Потом я спросил у пациента:
— Что будем лечить, товарищ Сталин?
— А попробуй, товарищ Автанадзе, вот это мое колено поправить.
Под внешне небрежным тоном Вождя скрывается нетерпеливое ожидание чуда, как я чувствую определенно. Боль в суставах давно уже отравляет ему жизнь, поэтому он постоянно прохаживается во время совещаний.
Так, суставы, значит, Вождя беспокоят больше всего и особенно в правом колене, выставленном навстречу ко мне.
Я показываю на один из стульев сотруднику при ларце, он приносит его и подставляет так, чтобы мне было удобно держать руку с камнем над больным коленом Вождя. Я пока сажусь и характерным жестом растираю ладони перед сеансом.
Торопиться я не собираюсь, моя необходимая незаменимость должна повышаться с каждым сеансом, поэтому протягиваю руку с камнем для внутренних повреждений и держу его около колена будущего Генералиссимуса пять минут.
Напрягаю все мышцы, в лице и теле, чтобы показать степень своего старания, непростое это дело так держать себя несколько минут. Будто выдавливаю что-то такое из себя с огромным трудом.
Потом откидываюсь с видом вымотавшегося человека и опускаю руку с камнем вниз. У меня его тут же перехватывает его специально поставленный человек и убирает в ларец.
Зато, оба добровольных свидетеля в военной форме с большими звездами на петлицах смотрят на мои потуги с понятным недоверием настоящих людей революции, обильно проливавших кровь за нее на фронтах гражданской войны. Которые не верят ни в бога, ни в черта и особенно во всякую жизненную энергию.
Но, очень даже верят в интуицию и правильность решение товарища Сталина.
Однако, сам товарищ Сталин уже, кажется, что-то успел понять. Ноющая боль в колене прекратилась совсем, это он уже наглядно чувствует, трогает само колено, вытягивает и сгибает ногу снова и снова. Потом встает, толкаясь рукой от банкетки, прохаживается к окну и обратно в сторону стола.
— Иосиф, что ты? — обращается к нему Ворошилов, однако, Сталин не обращает внимания на его слова, а все пытается прочувствовать свое давно больное колено, которое простудил еще в Нерчинске в пятнадцатом году.
Потом Вождь подходит ко мне, продолжающему сидеть с расслабленным от прошедшего напряжения видом на стуле.
Охранники продолжают сопеть мне в ухо, однако, сразу же оказываются отправлены подальше от меня жестом руки.
— Виктор Степанович, дорогой! Я его не чувствую совсем! Ты что сделал? Меня эта боль уже двадцать лет мучает, еще со ссылки, — негромко говорит он мне.
Я пытаюсь встать, однако, мне разрешают сидеть, Сталин садится сам напротив меня и, склонив ко мне голову, жадно спрашивает:
— Так что, ты меня совсем вылечил? Этой своей энергией?
— Нет, товарищ Сталин. И энергии у меня столько нет, и чтобы сустав полностью поправить, нужно раз пять так пройтись.
— Что тебе нужно для этой самой энергии, чтобы ты ее быстрее набирал? — следующий закономерный вопрос.
— Да уже в общем-то мне почти все предоставили. Осталось немного еще получить по списку.
Не думаю, что мои требования дошли до Вождя, поэтому жду его реакции. Думаю, что мои запросы лучше решать с кем-то из его подчиненных, а никак не с Вождем обговаривать, какая именно баба мне требуется в постели.
— Мне доложили про твои пожелания, однако, в подробности я не вникал. Что там у тебя?
— Так, товарищ Сталин, — нерешительно говорю я, — Стоит ли мне ваше время и внимание отвлекать на такие мелочи?
— Ничего, отвлекай. Так что, можешь второе колено поправить сейчас? — жадно спрашивает хозяин Страны Советов, перескочив на самую волнующую его тему.
— Сейчас — точно нет. Завтра смогу чуть набраться силы, но, возможно, улучшение не получится заметить так явно, — виноватым голосом сообщаю я, — Дня два, а лучше три ее набирать положено, чтобы заметное улучшение произошло. Чем больше времени пройдет — тем лучше, товарищ Сталин.
Повеселевший Вождь поднялся на ноги, посмотрел на своих наркомов, маршалов и командармов гражданской войны, что-то прикинул, но, не стал проводить совещание по поводу моей информации.
Похоже, что и сам не готов, позабыл мои предостережения по поводу страшно тяжелой войны впереди.
Да и не до того ему сейчас, случившееся лично с ним чудо исцеления требует времени все осмыслить и продумать.
Однако, я теперь точно — самый главный для Вождя человек!
— Иди, Виктор Степанович! Я распоряжусь!
Понявшие в один момент изменение настроения начальства охранники бережно развернули меня и повели на выход из кабинета, даже придерживая за руки.
Сразу же отвезли в квартиру и даже помогли поднять на третий этаж по широкой лестнице.
Стеша меня радостно встречает, я тоже ей устало улыбаюсь и заваливаюсь в кровать.
Нужно соответствовать легенде, что я потерял все силы и не способен на всякие амурные подвиги, вот как я выложился. Начну радостно прыгать по квартире и ее теребенькать, завтра же будет доложено, что я просто притворяюсь уставшим целителем. А это уже явно антисоветская деятельность корячится, если я могу больше.
Нет уж, теперь как сеанс лечения, так оставшийся вечер провожу обязательно в кровати. Благо они по вечерам и ночам будут проходить. Ну, я так надеюсь на стабильность образа жизни Вождя.
Зато с утра знакомый комиссар госбезопасности уже звонится в квартиру. В руках у него старый список моих пожеланий и он даже оправдывается, что все передал наверх, а ответа не получил.
Похоже, что с утра ему поставили на вид недоработки в моих хотелках и приказали все выполнить теперь уже как являющиеся вопросом государственной важности. И подлежащие первоочередному исполнению.
— Степан Иванович, это я понимаю. Товарищ Сталин страшно занят, к нему так сразу не попадешь, тем более, с моей-то мелочью, — приветливо отвечаю ему.
Упрекать человека за бездействие, за то, что он не мог решить без отмашки с самого верха, нет никакого смысла.
Я вообще веду себя покладисто и очень послушно, не спорю с охраной, даю выполнять то, что ей приказано.
Сразу и поехали в отдел кадров, где мне уже подготовили стопку папок записных красавиц НКВД. Не все они брюнетки, как я заказал, однако, в этом нет ничего страшного. Пол часа просмотров фотографий и я выбираю пять девушек разнообразной внешности. Теперь осталось только с фигурами определиться и все, можно начинать нормальное сожительство. Как товарищ Сталин завещал.
Прямо как рабынь себе покупаю на каком-то рынке, все в таком смысле и звучит.
Что характерно, у начальства вопроса про то, как победительница конкурса отреагирует на такой приказ, не возникает. Прикажут обаять необходимого для дела строительства коммунизма мужчину и здорово помочь своей карьере — никто не должен даже спрашивать про возможность отказаться.
— Замужних только не нужно, в чужие семьи лезть не собираюсь! — предупреждаю я комиссара и начальника отдела кадров.
Кого надо кадров, как говорится.
— Не переживайте, Виктор Степанович, будут только одинокие комсомолки и партийные, преданные делу Советского государства, тщательно проверенные нашей организацией, — заверяет меня комиссар, — Возраст какой требуется?
Слова про тщательно проверенных меня немного смущает, думаю что молодым девчонкам, чтобы попасть на службу в госбезопасность, приходится не по разу переспать с начальством. Ну, это если они, конечно, не дочери той же партийной или хозяйственной номенклатуры молодой страны победившего пролетариата.
Вроде, в эти еще суровые времена постоянного усиления классовой борьбы, как декларирует и настаивает Вождь, речь идет именно про пролетариат, без лишних упоминаний трудового крестьянства, если я не ошибаюсь.
— Наверно, от двадцати до тридцати лет, — нерешительно отвечаю я.
— Сегодня после обеда претенденток соберем здесь, вы сможете ознакомиться со всеми в этом же кабинете.
Ну и отлично, теперь еще требуется гораздо более расширенное финансирование для покупки хорошей одежды и всяких прочих мелочей. Во всем я завишу от советского государства, иначе мне пока никак не выкрутиться под постоянным присмотром, да еще с конфискованными лечебными камнями.
— С этим придется зайти в финансовый отдел, — объясняет мне Степан Иванович.
Заходим и туда, вопрос с выделением денег на представительские расходы будет решен только в концу рабочего дня.
Впрочем, это меня устраивает, гораздо лучше самому рассчитываться за все свои покупки, чем сидеть на шее у Дома Литераторов. Еще щедро на чай оставлять официантам — тоже необходимо для образа мужчины, у которого все в порядке по жизни.
Глава 24
В общем, денег мне на кучерявую жизнь к вечеру выдали нормально. Надолго не хватит, но, для пары недель — нормально.
Всяко лучше весело проводить время, знакомясь с хорошими местами в городе Москва, чем сидеть безвылазно под надзором органов в той же квартире.
Прямо две толстые пачки мелких купюр, почему-то не червонцами, а именно рублями.
— Ну, дареному коню в зубы не заглядывают, — порадовался я, распихивая деньги по карманам пиджака.
Не скажу, что прямо Сталинская премия вышла, тем более, ее еще и нет в этом времени. Совсем не Сталинская и даже не третья по значению премия из них, если судить по сумме выплаченного вознаграждения.
Не сто тысяч и не двадцать пять, всего-то ровно десять тысяч советских рублей.
Но, теперь я сам плачу за себя, охранников по-прежнему скромно кормит и поит государство. Только бесплатное жилье осталось у меня от государства и Стеша, присланная в бесправные наложницы. Ну, она такая совсем бесплатная для страны получилась, сама росла да выросла как-то с смазливым лицом и неплохой фигурой, вряд ли ее учили на курсах элитных куртизанок, как нужно радовать и расслаблять облеченных властью мужчин.
Еще охрана не мной оплачивается, впрочем, я бы от нее отказался с чистой совестью. И сам за себя постою в любой заварушке. Но, это необходимое теперь для моей новой жизни обременение, чтобы не в камере сидеть такому нужному для Советской власти человеку. Тут или так, или так, по другому вариантов больше не просматривается никаких.