предотвращения обычных свар между девицами, порой доходящих до драк. Несмотря на величавую красу, она неизменно проваливалась на кинопробах, просто-напросто не умещаясь в кадре. Если на сцене ее красота была доминирующей, то на пленке Тиффани выглядела чудовищной.

Пришедшая Тиффани была изумлена поспешной настоятельностью любовных ласк Кросса. Он просто сграбастал ее, сорвал одежду и принялся осыпать ее тело поцелуями. Стремительно вошел в нее и быстро достиг кульминации. Это так не походило на его обычный стиль, что она сказала чуть ли не с горечью:

– На сей раз настоящая любовь.

– Еще бы, – отозвался Кросс, снова приступая к занятиям сексом.

– Да не со мной, балда ты этакая! Кто эта счастливица?

Кросс огорчился тем, что его чувства так легко расшифровываются. И все же не мог прервать пиршество плоти. Ему было мало пышных грудей партнерши, ее шелкового языка, ее бархатного лона, источающего непреодолимый жар. Когда же наконец, не один час спустя, его пламенное вожделение было утолено, Афина по-прежнему не выходила у Кросса из головы.

Позвонив в службу доставки, Тиффани заказала завтрак на двоих.

– Когда ты наконец доберешься до этой девочки, ее останется только пожалеть, – заметила она.

После ее ухода Кросс почувствовал себя свободным. Столь сильная любовь – признак слабости, но утоленная похоть придала ему уверенности. В три часа утра он совершил последний обход казино.

В кофейне сидел Данте с троицей миловидных оживленных женщин. Хотя одной из них оказалась Лоретта Ланг – певичка, которой Кросс помог разорвать контракт, – он предпочел не узнать ее. Данте приглашающе помахал ему, но Кросс лишь отрицательно тряхнул головой. Поднявшись к себе в пентхауз, он принял две таблетки снотворного, но все равно видел во сне Афину.

Троицу за столиком Данте составляли знаменитые голливудские дамы – жены Суперзвезд и сами по себе мелкие звездочки. Они оказались среди гостей на приеме в честь Большого Тима не по приглашению, а проложив дорогу при помощи своих чар.

Самая старшая, Джулия Делири, состояла в супругах одного из знаменитейших киноактеров. У нее было двое детей, и семью частенько преподносили в журналах в качестве образчика исключительной четы, не имеющей проблем и упивающейся совместной жизнью.

Вторая, Джоан Уорд, по-прежнему оставалась привлекательной, хотя ей было уже под пятьдесят. Теперь она перешла на вторые, но все-таки ведущие роли – обычно в качестве интеллигентной женщины, страдающей матери обреченного ребенка или брошенной жены, чья трагедия неизбежно вела к новому, счастливому замужеству. Или пламенной поборницы за феминистскую точку зрения. Состояла в браке с главой студии, безропотно оплачивающим все ее счета, как бы велики те ни были, и требовавшим от нее лишь одного: чтобы она играла роль хозяйки во время затеваемых им многочисленных деловых приемов. У нее детей не было.

Третья звезда, Лоретта, ныне стала первой кандидаткой на ведущие роли во всех эксцентрических комедиях. Она тоже удачно вышла замуж – за Суперзвезду пустоголовых боевиков, из-за которых он мотался по заграницам изрядную часть года.

Все три дамы подружились, играя в одних и тех же фильмах, вместе выезжая за покупками на Родео-драйв и вместе трапезничая в зале «Поло» отеля «Беверли-Хиллз», где они перемывали косточки своим мужьям и их кредитным картам. Что касается кредитных карт, тут жаловаться было не на что. Карточка – что-то вроде лопаты, чтобы загребать самородки в золотом руднике, а их счета мужья никогда не оспаривали.

Джулия жаловалась, что ее муж мало времени посвящает детям. Джоан, муж которой прославился как первооткрыватель новых звезд, сетовала на бездетность. Лоретта пеняла, что ее мужу следовало бы перейти на более серьезные роли. Но в один прекрасный день Лоретта с присущим ей оживлением заявила:

– Может, хватит вешать лапшу друг другу на уши? Все мы счастливо и весьма удачно вышли замуж за очень влиятельных мужиков. А неймется нам на самом деле оттого, что мужья ссылают нас на Родео-драйв, чтобы не чувствовать особых угрызений совести, трахая других женщин.

Все трое рассмеялись.

– Я люблю мужа, – подхватила Джулия, – но он уже месяц снимает кино на Таити. А я ведь знаю, что он не сидит на пляже, занимаясь рукоблудством. Но мне не хотелось месяц торчать на Таити, так что ему приходится дрючить или свою главную героиню, или какое-нибудь местное дарование.

– И он делал бы это даже в твоем присутствии, – подхватила Лоретта.

– И хотя у моего муженька спермы меньше, чем у несчастного муравья, – задумчиво проронила Джоан, – член у него как брандспойт. Почему так получается, что все открытые им звезды – женщины? Должно быть, он делает им кинопробы, измеряя, насколько глубоко может всадить.

Все уже малость захмелели: они верили, что вино не содержит калорий.

– Винить наших мужей не за что, – решительно заявила Лоретта. – Большинство красивых женщин мира им дают. У них просто нет выбора. Но нам-то с какой стати страдать? Наплевать на счета, давайте позабавимся.

С чего и пошли их священные ежемесячные всенощные девичники. Когда их мужья уезжали, а такое случалось частенько, – они отправлялись на поиск ночных приключений.

Поскольку большинство американцев узнало бы их с первого взгляда, им приходилось прибегать к маскировке. Это оказалось чрезвычайно легко. Изменить прическу и цвет волос помогает парик. При помощи макияжа несложно сделать губы толще или тоньше. Одевались они в стиле представительниц среднего класса. Им приходилось затушевывать свою красоту, что не играло ни малейшей роли, поскольку, как большинство актрис, они оставались невероятно очаровательными. А еще они наслаждались артистической игрой. Обожали слушать разнообразнейших мужчин, открывающих перед ними душу в надежде затащить их в постель – что зачастую удавалось. То было дыхание реальной жизни, где характеры еще не раскрыты, не скованы по рукам и ногам сценарием. Их поджидали восхитительные сюрпризы – искренние предложения руки и сердца; чистосердечные излияния душевных мук, потому что плакавшиеся считали, что больше никогда их не увидят; неподдельное восхищение перед ними, не вследствие их общественного положения, а благодаря их прирожденному обаянию. А еще они обожали лепить из себя новые личности; то компьютерных операторш в отпуске, то отдыхающих сиделок, стоматологов или социальных работниц. Чтобы вжиться в образ, даже читали литературу о своих новых профессиях. Порой притворялись секретаршами из конторы крупного лос-анджелесского адвоката от шоу-бизнеса и распространяли сплетни о собственных мужьях и коллегах-киноактерах. Они проводили время чудесно, но всякий раз выезжали куда-нибудь подальше; Лос-Анджелес чересчур опасен, тут можно напороться на знакомых, способных распознать их даже под гримом. Как выяснилось, в Сан-Франциско их поджидала та же опасность. Некоторые повесы распознавали их истинную суть с первого же взгляда. Так что любимым местом их похождений стал Лас-Вегас.

Данте подцепил их в клубном зале «Занаду», где усталые игроки отдыхали, слушая оркестр, комиков и певицу. В начале своей карьеры Лоретта тоже выступала на этих подмостках. Дансинга тут никогда не было. Администрация отеля желала, чтобы клиенты возвращались к зеленому сукну, как только отдохнут.

Данте привлекла их жизнерадостность, их природное обаяние. Они же потянулись к нему, потому что видели, как бесшабашно он играет, растрачивая грандиозные суммы благодаря неограниченному кредиту. После выпивки новоиспеченный кавалер повлек их к колесу рулетки, выдав каждой по тысяче долларов черными фишками. Их очаровала его шапочка и непомерная любезность, расточаемая перед ним крупье и смотрителем зала. Равно как и его лукавое обаяние с оттенком нечистоплотного юмора. Данте оказался по-своему остроумен на вульгарный и порой отпугивающий манер. А экстравагантность его игры взбудоражила их. Конечно, им и самим грех жаловаться на бедность, но он-то распоряжается реальной наличностью, окруженной ореолом волшебства. Разумеется, каждая из них способна за один день потратить на Родео-драйв десятки тысяч долларов, но взамен они получают шикарные товары. Когда Данте подписывал стотысячедолларовый вексель, они взирали на него с благоговением, хотя мужья покупали им машины, стоящие куда дороже. Данте же просто швырял деньги на ветер.

Они не всегда спали с мужчинами, которых подцепляли, но на сей раз, удалившись в туалет, провели совещание о том, кому достанется Данте. Джулия молила предоставить это право ей, подкрепив просьбу заявлением, что ей страсть как хочется справить малую нужду в потешную шапочку Данте. Обе ее спутницы уступили.

Джоан надеялась сорвать куш штук на пять-десять. Не то чтобы она нуждалась в деньгах, но это ведь наличные, живые деньги. На Лоретту Данте не произвел такого сильного впечатления, как на ее подруг. Работа в лас-вегасском кабаре выработала у нее частичный иммунитет к подобным субчикам. От них только и жди каких-нибудь сюрпризов, и зачастую неприятных.

В «Занаду» дамы сняли трехместный номер. Во время вылазок они всегда держались друг за дружку – во-первых, ради безопасности, а во-вторых, чтобы потом посплетничать о своих приключениях. Все трое взяли себе за правило не проводить с новыми кавалерами целую ночь. Так что Джулия увязалась за Данте, лишенным права голоса по данному вопросу, хотя лично он предпочел бы Лоретту. Но все-таки настоял, чтобы Джулия отправилась вместе с ним в его номер, расположенный ровнехонько этажом ниже.

– Потом я тебя провожу наверх, – холодно проронил он. – Мы всего на часок. Мне рано вставать.

Только тут Джулия догадалась, что он принимает их за шлюшек.

– Лучше поднимемся в мой номер, – предложила она. – А потом я тебя провожу вниз.

– Там с тобой живут еще две неотесанные приятельницы. Откуда мне знать, что вы не накинетесь на меня все разом, чтобы надругаться над моим телом? Я ведь такой малыш!

Эта реплика показалась Джулии настолько забавной, что она согласилась пойти в номер к нему. А недобрая усмешка Данте совершенно ускользнула от ее внимания. По пути в номер она в шутку сказала:

– Мне хочется сделать пи-пи в твою шапочку.

– Если это порадует тебя, то я тоже буду рад, – с каменным лицом отозвался он.

В номере они почти не теряли времени на пустую болтовню. Джулия отбросила сумочку на кушетку и приспустила лиф, обнажив груди – самую выгодную черту своей внешности. Но Данте оказался исключением – мужчиной, не интересующимся грудями.

Проводив ее в спальню, он стащил с Джулии платье и белье, а когда она осталась нагишом, разделся сам. Пенис у Данте оказался коротким, толстым и необрезанным.

– Ты должен надеть презерватив, – заявила она.

В ответ Данте легко, будто перышко, швырнул ее на кровать, хотя Джулия и отличалась крепким телосложением. После чего налег на нее.

– Я настаиваю, чтобы ты надел презерватив, – повторила она. – Я серьезно.

И тут же у нее прямо искры посыпались из глаз. Данте дал ей такую оплеуху, что Джулия едва не лишилась сознания. Попыталась вывернуться, но для такого коротышки он оказался невероятно силен. Она ощутила еще две пощечины, от которых лицо залил жгучий румянец и заныли зубы. Затем почувствовала, как Данте вошел в нее. Его настойчивые толчки длились секунд пять, не дольше, а затем Данте навалился на нее всем весом.

Немного полежал, сплетясь с партнершей в объятьях, и принялся переворачивать ее. Увидев, что эрекция у него еще не кончилась, Джулия догадалась: теперь Данте хочет войти в нее через анальное отверстие. И прошептала:

– Я с радостью, но сперва мне надо достать из сумочки вазелин.

Позволив ей выскользнуть из-под него и выйти в гостиную, Данте подошел к порогу и остановился в дверном проеме. Оба все еще были обнажены, а у него по-прежнему стоял.

Порывшись в сумочке, Джулия театральным жестом выхватила крохотный серебряный пистолетик – предмет бутафории из картины, во время съемок которой Джулия не раз воображала, как хорошо бы пустить его в ход в реальной жизненной ситуации. Нацелив пистолетик на Данте, она припала на одно колено, как ее учили по роли, и заявила:

– Сейчас я оденусь и уйду. Если попробуешь меня задержать, я стреляю.

К ее изумлению, Данте лишь добродушно расхохотался. Однако Джулия не без удовольствия отметила, что эрекция у него тотчас же прекратилась.

Джулия упивалась ситуацией, заранее предвкушая, как этажом выше посмеется над происшествием вместе с Джоан и Лореттой. Даже попыталась собраться с духом и попросить шапочку Данте, чтобы сделать в нее по-маленькому.

Но тут Данте преподнес Джулии сюрприз, медленно двинувшись к ней.

– Такой мелкий калибр даже не остановит меня, если только тебе не повезет угодить мне в голову, – ласково, с улыбкой промолвил он. – Никогда не пользуйся маленькими пистолетами. Ты можешь всадить в мое тело три пули, после чего я удушу тебя. И потом, ты держишь пистолет неправильно, такая стойка совершенно ни к чему, у него ни малейшей отдачи. Да еще велик шанс, что ты вообще не попадешь в меня, эти дерьмовые штучки мажут почем зря. Так что брось его, давай лучше потолкуем. Потом можешь уйти.

И продолжал надвигаться, так что Джулия отбросила пистолет на кушетку. Взяв оружие, Данте лишь головой покачал.

– Игрушечный пистолет? Верный способ отправиться на тот свет, – тряхнул он головой чуть ли не с ласковым укором. – Ну, будь ты настоящей шлюхой, и пистолет бы у тебя был настоящий. Так кто же ты?

Толкнув Джулию на кушетку, он пригвоздил ее к месту ногой, уперев пальцы в ее лобок. Потом открыл ее сумочку и высыпал содержимое на кофейный столик. Пошарив в кармашках сумки, выудил бумажник с кредитными карточками и водительским удостоверением Джулии. Внимательно изучил все это и осклабился в неподдельном восторге.

– Сними-ка парик! – подавшись вперед, он кружевной салфеточкой с кушетки стер грим Джулии.

– Господи Иисусе, да ты Джулия Делири! Я трахался с кинозвездой. – Он снова восторженно рассмеялся. – Можешь помочиться в мою шапочку, когда пожелаешь.

Пальцы его ноги ласкали ее промежность. Потом Данте вздернул Джулию на ноги.

– Да не бойся ты. – Поцеловал ее, потом развернул и толкнул так, что она перегнулась над кушеткой пополам, с болтающимися грудями и выставив ягодицы.

– Ты обещал отпустить меня, – со слезами в голосе выдавила из себя Джулия.

Данте целовал ее ягодицы, пальцами нащупывая дорогу. А затем вошел в нее настолько грубо, что Джулия невольно вскрикнула от боли. Кончив, он нежно похлопал по ягодицам.

– Теперь можешь одеваться. Извини, что нарушил слово. Просто не мог упустить шанс рассказать друзьям, как трахал Джулию Делири в ее бесподобную попку.

Назавтра утром Кросса ни свет ни заря разбудил звонок телефонной службы побудки. Предстоял хлопотливый день. Необходимо изъять из кассы казино векселя Данте и поработать с бумагами так, чтобы от векселей не осталось и следа. Взять у смотрителей залов вексельные гроссбухи и внести поправки. Затем позаботиться о бумагах на аннуляцию права собственности Большого Тима на «Роллс». Джорджио постарался подготовить документы таким образом, чтобы официально смена владельца осуществилась лишь через месяц. Такой уж Джорджио человек.

Посреди всех этих занятий Кросса отвлек звонок Лоретты Ланг. Она находилась в отеле и жаждала срочно свидеться с ним. Решив, что это как-то связано с Клавдией, Кросс велел охране привести ее в пентхауз.

Расцеловав его в обе щеки, Лоретта выложила, что произошло между Джулией и Данте. Сказала, что тип, отрекомендовавшийся Стивом Шарпом, проиграл в кости сто штук. Это произвело на них впечатление, и Джулия решила переспать с ним. Они втроем приехали сюда расслабиться и ночью играли. Теперь они в ужасе оттого, что этот Стив может затеять скандал.

Кросс сочувственно кивал, думая: «Какой идиотизм со стороны Данте устроить подобное перед большой операцией, да еще этот сукин сын раздавал черные фишки своим девицам». А вслух спокойно проговорил:

– Конечно, я его знаю. А кто эти две дамы с тобой?

Лоретта была не настолько глупа, чтобы юлить перед Кроссом, и назвала обе фамилии.

– И часто вы втроем такое откалываете? – усмехнулся он.

– Надо же нам как-то оттягиваться.

– Ладно, – с пониманием улыбнулся Кросс, – твоя подруга пошла в его комнату. Разделась. И хочет вопить об изнасиловании? Так?

– Нет-нет! – поспешно возразила Лоретта. – Мы только хотим, чтобы он не распространялся. Если он начнет трепать языком, на наших карьерах можно ставить крест.

– Он не станет трепать языком. Он курьезный молодчик. Предпочитает не высовываться. Но послушайте моего совета, не путайтесь с ним больше. Вам бы следовало вести себя поосторожнее, девушки.

Последняя реплика огорчила Лоретту. Они втроем уже решили продолжать свои вылазки. Не паниковать же из-за единственной осечки. Ничего такого уж страшного не случилось.

– А откуда ты знаешь, что он не проболтается?

– Я попрошу его об этом одолжении, – угрюмо промолвил Кросс.

Когда Лоретта удалилась, Кросс позвонил, чтобы ему принесли из секретного архива видеозапись всех гостей у стойки регистрации, и внимательно рассмотрел ее. Теперь, располагая сведениями, он без труда разгадал маскировку двух дам, приехавших с Лореттой Ланг. Данте просто дурака свалял, что не добыл эту информацию.

Пиппи поднялся в пентхауз ради ленча перед отъездом в Лос-Анджелес, чтобы проверить, как идут приготовления к операции «Большой Тим». Кросс пересказал ему сообщение Лоретты.

– Этот недомерок мог завалить всю операцию, если бы нарушил график. Да еще не перестает расхаживать в этой лажовой шапчонке, которую я ему не велел надевать.

– Будь осторожен во время операции, – сказал Кросс. – Глаз не спускай с Данте.

– Ее планировал я, и облажать ее он не сможет, – возразил Пиппи. – А когда мы с ним свидимся нынче вечером в Лос-Анджелесе, я проинструктирую его еще раз.

Кросс рассказал, как Джорджио подготовил документы на «Роллс», чтобы тот перешел в собственность Большому Тиму только через месяц, так что после смерти оного отель сможет вернуть автомобиль себе.

– В этом весь Джорджио, – прокомментировал Пиппи, – дон позволил бы, чтобы душеприказчики отписали машину детям Халявы.

Большой Тим Халява Снедден покинул Лас-Вегас два дня спустя, задолжав отелю «Занаду» шестьдесят кусков векселями. Вылетев в Лос-Анджелес ранним вечерним рейсом, он отправился к себе в контору, где поработал пару часов, после чего поехал автомобилем в Санта-Монику, где пообедал в компании бывшей жены и двух детей. Карманы его были набиты стопками пятидолларовых купюр, каковые он отдал детям вместе с картонным контейнером, содержавшим кварту серебряных долларов. Жене он вручил очередной чек на алименты, иначе она бы его и на порог не пустила. Когда дети отправились спать, Тим малость поморочил жене голову сладкими речами, но она не поддалась на уговоры и не подпустила его; впрочем, ему этого вовсе и не хотелось после Вегаса. Но надо ведь было попытаться, все ж лучше, чем ничего.

Следующий день выдался у Большого Тима Халявы воистину маетным. Сперва два агента службы контроля за доходами пытались запугиванием вынудить его уплатить кое-какие спорные налоги. Заявив, что пойдет в налоговый арбитраж, он выставил их за дверь. Затем пришлось навестить склад консервов и склад медикаментов; и те, и другие были куплены по бросовым ценам, потому что сроки их годности практически истекли. Сроки годности им заменят. За ленчем Тим встретился с вице-президентом сети супермаркетов, изъявившим готовность принять вышеупомянутые товары. Во время трапезы Тим сунул администратору конверт с десятью тысячами долларов.

После ленча к нему нежданно-негаданно нагрянули двое агентов ФБР, горевшие желанием расспросить его о взаимоотношениях с конгрессменом, угодившим под следствие. Большой Тим просто-напросто послал их в зад.

Большому Тиму Халяве никогда не был ведом страх. Быть может, из-за собственных габаритов, а может, у него просто недоставало каких-то винтиков в мозгу. Ибо он не знал страха не только физического, но и рассудочного. Он всюду лез напролом не только в отношениях с людьми, но и с самой природой. Когда врачи сообщили, что он скончается от обжорства, если не сядет на строжайшую диету, Халява предпочел опасную операцию по шунтированию желудка. И все прошло гладко. Он продолжал есть, сколько влезет, без всякого видимого вреда для себя.

Свою финансовую империю он воздвиг в точности таким же способом. Заключал контракты, а после отказывался следовать им, если таковые становились убыточными, предавал деловых партнеров и друзей. Все вчиняли ему иски, но всякий раз вынуждены были удовольствоваться меньшей суммой, нежели следовало бы по первоначальным условиям. Так живут те, кому нет дела до дня грядущего. Большой Тим всегда считал, что в конце концов победит. Он всегда сможет сломить корпоративные структуры, сгладить личную враждебность. С женщинами он обращался даже более бессердечно. Обещал им целые пассажи, апартаменты, бутики. Но каждой приходилось после довольствоваться какой-нибудь ювелирной безделушкой на Рождество да небольшим чеком на день рождения. Суммы значительные, но отнюдь не дотягивающие до первоначальных посулов. Большой Тим не стремился заводить устойчивые отношения. Ему нужно было лишь заручиться возможностью по-дружески перепихнуться, когда захочется.

Большой Тим обожал всю эту суету, она делала жизнь интересной. Один независимый букмекер из Лос-Анджелеса пытался вытрясти из него долг в семьдесят штук за ставку в футбольном тотализаторе. Букмекер приставил ему пистолет ко лбу, а Большой Тим сказал: «Да катись ты в задницу», и предложил десять штук в зачет долга. И букмекеру оставалось только согласиться.

Богатство, цветущее здоровье, впечатляющая фигура и отчаянная бессовестность приносили Большому Тиму удачу во всем, к чему он только ни прикасался. А его вера в то, что неподкупных людей нет, придавала ему ауру своеобразной невинности, полезную не только в постели с женщиной, но и в судебных разбирательствах. Вкус к жизни наделял его своеобразным шармом. Он был шулером, позволяющим подглядывать в свои карты.

Так что Большой Тим ничуть не удивился ощущению загадочности, витающему вокруг приготовлений к встрече, сделанных Пиппи Де Леной. Просто этот человек такой же халявщик, как и он, так что и вести себя с ним надо соответственно. Много сулить и мало дарить.

Что же до Стива Шарпа – тут Большой Тим чуял великие возможности, комбинацию на много лет. Этот коротышка у него на глазах проиграл в казино всего-навсего за один день ничуть не менее полумиллиона. Откуда следует, что у него огромный кредит в казино, значит, он в состоянии загребать кучи черных денег. Он будет идеальным партнером в махинации с Суперкубком. Он может не только обеспечить деньги на тотализатор, но и не вызовет подозрений у букмекеров. Как ни крути, эти типы не примут чудовищную ставку от кого ни попадя.

А затем Большой Тим размечтался о следующем визите в Вегас. Наконец-то он получит виллу. Кого бы туда взять с собой? Ради бизнеса или ради удовольствия? Будущих жертв махинаций или, может быть, только женщин? Наконец настало время отправляться на обед с Пиппи и Стивом Шарпом. Большой Тим позвонил бывшей жене и двум детям, чтобы поболтать, а потом тронулся в путь.

Встреча была назначена в небольшом рыбном ресторанчике в районе лос-анджелесского порта. Парковочной службы при нем не оказалось, так что Большой Тим поставил машину на стоянку.

В ресторане его встретил миниатюрный метрдотель, бросивший на него один-единственный взгляд и тут же сопроводивший к столу, за которым дожидался Пиппи Де Лена.

Будучи экспертом по abraccio[151], Большой Тим тут же заключил Пиппи в объятия.

– А где Стив? Он что, водит меня за нос? У меня нет времени на подобную чепуху.

Включив свое обаяние на всю катушку, Пиппи хлопнул Большого Тима по плечу.

– А я кто, фарш печеночный? Садитесь, покушайте, такого дивного рыбного обеда вы еще не ели ни разу в жизни. Со Стивом мы встретимся чуть позже.

Когда метрдотель принимал заказ, Пиппи распорядился:

– Мы хотим, чтобы все было наилучшего качества и наибольших размеров. Мой друг – рекордсмен по части еды, и, если он встанет из-за стола голодным, я потолкую с Винсентом.

Метр уверенно улыбнулся, зная качество своей кухни. Его ресторан входил в империю Винсента Клерикуцио. Когда полиция будет прослеживать путь Большого Тима, здесь она уткнется носом в стену.

Они съели вереницу устриц, мидий, креветок, а затем омаров: трех – Большой Тим, а Пиппи – одного.

– Этот парнишка – мой друг, – сказал Пиппи, покончивший с обедом задолго до Большого Тима, – и я могу признаться, что он специализируется на наркотиках. Если это вас пугает, скажите мне прямо сейчас.

– Это пугает меня не больше, чем этот омар, – Большой Тим ткнул огромными, утыканными шипами клешнями чуть ли не Пиппи в лицо. – Что еще?

– Ему всегда приходится отмывать черные деньги.

Большой Тим наслаждался трапезой; солоновато-пряные ароматы океана щекотали ему ноздри.

– Отлично, я все это знаю, – оборвал он, – но где ваш дружок, будь он неладен?

– На яхте. Он не хочет, чтобы вас с ним видели. Это в ваших же интересах. Он очень осторожный субъект.

– Да мне накласть с прибором на то, что меня с ним увидят! – отрезал Большой Тим. – Я хочу увидеть себя с ним.

Наконец Большой Тим покончил с едой. На десерт он взял фрукты и чашку эспрессо. Пиппи мастерски очистил ему персик. Тим заказал еще одну чашечку эспрессо.

– Чтобы прогнать сонливость, – пояснил он. – Этот третий омар едва не послал меня в нокдаун.

Счета им предъявлять не стали. Пиппи оставил на столе двадцатидолларовую банкноту и вместе с Большим Тимом покинул ресторан. Под беззвучные аплодисменты метрдотеля, восхищенного представлением, заданным Тимом за столом.

Пиппи подвел Большого Тима к небольшой прокатной машине, в которую тот втиснулся не без труда.

– Боже, неужто тебе не по карману машина покрупнее? – проворчал он.

– Да тут рядом, – заверил Пиппи. И в самом деде, на всю дорогу ушло минут пять. К тому времени совсем стемнело, и мрак разгоняли только огни небольшой яхты, причалившей к пирсу.

Спущенный трап охранял мужчина, едва ли уступавший габаритами Тиму. На палубе виднелся еще один. Пиппи с Большим Тимом поднялись по трапу, и тут на палубе появился Данте, подошедший, чтобы пожать им руки. На нем снова была ренессансная шапочка, и Данте добродушно парировал покушения Большого Тима на нее.

Затем сопроводил их вниз, в каюту, обставленную как столовая. Все трое уселись вокруг стола в удобные кресла, привинченные к полу.

На столе красовалась шеренга бутылок со спиртным, ведерко льда и поднос со стаканами. Пиппи налил для всех троих бренди.

В этот момент заработал двигатель, и яхта тронулась.

– Куда мы, черт возьми, направляемся? – насторожился Большой Тим.

– Всего лишь прокатимся, чтобы подышать свежим воздухом, – не смутился Данте. – Как только окажемся в открытом море, сможем выйти на палубу и насладиться ночной прохладой.

Большой Тим был не так уж доверчив, но зато верил в себя, верил, что сумеет справиться с любыми грядущими затруднениями. Объяснение его вполне устроило.

– Тим, – начал Данте, – насколько я понимаю, ты хочешь заняться со мной бизнесом.

– Нет, я хочу, чтобы ты занялся бизнесом со мной, – с хвастливым добродушием возразил Большой Тим. – Командовать парадом буду я. Ты отмоешь деньги, не уплачивая премиальных, да еще малость подзаработаешь. Я тут строю пассаж под Фресно, и ты можешь урвать кусочек миллионов на пять-десять. У меня все время наклевываются новые сделки.

– Очень даже неплохо, – прокомментировал Пиппи Де Лена.

– А ты тут с какого боку припека? – бросил на него холодный взгляд Большой Тим. – Меня уже давно интересует это.

– Пиппи мой младший партнер, – пояснил Данте, – мой советник. Деньги у меня, а мозги у него. – Помолчав, он искренне проговорил: – Он говорил мне о тебе много хорошего, Тим, потому-то мы с тобой и толкуем.

Яхта двигалась все быстрей, стаканы на подносе тоненько дребезжали. Большой Тим ломал голову, следует ли вводить этого типа в курс махинации с Суперкубком. Затем на него снизошло очередное откровение, а его откровения всегда бывали безошибочными. Откинувшись на спинку стула, Большой Тим отхлебнул бренди, одарил обоих собеседников вдумчивым взглядом, который часто пускал в ход и очень хорошо отрепетировал. Взгляд человека, готового вот-вот выложить самое сокровенное. Наилучшему другу.

– Ребята, я хочу посвятить вас в один секрет. Но сперва надо выяснить, будем мы заниматься делом или нет? Ты хочешь поучаствовать в пассаже?

– Можешь на меня рассчитывать, – заверил Данте. – Наши адвокаты встретятся завтра, а я подкину деньжат для налаживания отношений.

Осушив свой стакан, Большой Тим подался вперед.

– Я могу сделать результаты Суперкубка. – Он театральным жестом дал Пиппи знак наполнить стакан, упиваясь ошеломленных выражением их лиц. – Думаете, я чушь порю, правда?

Сняв свою ренессансную шапочку, Данте с задумчивым видом оглядел ее.

– Думаю, ты писаешь мне в шапку, – проронил он с улыбкой, будто припомнив что-то приятное. – Многие пытались это проделать. Но Пиппи у нас спец по этой части. Пиппи?

– Невозможно, – отозвался тот, – до Суперкубка еще восемь месяцев, а вы даже не знаете, кто в нем задействован.

– Ну и пошли на фиг! – огрызнулся Большой Тим. – Если не хотите участвовать в верном деле, меня это вполне устроит. Но я могу его прокрутить, вот что я вам скажу. Если не хотите – что ж, ладно, давайте вернемся к пассажу. Поворачивай свою лодчонку, и хватит пудрить мне мозги.

– Да не будьте вы такой кисейной барышней, – утихомирил его Пиппи. – Просто расскажите нам, в чем тут уловка.

– Этого я вам сказать не могу, – залпом проглотив бренди, с сожалением произнес Большой Тим. – Но я даю вам гарантию: вы ставите десять миллионов, а выигрыш мы делим поровну. Если что-нибудь пойдет не так, я возвращаю ваши десять миллионов. Ну как, это будет по-честному?

Данте и Пиппи переглянулись с понимающими усмешками. Данте втянул голову в плечи, и его ренессансная шапочка придала ему сходство с хитрой белкой.

– Ты вернешь мне деньги налом? – поинтересовался он.

– Не совсем, – ответил Большой Тим. – Я зачту их в следующей сделке. Сброшу десять миллионов с цены.

– Ты подкупаешь игроков? – продолжал Данте допрос.

– Это ему не по зубам, – возразил Пиппи. – Они зарабатывают чересчур много. Должно быть, кого-то из судей.

Большой Тим мало-помалу набрался энтузиазма.

– Я ничего не могу вам сказать, но схема безотказная. И к черту деньги, подумайте о славе. Это будет величайшая махинация в истории спорта.

– Еще бы, нас замаринуют в тюряге, – подтвердил Данте.

– Да я просто любезность вам оказываю, не открывая карты, – стоял на своем Большой Тим. – В тюрягу отправлюсь я, а вы, ребята, нет. Да и адвокаты у меня хорошие, и связей у меня ужасно много.

И тут впервые Данте отошел от сценария Пиппи, спросив:

– Мы уже отвалили достаточно далеко?

– Ага, – подтвердил Пиппи, – но, по-моему, если еще немного потолковать, Тим все нам расскажет.

– Да пошел Тим в задницу, – любезно проронил Данте. – Слышал, Большой Тим? Теперь я хочу услышать, в чем суть махинации, и без дураков. – Тон его был так презрителен, что Большому Тиму краска бросилась в лицо.

– Ты, недомерок, думаешь, что можешь меня запугать?! Думаешь, ты круче, чем ФБР, круче, чем налоговая служба и самые крутые процентщики на Западном побережье? Да мне насрать в твою шляпу.

Откинувшись на спинку стула, Данте постучал по стене каюты. Пару секунд спустя дверь распахнулась, пропустив двух крупных мужчин, грозно вставших по обе стороны. В ответ Большой Тим вскочил и огромной ладонью единым махом смахнул все со стола. Бутылки, ведерко со льдом и поднос со стаканами рухнули на пол.

– Нет, Тим, послушай! – воскликнул Пиппи, желая избавить Халяву от ненужных мучений. Кроме того, ему не хотелось быть исполнителем, это в план не входило. Но Большой Тим уже ринулся к двери, собираясь дать бой.

И вдруг Данте проскользнул в объятия Большого Тима, прильнул к его огромному торсу. Затем они отпрянули друг от друга, и Большой Тим рухнул на колени, являя взорам ужасающее зрелище: половина его рубашки была вспорота, а на том месте, где была волосатая правая грудь Тима, осталось лишь огромное алое пятно, из которого кровь заструилась ручьем, залив половину стола.

Данте сжимал в руке нож с широким лезвием, залитый алым по самую рукоятку.

– Усадите его в кресло, – велел Данте охранникам, после чего сорвал скатерть со стола, чтобы остановить ею кровотечение Большого Тима. Тот балансировал на грани беспамятства от шока.

– Ты мог бы и подождать, – заметил Пиппи.

– Нет, – отрезал Данте, – он крутой парень. Вот давай и поглядим, насколько он крут.

– Пойду позабочусь, чтобы на палубе все было готово, – сказал Пиппи, не желая наблюдать за дальнейшим. Сам он никогда не прибегал к пыткам, никакие секреты на свете не могут быть настолько важны, чтобы оправдать подобное. Если уж ты убиваешь человека, то просто разлучаешь его с миром таким образом, чтобы он не мог тебе навредить.

На палубе Пиппи проинспектировал приготовления, сделанные двоими из его людей. Стальная клетка с закрытыми решетками-жалюзи висела на крюке, палуба была застелена полиэтиленом.

Ароматный воздух был напоен запахом соли, пурпурный ночной океан хранил полнейшую неподвижность. Яхта замедлила ход и остановилась. Пиппи озирал океан добрых пятнадцать минут, прежде чем двое, стоявшие на страже у дверей, появились, неся тело Тима. Оно выглядело настолько ужасно, что Пиппи отвернулся в сторону.

Четверо солдат уложили труп Большого Тима в клетку и спустили ее к воде. Один из охранников повернул жалюзи, открывая доступ в клетку десяткам жителей океанских глубин, чтобы они могли попировать на трупе. После чего крюк отцепили, и клетка погрузилась на дно морское. Еще до восхода солнца от Большого Тима останется только скелет, которому предстоит до скончания веков покоиться в клетке на океанском дне.

На палубу вышел Данте, очевидно, успевший принять душ и переодеться. Волосы под его ренессансной шапочкой влажно поблескивали. Нигде не было видно ни следа крови.

– Значит, он уже получил свое «Причастие», – изрек Данте. – Мог бы подождать меня.

– Он говорил? – спросил Пиппи.

– Еще бы! В общем-то, махинация оказалась ужасно простой. Вот разве что он порол чушь до самого конца.

На следующий день Пиппи полетел на восток, чтобы дать дону и Джорджио полный отчет.

– Большой Тим был просто чокнутым, – сказал он. – Подкупил поставщика продуктов и напитков для команд Суперкубка. Они собирались воспользоваться наркотиками, чтобы ослабить команды, против которых ставили во время игры. Даже если бы болельщики этого не заметили, то тренеры и игроки непременно заподозрили бы неладное, да и ФБР тоже. Ты был прав, дядя, скандал непременно отсрочил бы нашу программу – быть может, навечно.

– Он что, был идиотом? – поинтересовался Джорджио.

– По-моему, он хотел славы, – пояснил Пиппи. – Богатства ему было недостаточно.

– А как насчет других вовлеченных в заговор? – осведомился дон.

– Не получив вестей от Халявы, они испугаются, – ответил Пиппи.

– Согласен, – поддержал Джорджио.

– Очень хорошо, – промолвил дон. – А как мой внучек? Он хорошо себя проявил?

Вопрос был произнесен небрежным тоном, как бы между прочим, но Пиппи знал дона достаточно хорошо, чтобы понять, насколько он серьезен, и ответил с предельной осмотрительностью, но с определенным умыслом:

– Я велел ему не надевать свою шапочку во время операции в Вегасе и Лос-Анджелесе, а он все равно надел. Потом он отклонился от сценария операции. Мы могли бы получить информацию, просто подольше поболтав, но он жаждал крови. Он порезал этого типа на кусочки. Отрезал ему член, яйца и соски. В этом не было никакой нужды. И он упивается подобным, а такое очень опасно для Семьи. Кто-то должен всерьез с ним поговорить.

– Это должен быть ты, – сказал Джорджио дону, – меня он не послушает.

Дон Доменико раздумывал довольно долго.

– Молодо-зелено, подрастет – поумнеет.

Пиппи понял, что дон пальцем не шелохнет. И потому решился рассказать о непочтительном обращении Данте с кинозвездой в ночь перед операцией. Дона передернуло, а Джорджио недовольно поморщился. Последовало долгое молчание. Пиппи гадал, не слишком ли далеко зашел. Наконец, тряхнув головой, дон произнес:

– Пиппи, ты все прекрасно запланировал, как всегда, но теперь можешь выбросить все это из головы. Тебе больше никогда не придется работать вместе с Данте. Но ты должен понять, Данте единственный ребенок моей дочери. Мы с Джорджио должны сделать все возможное. Он поумнеет.

Сидя на балконе своего административного пентхауза в отеле «Занаду», Кросс Де Лена мысленно так и этак прикидывал опасности предпринятого курса действий. С высоты своего положения он видел весь Стрип, протянувшийся между двумя шеренгами шикарных отелей-казино и забитый толпами народа. На площадке для гольфа отеля «Занаду» игроки суеверно пытались пробить в лунку с одного удара, чтобы позднее гарантировать себе удачу за игорными столами.

Первая опасность: в этой операции с Бозом он идет на отчаянный шаг, не посоветовавшись с Семьей Клерикуцио. Правда, он административный барон Западного округа, охватывающего Неваду и южную часть Калифорнии. Разумеется, бароны оперируют во многих областях независимо и не подвергаются строгому контролю Семьи до тех пор, пока смачивают клювик Клерикуцио процентами с доходов. Но при этом подчиняются весьма строгим правилам. Ни один барон – сиречь Bruglione – не имеет права развернуть операцию подобного масштаба без одобрения Клерикуцио. По одной простой причине: если барон решится на подобное и попадет в беду, ему будет отказано в юридической поддержке, и никто не станет вмешиваться в судебное разбирательство. Вдобавок он не получит помощи в борьбе с любым из мятежных главарей на его собственных территориях, а его деньги не будут отмыты и отложены ему на старость. Кросс понимал, что должен встретиться с Джорджио и доном для получения одобрения.

Эта операция может оказаться невероятно деликатной. А ведь для финансирования договора с киностудией он вкладывает в дело часть своих пятидесяти одного процентов собственности в «Занаду», оставленной ему Гронвельтом. Правду говоря, это его личные деньги, но эти деньги имеют отношение к неявным доходам Клерикуцио от отеля. И притом заработать эти деньги ему помогли Клерикуцио. Что можно считать редкостной, но все-таки очень гуманной причудой Клерикуцио, проявляющих отеческий интерес к достоянию своих вассалов. Они не одобрят решимость Кросса вложить свои средства, не посоветовавшись с ними. Их причуда, хотя и лишенная юридического базиса, напоминает средневековый придворный этикет: ни один барон не имеет права продать свой замок, не получив соизволения королевского двора. Опять же немаловажным фактором является огромность привлеченной суммы. Кросс унаследовал пятьдесят один процент Гронвельта, а «Занаду» стоит миллиард долларов. Но он ставит под удар пятьдесят миллионов, вкладывает еще пятьдесят, что в общей сложности составляет сотню миллионов. Экономически риск просто грандиозен, а Клерикуцио на редкость осмотрительны и консервативны, без чего им просто не выжить в том мире, куда они ищут дорогу.

Не забывал Кросс и еще об одном. Давным-давно, когда Семьи Сантадио и Клерикуцио были на короткой ноге, им удалось закрепиться в кинобизнесе, но дело не пошло. Когда империя Сантадио рухнула, дон Клерикуцио приказал, чтоб все попытки пробиться в кинобизнес были прекращены. «Эти люди чересчур умны, – сказал дон. – И не питают страха, потому что награда чересчур высока. Нам придется поубивать их всех до единого, но тогда мы не будем знать, с какого конца браться за дело. Это куда сложнее, чем наркотики».

Нет, решил Кросс. Стоит попросить разрешения, и в нем будет отказано. А тогда пути вперед уже не будет. Когда же с делом будет покончено, он сможет прийти с повинной, наложив на себя епитимью, и дать клювику Клерикуцио захлебнуться доходами; успех часто искупает самые вопиющие грехи. А если он потерпит неудачу, то, скорее всего, с ним будет покончено, с одобрением или без оного. Что вернуло его к вопросу о последнем из сомнений.

Зачем он это делает? Кросс вспомнил о гронвельтовском «Берегись дамочки в бедствии». Что ж, он встречал дамочек в бедственном положении и до, и после и оставлял их на произвол их собственных драконов. В Вегасе не счесть дамочек, пребывающих в бедственном положении.

И все же он знал ответ. Он жаждал красоты Афины Аквитаны. И дело тут не только в миловидности ее лица, ее глаз, ее волос, ее ног, ее груди. Он жаждал видеть свет разума и тепло ее глаз, отраженные в каждой черточке ее лица, в изящном изгибе ее губ. Он чувствовал, что если узнает ее поближе, будет рядом с ней, то весь мир предстанет в ином свете, солнце будет греть его по-иному. Ему виделся океан за ее спиной, переливающийся зеленью волн, увенчанных белой пеной, обрамляющей ее голову, будто нимб. А еще его не оставляла мысль, угнездившаяся в сознании: Афина – как раз такая женщина, какой мечтала стать его мать.

Его самого ошеломила захлестнувшая душу тяга видеть ее, быть с ней, слышать ее голос, наблюдать за ее движениями. И тогда он подумал: «О, черт, неужели я иду на такое именно поэтому?»

Приняв этот ответ, он даже обрадовался, что наконец-то знает истинную причину своих действий. Это внушило ему решимость и позволило сосредоточиться. В настоящее время главным вопросом является курс действий. Забудь об Афине, забудь о Клерикуцио. Осталась сложная проблема Боза Сканнета, проблема, требующая наибыстрейшего разрешения.

Кросс знал, что окажется в чересчур уязвимом положении, и это создаст еще одно осложнение. Слишком опасно получать явный выигрыш, если со Сканнетом что-нибудь стрясется.

Далее Кросс наметил трех человек, необходимых для запланированной операции. Сперва Эндрю Поллард, владелец Тихоокеанского агентства безопасности, уже впутанный во все это безобразие. Затем Лиа Вацци, смотритель охотничьей хижины Клерикуцио в горах Невады. Лиа возглавляет команду солдат, вместе с ним присматривающих за хижиной, но также выезжающих для выполнения специальных заданий. И третий – Леонард Сосса, ушедший от дел фальшивомонетчик, состоящий на службе Семьи для выполнения скользких поручений. Всеми троими Кросс Де Лена волен распоряжаться, как западный Bruglione.

Два дня спустя Кросс Де Лена позвонил Эндрю Полларду.

– Я слыхал, что ты чересчур гробишь себя на работе, – сказал Кросс. – Не желаешь ли приехать в Вегас, чтобы чуток отдохнуть? Я обеспечу тебе на дармовщинку полный ПЕН – проживание, еду, напитки. Возьми с собой жену. А если вдруг заскучаешь, загляни ко мне в офис, поболтаем.

– Спасибо, – отозвался Поллард, – но сейчас я ужасно занят. Может, на следующей неделе?

– Разумеется, но в это время я буду в отъезде, так что не смогу с тобой повидаться.

– Тогда я приеду завтра, – решился Поллард.

– Отлично, – сказал Кросс и повесил трубку.

Откинувшись на спинку кресла, Поллард погрузился в размышления. Это не просто приглашение, это приказ. Предстоит пройти по очень скользкой дорожке.

Леонард Сосса упивался жизнью, как дано только человеку, чудом избавленному от смертного приговора. Он восхищался восходом, восхищался закатом. Радовался зеленой траве и коровам, пасущимся на этой траве. Восторгался красивыми женщинами, уверенными в себе молодыми людьми и умными детьми. Наслаждался корочкой хлеба, стаканом вина и головкой сыра.

Двадцать лет назад ФБР арестовало его за подделку стодолларовых купюр для ушедшей ныне в мир иной Семьи Сантадио. Его подельщики выкрутились, продав его с потрохами, и Леонард уже считал, что цветок его младости увянет за колючей проволокой. Подделка денег – куда более опасное преступление, чем изнасилование, убийство или поджог. Подделывая деньги, ты покушаешься на само государство. Когда ты совершаешь другие преступления, ты всего лишь стервятник, отщипывающий кусочек трупа громадного зверя, состоящего из человеческих клеточек, не идущих в серьезный расчет. Он не ждал снисхождения и не дождался его. Леонард Сосса был приговорен к двадцати годам тюремного заключения.

Но отсидел только год. Сокамерник, безмерно восхищенный талантами Соссы, его гениальным владением карандашом, чернилами и ручкой, завербовал его в Семью Клерикуцио.

Внезапно у Леонарда появился новый адвокат. Ни с того ни с сего его посетил посторонний доктор, с которым Леонард даже не был знаком. Неожиданно назначили слушание о помиловании на том оснований, что его умственные способности деградировали до детского уровня и Сосса более не являет собой угрозы обществу. И вдруг Леонард Сосса стал вольным человеком и работником Семьи Клерикуцио.

Семья нуждалась в первоклассном специалисте по подделке документов. Не валюты, ибо в глазах властей подделка денег – непростительное преступление. Специалист по подделке нужен был Семье для дел куда более важных. Джорджио приходилось разгребать горы бумаг, жонглируя разнообразными национальными и интернациональными корпорациями, подписывая официальные документы от имени несуществующих чиновников этих корпораций, делая вклады и изымая огромные суммы денег, для чего требовался целый ряд подписей, как реальных, так и поддельных. Со временем талантам Леонарда нашлись и другие применения.

Отель «Занаду» использовал его дарование с изрядным прибытком. Если после смерти очень крупного игрока в кассе оставались его векселя, Соссу привозили, чтобы он подписал векселей еще на миллион долларов. Конечно, душеприказчики покойного не оплачивали долг, но зато всю эту сумму можно было списать из налогов «Занаду» в убытки. Подобное случалось противоестественно часто; судя по всему, азарт взвинчивает процент смертности до небес. Точно так же поступали, если крупный игрок оказывался совершенно несостоятельным или соглашался дать отступного центов по десять за доллар.

За все это Леонарду Соссе платили сто тысяч долларов в год и запрещали выполнять работы какого-либо иного рода, особенно подделку денег. Все это прекрасно укладывалось в общую политику Семьи. У Клерикуцио действовал вердикт, запрещающий всем членам преступной семьи как-либо связываться с подделкой денег и похищением людей. Эти преступления заставляют все федеральные силовые агентства с сокрушительной силой ополчаться на преступников. Подобные игры просто-напросто не стоят свеч.

Так что Сосса уже двадцать лет наслаждался жизнью художника в своем тесном домишке, приютившемся в каньоне Топанга недалеко от Малибу. У него был небольшой садик, коза, кошка и собака. Днем он писал картины, а вечером выпивал. Не знал недостатка в девушках, живущих в каньоне, – свободных по духу коллегах-художницах.

Сосса покидал каньон лишь в тех редких случаях, когда требовалось совершить кое-какие покупки в Санта-Монике или когда его вызывала по делу Семья Клерикуцио, что случалось обычно дважды в месяц, на период не более двух-трех дней. Он выполнял порученную работу и никогда не задавал никаких вопросов. Он был ценным солдатом Семьи Клерикуцио.

Так что, когда за ним приехала машина и водитель велел взять инструменты и одежду на пару дней, Сосса отпустил козу, собаку и кошку в каньон и запер дом. Животные могут позаботиться о себе сами; в конце концов, они же не дети. Не то чтобы Сосса не любил их, но животные живут недолго, особенно в каньоне, он привык терять их. Год в тюрьме сделал Леонарда Соссу реалистом, а нежданное освобождение – оптимистом.

Лиа Вацци, смотритель охотничьей хижины Семьи Клерикуцио в Сьерра-Неваде, прибыл в Соединенные Штаты в возрасте тридцати лет, будучи самым разыскиваемым преступником в Италии. За истекшее с той поры десятилетие он научился говорить по-английски почти без акцента и довольно прилично читать и писать. В Сицилии он принадлежал к одной из самых образованных и могущественных Семей острова.

За пятнадцать лет до того Лиа Вацци был главой мафии в Палермо, Квалифицированным Специалистом высшего разряда. Но он зашел чересчур далеко.

Сидящее в Риме правительство назначило чрезвычайного комиссара, наделив его безграничными полномочиями по искоренению мафии в Сицилии. Чрезвычайного комиссара, прибывшего в Палермо с женой и детьми, защищали войска и орды полицейских. Он произнес пламенную речь, пообещав безжалостно расправляться с преступниками, из века в век правящими прекрасным островом Сицилия. Настало время воцариться закону, дабы судьбу Сицилии решали выборные представители народа Италии, а не невежественные головорезы со своими позорными тайными обществами. Вацци счел эту речь личным оскорблением.

Чрезвычайного комиссара неусыпно охраняли днем и ночью, он выслушивал показания свидетелей и отдавал приказы об арестах, его двор был его крепостью, его жилище по всему периметру сторожили военные. Барьер казался непреодолимым. Но через три месяца Вацци вызнал маршрут комиссара, который держали в строжайшем секрете во избежание внезапного нападения.

Комиссар ездил по большим городам Сицилии, чтобы собирать улики и раздавать ордера на арест. Было запланировано, что он вернется в Палермо, чтобы получить медаль за свою героическую попытку избавить остров от бича мафии. Вацци и его люди заминировали мостик, по которому должен был проезжать комиссар. Комиссара и его охрану разнесло на такие мелкие кусочки, что тела пришлось вылавливать из воды сетями. Взбешенное римское правительство ответило массированной облавой на виновных, и Вацци пришлось уйти в подполье. Хотя улик у правительства не было, Лиа знал, что стоит попасть в руки властям, и он покойник.

К тому времени Клерикуцио ежегодно посылали Пиппи Де Лену в Сицилию вербовать людей для анклава в Бронксе на роль солдат Семьи Клерикуцио. Дон свято верил, что только сицилийцы, верные вековым традициями omerta, ни при каких обстоятельствах не способны на предательство. В Америке молодые люди чересчур изнеженны, чересчур ветрены из-за своего тщеславия, самые свирепые прокуроры чересчур легко превращают их в доносчиков, отправляя за решетку несметное множество Bruglione.

Суть философии omerta весьма незамысловата. Передавать полиции сведения, способные хоть в чем-то повредить мафии, – смертный грех. Если конкурирующий клан мафии убил твоего отца у тебя на глазах, тебе возбраняется вызывать полицию. Если подстрелили тебя самого и ты испускаешь дух, недопустимо информировать полицию. Если у тебя украли мула, козу, драгоценности – тебе запрещается обращаться в полицию. Власти суть олицетворение сатаны, к которому истинный сицилиец на пушечный выстрел не подойдет. Роль мстителей принадлежит Семье и мафии.

Десять лет назад Пиппи Де Лена взял своего сына Кросса в Сицилию, что входило в программу его обучения. Задание состояло не столько в наборе, сколько в отсеве кандидатов, ибо на острове имелись сотни желающих, чьей величайшей мечтой было попасть в Америку. Отец и сын приехали в небольшой городок в пятидесяти милях от Палермо, где дома в пасторальных деревнях были выстроены из камня и украшены яркими цветами Сицилии. Там их тепло принял в своем доме сам мэр городка.

Мэр был невысоким человечком с круглым животиком – не только в прямом, но и в переносном смысле, ибо «человек с животиком» – сицилийская идиома, обозначающая главаря мафии.

Дом окружал приятный сад, где росли смоковницы, оливковые и лимонные деревья; там-то Пиппи и проводил свои собеседования. Сад до странности напоминал сад Клерикуцио в Квоге; отличие составляли только яркие цветы и лимонные деревья. Мэр явно любил красоту, потому что вдобавок к саду имел хорошенькую жену и трех невероятно миловидных дочерей – совсем юных, но уже полностью развитых.

Но Кросс видел, что его отец разительно изменился. Здесь беззаботную галантность Пиппи как рукой сняло, к женщинам он относился со сдержанным, мрачноватым уважением; от его шарма не осталось и следа. В тот же вечер, оставшись наедине с сыном в предоставленной им комнате, Пиппи проинструктировал Кросса: «Держись с сицилийцами настороже. Они не доверяют людям, проявляющим интерес к женщинам. Стоит тебе спутаться с одной из их дочерей, и живым ты отсюда не уйдешь».

В ближайшие дни люди прибывали для собеседования и отбора. У Пиппи имелись свои критерии. Кандидату не должно быть более тридцати пяти или менее двадцати лет. Если он женат, то не должен иметь более одного ребенка. И, наконец, за него должен поручиться мэр. Пиппи растолковал Кроссу, что к чему: если человек слишком молод, американская культура может чересчур сильно подействовать на него; если он слишком стар, то не сможет приспособиться к Америке; если у него более одного ребенка, он будет чересчур осторожен, чтобы пойти на риск, которого потребуют его обязанности.

Некоторые кандидаты были так серьезно скомпрометированы в глазах закона, что бежали с Сицилии поневоле. Некоторые просто жаждали хорошей жизни в Америке любой ценой. Некоторые были чересчур умны, чтобы полагаться на судьбу и отчаянно стремились стать солдатами Клерикуцио; вот эти-то как раз были наилучшими.

К концу недели Пиппи заполнил свою квоту в двадцать человек и передал список мэру, который должен был одобрить кандидатов, а затем организовать их эмиграцию. Но одну фамилию мэр из списка вычеркнул.

– Я думал, он идеальный кандидат, – заметил Пиппи. – Я что, ошибся?

– Нет, нет, – возразил мэр, – вы, как всегда, действовали мудро.

Пиппи был озадачен. Всех завербованных ждет очень хороший прием. Одиноким дадут квартиры, а семьям с детьми – небольшие дома. Все получат надежную работу. Все будут жить в анклаве в Бронксе. А затем некоторые будут избраны на роль солдат Семьи Клерикуцио и заживут чудесной жизнью с самыми радужными перспективами. Видимо, человек, фамилию которого вычеркнул мэр, имеет очень скверный душок. Но тогда почему же его допустили до собеседования? Пиппи учуял сицилийские козни.

Мэр, внимательно наблюдавший за ним, будто прочел его мысли и обрадовался прочитанному.

– Вы настоящий сицилиец, вас не проведешь, – произнес он. – Я вычеркнул имя человека, за которого моя дочь собирается замуж. Хочу подержать его здесь еще годик, чтобы моя дочь была счастлива, а затем можете забрать его. Я не мог отказать ему в собеседовании, кроме того, у меня имеется человек, которого, по моему мнению, вам следует взять вместо него. Не откажете ли вы мне в любезности, встретившись с ним?

– Разумеется, – согласился Пиппи.

– Не хочу вводить вас в заблуждение, но этот случай особый, и ему необходимо покинуть страну незамедлительно.

– Вам известно, что я должен быть очень осторожен? – подчеркнул Пиппи. – Клерикуцио весьма дотошны.

– Это в ваших же интересах, – заверил мэр, – но малость опасно. – После чего рассказал о Лиа Вацци. Обстоятельства покушения на комиссара обошли первые полосы всех газет мира, так что Пиппи и Кросс были прекрасно осведомлены об этом случае.

– Если у них нет улик, то почему же Вацци пребывает в столь отчаянном положении? – поинтересовался Кросс.

– Молодой человек, мы на Сицилии, – растолковал мэр. – Полицейские тоже сицилийцы. Комиссар был сицилийцем. Всякому известно, что это дело рук Лиа. До официальных улик никому нет дела. Если он попадет в руки властей, он покойник.

– Вы сможете вывезти его из страны в Америку? – спросил Пиппи.

– Да. Трудность заключается в том, чтобы спрятать его в Америке.

– Смахивает на то, что он не стоит стольких хлопот, – заметил Пиппи.

– Признаюсь, он мой друг, – развел руками мэр, – но давайте на время забудем об этом. – Выдержав паузу, он любезно улыбнулся, чтобы показать, что как раз об этом-то забывать и не стоит. – Кроме того, он предельно Квалифицированный Специалист. Он эксперт по взрывчатке, а это всегда очень рискованное занятие. Он владеет веревкой – очень древним и очень полезным искусством. Конечно же, ножом и пистолетом. Но что важнее всего, он умен, он человек во всех отношениях непоколебимый. Как скала. Никогда не болтает. Умеет слушать и наделен даром развязывать языки. А теперь скажите, неужели у вас не найдется применения для такого человека?

– Это просто Божий дар для меня, – вкрадчиво отозвался Пиппи. – И все же к чему такому человеку бежать?

– Потому что вдобавок ко всем своим прочим добродетелям он осмотрителен. Он не испытывает судьбу. Здесь его дни сочтены.

– Неужели столь квалифицированный человек, – продолжал докапываться Пиппи, – удовольствуется ролью простого солдата в Америке?

Мэр склонил голову в горестном соболезновании.

– Он истинный христианин. Он одарен смирением, которому учил нас Христос.

– Я должен увидеть его, – решил Пиппи, – хотя бы ради удовольствия познакомиться с таким человеком. Но гарантировать ничего не могу.

– Конечно, он должен вас устроить, – широко развел руками мэр. – Но я должен сказать вам еще одну вещь, он запретил мне вводить вас в заблуждение на сей счет. – Впервые за все это время мэр почувствовал себя не в своей тарелке. – У него есть жена и трое детей, и они должны отправиться с ним вместе.

И в этот момент Пиппи понял, что его ответом будет «нет».

– А-а, – произнес он, – это совсем другое дело. Когда же мы его увидим?

– Он будет в саду в сумерках, – сообщил мэр. – Это совершенно безопасно, об этом я позаботился.

Лиа Вацци оказался невысоким, но крепким и жилистым – качество, унаследованное многими сицилийцами от давних арабских предков. Его правильное смуглое лицо с орлиным носом воплощало чувство собственного достоинства, и вдобавок он немного говорил по-английски.

Они сидели вокруг садового столика мэра с бутылкой красного домашнего вина, блюдом оливок с окружающих деревьев и хлебом с хрустящей корочкой, только-только испеченным, круглым, все еще теплым, а рядом высился целый прошуто[152], нашпигованный горошинами черного перца, будто черными жемчужинами. Лиа Вацци ел и пил, не говоря ни слова.

– Я получил высочайшие отзывы о вас, – с уважением произнес Пиппи. – Но я тревожусь. Может ли человек с вашим образованием и квалификацией довольствоваться в Америке службой другому человеку?

– У вас есть сын, – поглядев на Кросса, отозвался Лиа. – Чем вы не поступитесь ради его спасения? Я хочу избавить свою жену и детей от опасности и ради этого исполню свой долг.

– В этом есть некоторая опасность и для нас, – заметил Пиппи. – Вы же понимаете, что я должен думать о выгодах, оправдывающих подобный риск.

– Тут уж не мне судить, – развел руками Лиа. Казалось, он заранее приготовился получить отказ.

– Если вы отправитесь в одиночку, все будет гораздо проще, – растолковал Пиппи.

– Нет, моя семья должна жить вместе или вместе умереть. – Вацци мгновение помолчал. – Если я оставлю их здесь, Рим сильно осложнит им жизнь. Уж лучше я сам сдамся.

– Проблема в том, как спрятать вас и вашу семью.

– Америка велика, – пожал плечами Вацци, пододвинул блюдо с оливками к Кроссу и промолвил, чуть ли не с насмешкой: – Способен ли ваш отец бросить вас?

– Нет, он старомоден, как и вы, – отозвался Кросс – серьезно, но с едва уловимым намеком на улыбку. – Я слыхал, вы еще и фермер?

– Оливки, – пояснил Вацци, – у меня собственный пресс.

– А как насчет охотничьей хижины в Сьерра-Неваде? – предложил Кросс отцу. – Он может присматривать за ней вместе со своей семьей, чем и оплатит свое содержание. Место там уединенное. – Он обернулся к Лиа: – Вы готовы жить в лесах?

Лесами на Сицилии называют любую местность вдали от больших городов. Лиа пожал плечами.

Но решающим фактором, убедившим Пиппи де Лену, стала сила личности Лиа Вацци. Невысокий ростом Вацци держался удивительно прямо, с невероятным чувством собственного достоинства. От него веяло холодом человека, не страшащегося смерти, не трепещущего ни перед адом, ни перед раем.

– Хорошая идея, – одобрил Пиппи, – идеальная маскировка. И мы сможем вызывать вас для выполнения специальных заданий, обеспечив вам небольшой дополнительный заработок. Эти задания будут уже на ваш страх и риск.

Как только Лиа понял, что его приняли, его напряженные черты смягчились.

– Хочу поблагодарить вас за спасение моей семьи, – проговорил он слегка дрожащим голосом и в упор посмотрел на Кросса Де Лену.

С той поры Лиа Вацци с лихвой окупил проявленное к нему милосердие. Поднялся от солдата до главы всех оперативных команд Кросса. Распоряжался шестеркой смотрителей, помогавших ему заботиться об охотничьей хижине, на территории которой стоял и его собственный дом. Он процветал, стал американским гражданином, его дети отправились учиться в университеты. И все это он заслужил своей отвагой и здравым смыслом, но прежде всего – своей лояльностью. Так что, получив сообщение о необходимости встретиться с Кроссом Де Леной в Лас-Вегасе, он уложил свой чемодан в новый «Бьюик» и совершил долгую поездку в Вегас, в отель «Занаду».

Эндрю Поллард прибыл в Вегас первым. Прилетел из Лос-Анджелеса полдневным рейсом, отдохнул у одного из огромных бассейнов отеля «Занаду», пару часов поиграл по мелочи в кости, потом тайком проскользнул в кабинет Кросса Де Лены в пентхаузе.

Обменявшись с ним рукопожатием, Кросс сказал:

– Я тебя долго не задержу. Можешь вылететь обратно сегодня же вечером. Мне нужно знать все, что у тебя есть на этого типа Сканнета.

Поллард проинформировал его обо всем случившемся, сообщил, что сейчас Сканнет проживает в отеле «Беверли-Хиллз», и пересказал свою беседу с Бентсом.

– Так что на самом деле им начхать на нее, они лишь хотят закончить картину, – поведал он Кроссу. – Кроме того, студия не воспринимает подобных субъектов всерьез. В моей компании отдел из двадцати человек занимается только домогательством и преследованиями. На самом деле кинозвезды должны очень серьезно тревожиться из-за людей вроде него.

– А как насчет фараонов? – поинтересовался Кросс. – Неужели они ничего не могут поделать?

– Нет, пока никто не пострадал, нет.

– А ты? На тебя работает отличный персонал.

– Я должен быть осмотрительным, – вздохнул Поллард. – Я рискую лишиться лицензии, если поведу себя слишком грубо. Ты же знаешь наши суды. С какой стати мне совать голову в петлю?

– Этот Боз Сканнет, что он за субъект? – спросил Кросс.

– Его не запугаешь. Правду говоря, это он пугает меня. Он один из прирожденных сорвиголов, которым наплевать на последствия. Его родные имеют деньги и политическую власть, и он считает, что ему все сойдет с рук. И от души наслаждается неприятностями. Знаешь ведь, бывают такие типы. Если ты решил заняться им, то занимайся всерьез.

– Я всегда серьезен. Ты продолжаешь наблюдение за Сканнетом?

– Еще бы! – подтвердил Поллард. – Он определенно способен отколоть грязный номер.

– Сними свое наблюдение. Я хочу, чтобы никто за ним не следил. Ясно?

– Ладно, если ты просишь. – Поллард немного помолчал и добавил: – Остерегайся Джима Лоузи, он приглядывает за Сканнетом. Ты знаешь Лоузи?

– Встречался. Я хочу от тебя еще одного. Одолжи мне свое удостоверение Тихоокеанского агентства безопасности на пару часов. Ты получишь его как раз вовремя, чтобы успеть на полночный рейс до Лос-Анджелеса.

– Ты же знаешь, что я готов для тебя на все, Кросс, но будь осторожен; дело это очень деликатное, – встревожился Поллард. – Я наконец-то выбился в люди и не хочу вылететь в трубу. Я знаю, что всем обязан Семье Клерикуцио, я буду благодарен во веки веков и всегда готов был отплатить чем угодно. Но это дело весьма щекотливое.

– Ты слишком ценный для нас человек, – ободряюще улыбнулся ему Кросс. – И еще одно: если Сканнет позвонит, чтобы проверить парня из твоей конторы, пришедшего к нему потолковать, просто подтверди его личность.

На сей раз сердце Полларда ушло в пятки. Он почувствовал, что впутался в настоящую беду.

– А теперь расскажи мне все, что знаешь о нем, – попросил Кросс. Поллард заколебался, и Кросс добавил: – Я кое-что для тебя сделаю. Позже.

Поллард мгновение поразмыслил.

– Сканнет утверждает, что ему известен большой секрет, ради которого Афина пойдет на что угодно, только бы другие ничего не узнали. Вот почему она сняла обвинение против него. Потрясающий секрет. Сканнет без ума от него. Кросс, я не знаю, как и почему ты впутался в это дело, но, может статься, узнав этот секрет, ты сумеешь разрешить все свои проблемы.

Впервые Кросс взглянул на него без дружелюбия, и Поллард внезапно понял, каким образом тот заработал свою репутацию. Этот холодный, оценивающий, осуждающий взгляд способен обречь на смерть.

– Ты знаешь, почему я заинтересован, – произнес Кросс. – Бентс не мог не рассказать тебе. Он нанял тебя, чтобы вызнать мою подноготную. Итак, кто же знает этот большой секрет – ты или студия?

– Никто. Никто не знает. Кросс, я делаю для тебя все, что могу, ты же в курсе.

– В курсе, – внезапно ласково отозвался Кросс. – Давай мы малость облегчим твою ситуацию. Студия горит желанием узнать, как я собираюсь вернуть Афину Аквитану к работе. Тебе я об этом скажу. Я собираюсь дать ей половину доходов от фильма. И я буду не в претензии, если ты доложишь об этом на студии. Ты заработаешь себе очки, может быть, даже получишь премию. – Пошарив в столе, он извлек круглый кожаный мешочек и вложил его в ладонь Полларда. – Пять штук черными фишками. Приглашая тебя сюда по делам, я всегда беспокоюсь, что ты проиграешься в казино.

Ему нечего было беспокоиться. Эндрю Поллард всегда менял в кассе фишки на наличные.

Леонард Сосса только-только устроился в своем надежно охраняемом бизнес-номере в «Занаду», когда ему принесли удостоверение Полларда. С помощью своего снаряжения Сосса аккуратно подделал четыре комплекта удостоверений и блях Тихоокеанского агентства безопасности вместе со специальными бумажниками. Инспекции Полларда они бы не выдержали, но в этом и не было необходимости, Поллард никогда не увидит эти удостоверения. Как только Сосса закончил эту работу часа четыре спустя, те же двое отвезли его в охотничью хижину в Сьерра-Неваде, где разместили в бунгало в чаще леса.

Сидя в тот вечер на крылечке бунгало, Леонард увидел приблудного оленя и медведя. Вечером почистил свои инструменты и принялся ждать. Он не знал, где он и что будет делать, да и не хотел знать. Он получает свои сто штук в год и живет жизнью вольного человека на свежем воздухе. Чтобы убить время, он набросал на сотне листов бумаги эскизы увиденных медведя и оленя, а потом перелистал их веером, чтобы возникло впечатление, будто олень гонится за медведем.

Лиа Вацци ждал совсем другой прием. Кросс обнял его, потом задал ему обед в своем номере. За годы пребывания Вацци в Америке Кросс много раз был его оперативным командиром. Несмотря на силу характера, Вацци никогда не пытался узурпировать власть, и в ответ на это Кросс относился к нему с уважением, как к равному.

Много лет подряд Кросс приезжал в охотничью хижину на выходные, и они вдвоем отправлялись охотиться. Вацци рассказывал о сицилийских бедствиях и о том, насколько отличается жизнь в Америке. В обмен Кросс приглашал Вацци с семьей в Вегас на полный пансион плюс кредит в казино на пять тысяч, об уплате которого Лиа ни разу не попросил.

За обедом они болтали на общие темы. Вацци все еще удивлялся жизненному укладу Америки. Его старший сын оканчивал Калифорнийский университет и понятия не имел о теневой стороне жизни отца. Это беспокоило Вацци.

– Порой мне кажется, что в его жилах течет не моя кровь. Он верит всему, что говорят ему профессора. Он верит в равенство мужчины и женщины, верит, что крестьянам должны бесплатно раздавать землю. Он входит в сборную команду колледжа по плаванию. За всю свою жизнь в Сицилии, а ведь Сицилия – остров, я ни разу не видел плавающего сицилийца.

– За исключением рыбаков, вывалившихся из лодок, – рассмеялся Кросс.

– И даже тогда нет, – возразил Вацци. – Все они утонули.

Покончив с обедом, они перешли к делу. Вацци никогда не любил вегасскую кухню, зато обожал бренди и гаванские сигары. Кросс всегда посылал ему ящичек доброго бренди и коробку тонких гаванских сигар на Рождество.

– Я приготовил для тебя очень сложную работу, – начал Кросс. – Такую, которую надо выполнить предельно интеллигентно.

– Это всегда трудно, – заметил Вацци.

– Все должно произойти в охотничьей хижине. Мы привезем туда одного человека. Я хочу, чтобы он написал кое-какие письма да еще предоставил мне кое-какие сведения, – Кросс примолк, улыбнувшись, когда Лиа пренебрежительно отмахнулся. Вацци частенько говаривал по поводу американских фильмов, где герой или злодей отказывался давать сведения: «Я бы заставил их говорить даже по-китайски».

– Трудность заключается в том, – объяснил Кросс, – что на его теле не должно остаться отметин, а в организме никаких лекарств. Кроме того, у этого человека очень сильный характер.

– Только женщина может разговорить мужчину одними поцелуями, – добродушно заметил Вацци, со смаком затягиваясь сигарой. – Сдается мне, что ты впутан в эту историю лично.

– Другого пути нет. Задействованные люди будут из твоей команды, но сперва хижину следует освободить от женщин и детей.

– Отправятся в Диснейленд, – взмахнул сигарой Вацци, – самое благословенное место в годину счастья и невзгод. Мы всегда отправляем их туда.

– Диснейленд? – рассмеялся Кросс.

– Сам я ни разу там не бывал. Надеюсь отправиться туда после смерти. «Причастие» или «Конфирмация»?

– «Конфирмация».

Они перешли к деталям. Кросс изложил Вацци план операции, а также его подоплеку и способ исполнения.

– Ну и как тебе все это? – наконец, поинтересовался он.

– В тебе куда больше сицилийского, чем в моем сыне, а ведь ты рожден в Америке, – подивился Вацци. – Но что, если он заупрямится и не даст тебе желаемого?

– Тогда вина целиком на мне, – проронил Кросс. – И на нем. И в таком случае нам придется расплатиться. Что в Америке, что в Сицилии – цена одна.

– Верно, – подтвердил Вацци. – Равно как в Китае, России и в Африке. Как частенько говорит дон, тогда мы все можем отправляться на дно морское.

Глава 9

Элай Маррион, Бобби Бентс, Скиппи Дир и Мело Стюарт собрались в доме Марриона для экстренного совещания. Эндрю Поллард доложил Бентсу секретный план Кросса Де Лены о том, как вернуть Афину к работе. Информацию подтвердил и детектив Джим Лоузи, отказавшийся раскрыть свои источники.

– Это сущий грабеж, – вскинулся Бентс. – Мело, ты ведь ее агент, ты отвечаешь за нее и за всех своих клиентов. Не означает ли это, что, когда мы отснимем следующий большой фильм до половины, твоя звезда откажется работать, пока не получит половину прибылей?

– Только если вы достаточно рехнулись, чтобы заплатить столько, – ответил Стюарт. – Пусть этом занимается этот ваш Де Лена. Долго он в бизнесе не продержится.

– Мело, ты говоришь о стратегии, – вклинился Маррион, – а мы говорим о текущем моменте. Если Афина вернется к работе, тогда ты и твой клиент грабите нас, как налетчики. Допустишь ли ты подобное?

Все были ошеломлены. Очень редко Маррион настолько резко переходил к сути дела, во всяком случае, со времен его молодости. Стюарт встревожился.

– Афина ничего об этом не знает. Она бы мне сказала.

– А пошла бы она на такую сделку, если бы знала? – поинтересовался Дир.

– Я бы посоветовал ей согласиться, а затем побочным договором поделить свою половину со студией.

– Тогда весь ее испуг напускной, – твердо заявил Бентс. – Словом, все это чушь собачья. А ты, Мело, пустобрех, ты думаешь, что студия согласится на половину того, что Афина получит от Де Лены? Все эти деньги по праву принадлежат нам. Она может обогатиться с этим Де Леной, но это означает конец ее карьеры в кино. Ни одна студия больше никогда не наймет ее.

– А иностранные? – предположил Скиппи. – Иностранные ухватятся за такой шанс.

Сняв трубку, Маррион вручил ее Стюарту.

– Все это переливание из пустого в порожнее. Позвони Афине. Расскажи ей о том, что собирается ей предложить Кросс Де Лена, и спроси, примет ли она предложение.

– Она исчезла на выходные, – сообщил Дир.

– Она вернулась, – возразил Стюарт. – Она часто исчезает на выходные. – Он отстучал номер на кнопках телефона.

Диалог был весьма краток. Повесив трубку, Стюарт улыбнулся.

– Она сказала, что подобного предложения не получала. И даже такое предложение не заставит ее вернуться к работе. Ей начхать на карьеру. – Мгновение помолчав, он с восхищением добавил: – Хотелось бы мне повидаться с этим субчиком Сканнетом. Всякий, кто способен напугать актрису до такой степени, что она ставит на карьере крест, – просто самородок.

– Значит, решено, – подытожил Маррион. – Мы покрыли свои убытки в безнадежной ситуации. Но все равно жаль. Афина – великая звезда.

Эндрю Поллард следовал полученным инструкциям. Первым делом он должен был проинформировать Бентса о намерениях Кросса Де Лены в отношении Афины. Во-вторых, он был обязан снять внешнее наблюдение за Сканнетом. А в-третьих, навестить Боза Сканнета с предложением.

Открывая Полларду дверь своего номера в «Беверли-Хиллз», одетый только в брюки и майку Сканнет благоухал одеколоном.

– Только что кончил бриться, – выложил он. – В ванной этого отеля больше парфюмерии, чем в публичном доме.

– Вам не следует находиться в этом городе, – с укором заметил Поллард.

– Знаю, – хлопнул его по спине Сканнет, – завтра уезжаю. Мне просто надо было свести кое-какие концы с концами. – Прежде его злобное веселье и его массивный торс напугали бы Полларда. Но сейчас, когда в дело вступил Кросс, все это лишь пробудило в нем жалость к Бозу. И все же следовало вести себя осмотрительно.

– Афина не удивлена тем, что вы не уехали. Она полагает, что студия не понимает вас, а она понимает. Так что она хотела бы встретиться с вами лично. Она считает, что вдвоем, с глазу на глаз, вы можете прийти к соглашению.

Увидев вспышку радости, озарившую лицо Сканнета, Эндрю понял, что Кросс был прав. Этот тип все еще влюблен и клюнет на крючок.

Внезапно Боз Сканнет насторожился.

– Это не похоже на Афину. Она меня на дух не переносит; впрочем, я ее и не виню, – рассмеялся он. – Ей нужна только собственная ненаглядная рожица.

– Она хочет сделать серьезное предложение, – пояснил Поллард. – Пожизненная годичная рента. Если хотите, процент со всех ее заработков до самого конца ее жизни. Но она хочет поговорить с вами лично и втайне. И хочет еще кое-чего.

– Да знаю я, чего она хочет, – отрезал Сканнет со странным выражением лица. Поллард видел подобное выражение на лицах раскаявшихся насильников.

– В семь часов. Двое из моих людей приедут, чтобы доставить вас на место встречи. Они останутся при ней в качестве телохранителей. Двое моих лучших людей, притом вооруженные. Чтобы у вас не возникало никаких дурацких мыслей.

– За меня не беспокойтесь, – ухмыльнулся Сканнет.

– Хорошо, – бросил Поллард и удалился.

Как только дверь захлопнулась, Сканнет торжествующе вскинул правую руку. Он снова свидится с Афиной, и защищать ее будут только двое слабоумных частных детективов. А у него появится доказательство, что встречу организовала она. И он ни на йоту не нарушит судебного постановления, возбраняющего ему приближаться к ней.

Весь остаток дня он мечтал о воссоединении. Происшедшее стало для него совершенным сюрпризом, и, раздумывая об этом, Сканнет понял, что Афина воспользуется своим телом, чтобы убедить его пойти на сделку. Он валялся в постели, воображая, каково это – снова сблизиться с ней. Мысленный образ ее тела стоял перед глазами совершенно четко. Ее белая кожа, мягкая выпуклость живота, груди с розовыми сосками, глаза, настолько зеленые, что светятся внутренним светом, мягкие нежные губы, сладкое дыхание, ее пламенеющие, будто солнце, волосы, под ночными небесами обращающиеся в дымчатую бронзу. На мгновение прежняя любовь захлестнула его, любовь к ее разуму и отважному характеру, которые ему удалось сломить и повергнуть в ужас. И тут, впервые с той поры, когда ему исполнилось шестнадцать, Боз принялся ласкать себя. Его рассудок рисовал отчетливые образы Афины, подгонявшей его, пока он не излил свой восторг. В этот единственный миг Боз был счастлив и любил ее.

А потом все вернулось к исходной точке. Он ощутил стыд, унижение. Он снова возненавидел Афину. Внезапно Боз проникся убеждением, что это какая-то западня. А что ему на самом деле известно об этом фрукте Полларде, если уж на то пошло? Сканнет поспешно оделся и изучил карточку, оставленную ему Поллардом. От отеля до конторы всего двадцать минут езды. Он бросился к выходу из отеля, и швейцар подогнал его машину.

Входя в здание Тихоокеанской службы безопасности, Сканнет удивился его величине и размаху предприятия. Приблизившись к стойке дежурного, он изложил свое дело, после чего вооруженный охранник сопроводил его в кабинет Полларда. Сканнет обратил внимание на то, что стены кабинета увешаны дипломами от Лос-анджелесского департамента полиции, Ассоциации помощи бездомным и прочих организаций, вплоть до Бойскаутов Америки. Наличествовало даже нечто вроде кинематографических наград.

Эндрю Поллард посмотрел на него с удивлением и некоторой озабоченностью.

– Я только хотел вам сказать, – успокоил его Сканнет, – что поеду на встречу в собственном автомобиле. Ваши люди могут ехать со мной и указывать дорогу.

Поллард пожал плечами. Это его уже не касается. Он сделал все, что велено.

– Отлично, но вы могли бы просто позвонить мне.

– Разумеется, – осклабился Сканнет, – но я просто-напросто хотел взглянуть на вашу контору. Кроме того, я хочу позвонить Афине и увериться, что все путем, вот и подумал, что вы сумеете подозвать ее к телефону от моего имени, на мой звонок она может и не ответить.

– Конечно, – согласился Поллард и взял трубку. Не зная, что затевается, он в душе надеялся, что Сканнет отменит встречу, освободив агентство от участия в планах Кросса. И понимал, что говорить с ним напрямую Афина не станет.

Набрав номер, Поллард попросил позвать Афину. Включил динамик, чтобы Сканнет слышал разговор. Секретарша Афины сказала, что мисс Аквитана уехала и до завтра не вернется. Положив трубку, Поллард вопросительно приподнял бровь. Сканнет выглядел счастливым. А Боз и в самом деле пребывал на седьмом небе. Он оказался прав. Афина собирается воспользоваться своим телом, чтобы заключить сделку. Намерена провести с ним ночь. Его загорелое лицо побагровело от крови, ударившей в голову при воспоминаниях об Афине в молодости, когда она любила его, а он любил ее.

В тот же вечер в семь часов, когда Лиа Вацци прибыл в отель с одним из своих солдат, Сканнет уже дожидался его и был готов тронуться в путь без промедления. Одет он был по-юношески, очень опрятно: плотные синие джинсы, блекло-голубая джинсовая рубашка и белый спортивный пиджак. Тщательно выбрился и зачесал свои светло-русые волосы назад. Его загорелая кожа чуточку побледнела, и эта бледность смягчала черты лица. Лиа Вацци с солдатом показали Сканнету свои поддельные удостоверения Тихоокеанской службы безопасности.

Эти двое не произвели на Сканнета особого впечатления. Двое коротышек, один говорит с легким акцентом – наверное, мексиканец. Они ничуть не помешают. Эти частные агентства соглядатаев просто шарашкины конторы, разве такие смогут защитить Афину?

– Насколько я понимаю, вы хотите ехать на собственной машине, – сказал ему Вацци. – Я отправлюсь с вами, а мой друг поедет следом на нашей. Вас это устроит?

– Лады, – одобрил Сканнет.

Уже выходя из лифта в вестибюль, они наткнулись на Джима Лоузи. Тот сидел на диване у камина и перехватил их просто по наитию. Он болтался там, чтобы присматривать за Сканнетом просто на всякий случай. Детектив тут же продемонстрировал свое удостоверение всей троице.

– Какого черта вам надо? – бросив взгляд на удостоверение, осведомился Сканнет.

– Эти двое с вами? – вопросом на вопрос ответил Лоузи.

– Не ваше собачье дело, – отрезал Сканнет.

Пока Лоузи разглядывал их лица, Вацци и его спутник хранили молчание.

– Я бы хотел перекинуться с вами парой слов наедине, – сказал детектив.

Но Сканнет молча отпихнул его в сторону, и Лоузи схватил его за руку. Телосложением один ничуть не уступал другому. Сканнет горел желанием тронуться в путь. И громко, с яростью заявил Лоузи:

– Обвинения с меня сняты, и разговаривать с вами я не обязан. Если не уберешь руки, я вышибу тебе мозги!

Лоузи убрал руку. Угроза ничуть не испугала его, но мозг лихорадочно работал. Эти двое со Сканнетом какие-то странные, тут явно что-то затевается. Отступив в сторону, детектив все-таки проследовал за ними под козырек, к которому подгоняли машины постояльцев отеля. Проводил взглядом Сканнета, севшего в свою машину вместе с Лиа Вацци. Третий куда-то запропастился. Заметив это, Лоузи подождал еще немного на случай, если со стоянки выедет какая-нибудь машина, но так ничего и не дождался. Пускаться в преследование не имело смысла. Также ни к чему было требовать от дорожной полиции устраивать слежку за машиной Сканнета. Лоузи прикинул, доложить ли об этом инциденте Скиппи Диру, и решил, что не стоит. Ясно одно, если этот Сканнет снова что-нибудь отчебучит, то пожалеет о сегодняшних оскорблениях.

Дорога выдалась долгая. Сканнет неумолчно жаловался и задавал вопросы, и даже грозил повернуть обратно. Но Лиа Вацци успокоил его, сказав, что местом встречи станет охотничья хижина Афины в Сьерра-Неваде и что, согласно инструкциям, они проведут там ночь. Афина настаивала на сохранении встречи в секрете от всех, чтобы она могла решить всю проблему ко всеобщему удовлетворению. Сканнет не понял, что это означает. Что это она может сделать такого, чтобы рассеять их взаимную ненависть, в последние десять лет разраставшуюся все больше и больше? Она что, настолько глупа, чтобы думать, будто ночь любви и горстка монет смягчат его? Неужели она думает, что он такой простачок? Он всегда восхищался ее интеллектом, но, может быть, теперь она стала всего лишь одной из этих спесивых голливудских актрисочек, считающих, будто все на свете могут купить своим телом и деньгами? И все же мысль о ее красоте неустанно искушала его. Наконец, после стольких лет, Афина улыбнется ему, очарует его, поклонится ему. Что бы ни случилось, грядущая ночь принадлежит ему.

Лиа Вацци не тревожили угрозы Сканнета повернуть назад. Он знал, что следом за ними по дороге в качестве эскорта следуют еще три машины, да вдобавок получил четкие инструкции. В качестве последнего средства он может просто убить Сканнета. Но в инструкциях также ясно говорилось, что Сканнет не должен получать никаких травм, кроме смертельной.

Они проехали через распахнутые ворота, и Сканнет изумился размерам охотничьей хижины, смахивающей на небольшой отель. Выбравшись из машины, он потянулся. У домика стояло пять или шесть машин, что на мгновение озадачило его.

Подведя его к двери, Вацци открыл ее. В тот же миг Сканнет услышал рокот моторов еще нескольких автомобилей, подъезжающих по дорожке, и обернулся, решив, что это прибыла Афина. Но из трех заехавших на стоянку машин выбрались одни мужчины, по двое из каждой. Затем Лиа провел Сканнета через главный вход домика в гостиную с огромным камином. Там, сидя на диване, дожидался какой-то незнакомец. Этим незнакомцем был Кросс Де Лена.

Дальнейшее произошло очень быстро.

– Где Афина? – сердито спросил Сканнет, затем двое мужчин схватили его за руки, еще двое приставили к его голове пистолеты, а с виду безобидный Лиа Вацци сделал ему подсечку, и Сканнет рухнул на пол.

– Если не будешь делать точь-в-точь, что тебе скажут, то умрешь, – проговорил Вацци. – Не сопротивляйся. Лежи спокойно.

Еще один человек сковал лодыжки Сканнета кандалами, после чего его подхватили под мышки и подняли на ноги лицом к Кроссу. Сканнет изумился, насколько беспомощным он почувствовал себя, даже когда ему освободили руки. Скованные ноги будто нейтрализовали его физическую мощь. Он попытался хотя бы врезать кулаком этому ублюдку-коротышке, но Вацци просто сделал шаг назад, и Сканнет, даже скакнув вперед, не дотянулся до него.

– Мы знаем, что ты любишь прибегать к насилию, – с невозмутимым презрением поглядел на него Вацци, – но на сей раз тебе пора пустить в ход мозги. Сила тут бесполезна…

Сканнет сделал вид, что решил последовать его совету, тем временем напряженно раздумывая. Если бы они хотели убить его, то давно бы так и сделали. Это какой-то хитроумный план по запугиванию, чтобы заставить его согласиться на что-то. Ну, вот и прекрасно, он согласится. А на будущее примет меры. Но в одном Сканнет не сомневался: к подобной операции Афина не могла иметь никакого отношения. Решив, что Вацци недостоин внимания, он обернулся к сидящему на диване:

– А ты кто такой, черт возьми?

– Я хочу, чтобы вы сделали пару дел, после чего вам будет позволено уехать домой, – ответил Кросс.

– А если я откажусь, вы будете меня пытать, правильно? – рассмеялся Сканнет, склоняясь к мысли, что это какая-то бредовая голливудская постановка, какой-то скверный фильм из арсенала студии.

– Нет, – просто сказал Кросс, – никаких пыток. Никто к вам и пальцем не притронется. Я хочу, чтобы вы сели за этот стол и написали для меня четыре письма. Одно студии «ЛоддСтоун» с обещанием никогда и близко не подходить к ней. Одно Афине Аквитане с извинением за ваше предыдущее поведение и клятвой больше никогда к ней не приближаться. Еще одно полицейским властям – с признанием, что вы приобрели кислоту, чтобы использовать ее во время следующего нападения на жену. А еще одно письмо мне, излагающее тот секрет, благодаря которому вы держите свою жену в руках. Все просто.

Сканнет неуклюже скакнул к Кроссу, но один из присутствующих толкнул его, так что он тут же растянулся на противоположном диване.

– Не трогайте его, – резко бросил Кросс.

Опираясь на руки, Сканнет кое-как встал.

Кросс указал в сторону стола со стопкой бумаги.

– Где Афина? – спросил Сканнет.

– Ее здесь нет, – ответил Кросс. – Всем выйти из комнаты, кроме Лиа.

Все двинулись к выходу.

– А вы садитесь за стол, – велел Кросс Сканнету. Тот подчинился. – Я хочу поговорить с вами весьма серьезно. Хватит демонстрировать свою крутизну. Я хочу, чтобы вы прислушались. Не делайте никаких глупостей. Ваши руки свободны, и это может создать у вас иллюзию величия. Я же хочу всего-навсего, чтобы вы написали эти письма, и можете быть свободны.

– Да пошел ты в задницу, – презрительно бросил Сканнет.

– Нет смысла терять время, – повернулся Кросс к Вацци. – Убей его.

Голос Кросса звучал совершенно невозмутимо, и все же в этой небрежности было нечто ужасающее. Именно в этот миг Сканнет ощутил такой страх, какого не знал с детства. Впервые он осознал предназначение всех этих мужчин в доме, ощутил силу, брошенную против него. Лиа Вацци все еще не трогался с места.

– Ладно уж, – встрепенулся Сканнет. – Я напишу.

Взял лист бумаги и принялся писать.

Но писал левой рукой, решив схитрить; как некоторые хорошие спортсмены, он владел обеими руками в равной степени. Подойдя к нему сзади, Кросс наблюдал через плечо. Сканнет, устыдившись своей внезапной трусости, покрепче уперся ступнями в пол. Не сомневаясь в своей безупречной координации, перебросил перо в правую руку и подскочил, чтобы всадить его Кроссу в лицо, в надежде угодить ублюдку в глаз. Он распрямился, как пружина, рука пошла по дуге назад, весь торс резко крутнулся, но тут Сканнет с удивлением обнаружил, что Кросс без труда отступил за пределы досягаемости. И все равно Сканнет попытался двигаться со скованными ногами. Спокойно смерив его взглядом, Кросс проронил:

– Всякий имеет право один разок попытать судьбу. Вы своим шансом воспользовались. Теперь положите перо и дайте мне эти листы.

Сканнет выполнил приказание. Изучив листки, Кросс отметил:

– Вы не открыли мне секрет.

– Я не хочу выкладывать это на бумаге. Избавьтесь от этого типа, – указал он на Вацци, – и я вам все расскажу.

– Позаботься об этом, – Кросс передал листки Лиа. Вацци вышел из комнаты. – Итак, – повернулся Кросс к Сканнету, – давайте послушаем этот большой секрет.

Покинув охотничью хижину, Вацци бегом преодолел сто ярдов, отделяющие ее от бунгало, где разместился Леонард Сосса. Сосса уже ждал. Взглянув на два листа, он с неудовольствием заметил:

– Писал левша. Я не могу писать левой рукой, Кросс это знает…

– Взгляни еще разок, – предложил Вацци. – Он пытался пырнуть Кросса правой рукой.

Сосса изучил листки еще раз.

– Ага, этот парень не настоящий левша, он просто водит вас за нос.

Взяв листки, Вацци вернулся в охотничью хижину и вошел в библиотеку. По выражению лица Кросса он понял, что здесь не все ладно. У Кросса на лице было написано явное замешательство, а Сканнет развалился на диване, перекинув скованные ноги через подлокотник и радостно ухмыляясь в потолок.

– Эти письма не годятся, – сообщил Вацци. – Он написал их левой рукой, а эксперт говорит, что он правша.

– По-моему, ты слишком крут, чтобы я с тобой справился, – сказал Кросс Сканнету. – Я не могу тебя запугать, я не могу заставить тебя сделать то, что мне нужно. Я сдаюсь.

Поднявшись с дивана, Сканнет злорадно заявил Кроссу:

– Но я сказал чистую правду. Все влюбляются в Афину, но никто не знает ее так, как я.

– Ты не знаешь ее, – спокойно отозвался Кросс. – Ты не знаешь меня. – Подойдя к двери, он дал знак. В комнату вошли четверо. После чего Кросс повернулся к Лиа. – Ты знаешь, что мне надо. Если он этого не сделает, просто избавься от него. – И он вышел из комнаты. Лиа вздохнул с явным облегчением. Он восторгался Кроссом, охотно подчинялся ему все эти годы, но Кросс был чересчур терпелив. В самом деле, все великие доны в Сицилии безупречно терпеливы, но они умеют вовремя остановиться. Вацци подозревал, что только американская изнеженность Кросса Де Лены мешает ему достигнуть величия.

Обернувшись к Сканнету, Вацци вкрадчиво промолвил:

– Ну вот, ты да я, начинаем. – Он повернулся к четверым вошедшим. – Свяжите ему руки, но аккуратненько, не раньте его.

Все четверо налетели на Сканнета. Один извлек наручники, и через мгновение Сканнет был совершенно беспомощен. Вацци толкнул его на пол так, что Сканнет рухнул на колени. Остальные не давали ему тронуться с места.

– Комедия окончена, – бросил Вацци. Его жилистое тело казалось расслабленным, голос звучал совершенно непринужденно. – Ты нацарапаешь эти письма правой рукой. А можешь отказаться.

Достав огромный револьвер и коробку патронов, один из солдат вручил их Лиа. Тот зарядил револьвер, демонстрируя патрон за патроном Сканнету, затем подошел к окну и стрелял в лес, пока не расстрелял все патроны. После чего вернулся к Сканнету, зарядил один патрон, крутнул барабан и приставил пистолет Сканнету под нос.

– Я не знаю, где патрон, и ты не знаешь. Если ты все еще отказываешься написать эти письма, я нажимаю на курок. Итак, да или нет?

Поглядев Лиа в глаза, Сканнет не отозвался ни словом. Лиа нажал на спуск. Раздался сухой щелчок бойка. Лиа одобрительно кивнул.

– Я рад за тебя.

Заглянув в цилиндр, он поставил патрон в боевое положение. Подошел к окну и нажал на спуск. Комната содрогнулась от грохота выстрела. Вернувшись к столу, Лиа взял из коробки еще один патрон, зарядил его в пистолет и раскрутил барабан.

– Попробуем еще разок, – и приставил револьвер Сканнету под подбородок. Но на этот раз Скакнет отшатнулся.

– Позови своего босса, я могу сказать ему еще пару вещей.

– Нет, – отрезал Лиа, – с этими глупостями покончено. Отвечай, да или нет.

Заглянув Лиа в глаза, Скакнет увидел в них не угрозу, а лишь скорбное сожаление.

– Ладно, – не выдержал он. – Напишу.

Его тут же подняли на ноги и усадили за письменный стол. Пока Сканнет писал, Вацци сидел на диване. Потом, взяв законченные письма, отправился в бунгало Соссы.

– Теперь годится?

– Вполне подойдут, – одобрил Сосса.

Вернувшись в охотничью хижину, Вацци доложил об этом Кроссу. После чего отправился в библиотеку и сказал Сканнету:

– Все окончено. Как только я буду готов, отвезу тебя обратно в Лос-Анджелес.

Затем проводил Кросса к машине.

– Ты знаешь все, что надо делать, – проговорил Кросс. – Подожди до утра. К тому времени я буду уже в Вегасе.

– Не тревожься. Я думал, он никогда не станет писать. Какое животное! – Вацци видел, что Кросс явно озабочен. – Что он тебе сказал, пока я отсутствовал? Мне надо это знать?

– Надо было убить его на месте, – отозвался Кросс с такой яростной горечью, какой Вацци за ним и не подозревал. – Надо было попытать судьбу. Сам себя ненавижу за то, что я такой офигенный умник.

– Ну и ладно, – молвил Вацци. – Все уже позади. Он проводил взглядом Кросса, выезжающего за ворота, снова ощутив ностальгию по Сицилии, что случалось с ним за эти десять лет всего раз пять или шесть. В Сицилии мужчины никогда не расстраиваются так из-за женских секретов. В Сицилии никогда бы не было всего этого переполоха. Сканнет давным-давно отправился бы на дно морское.

На рассвете к охотничьей хижине подъехал закрытый фургон.

Лиа Вацци забрал поддельные записки самоубийцы у Леонарда Соссы и усадил его в машину, которая отвезет художника обратно в каньон Топанга. Убрал бунгало, сжег письма, написанные Сканнетом собственноручно, устранил все следы чьего-либо пребывания здесь. За время своего визита Леонард даже краем глаза не видел ни Сканнета, ни Кросса.

Затем Лиа приготовился к казни Боза Сканнета. В операции было задействовано шесть человек. Они завязали Сканнету глаза и заклеили рот пластырем, после чего сунули его в фургон. Двое сели в фургон вместе с ним. Сканнет был совершенно беспомощен, скован по рукам и ногам. Еще один человек вел фургон, а его сопровождал стрелок с дробовиком. Пятый повел машину Сканнета. Лиа Вацци и шестой сели в еще одну, головную машину.

Лиа Вацци наблюдал, как солнце медленно поднимается из-за окутанных сумраком гор. Проехав около шестидесяти миль, караван свернул на проселок, уходящий в чащу леса.

Наконец караван остановился. Вацци указал, как именно следует поставить машину Сканнета. Затем велел вытащить Сканнета из фургона. Тот не сопротивлялся; казалось, он уже смирился со своей участью. «Что ж, наконец-то обо всем догадался», – подумал Вацци.

Вытащив веревку из своей машины, Лиа аккуратно отмерил нужный отрезок и привязал его одним концом к суку ближайшего дерева. Двое подержали Сканнета, чтобы Вацци накинул петлю ему на шею. Взяв два посмертных письма, подделанных Леонардом Соссой, Вацци сунул их в карман пиджака Сканнета.

Потребовалось целых четыре человека, чтобы поднять Сканнета на крышу фургона, а затем Лиа Вацци ткнул кулаком в сторону водителя. Фургон рванул вперед, Сканнет слетел с крыши и закачался в воздухе. Хруст ломающейся шеи эхом раскатился по лесу. Осмотрев труп, Вацци снял с него наручники, еще один человек снял повязку с глаз и пластырь, игравший роль кляпа. Вокруг рта остались небольшие ссадинки, но когда труп провисит в лесу пару дней, они уже не будут играть никакой роли. Вацци осмотрел запястья и лодыжки, ища следы кандалов; небольшие отметинки остались и тут, но и они никак не скажутся. Лиа остался доволен. Неизвестно, чем все это кончится, но все приказания Кросса выполнены.

Два дня спустя получивший анонимное сообщение окружной шериф нашел труп Сканнета. Ему пришлось спугнуть любопытного бурого мишку, бившего лапой по веревке, чтобы труп раскачивался туда-сюда, а когда прибыл коронер с помощником, выяснилось, что разлагающаяся кожа трупа изъедена насекомыми.

Книга VI