Стуки сверху, вроде, поутихли, чтобы потом с новой силой и азартом снова начаться.
Девушка что-то кричит со второго этажа и я поднимаюсь туда, стараясь не наступить на что-то и не рассматривать внимательно, что она здесь натворила.
— Один еще жив был, ну я ему напоследок яичницу расколотила! — восторженно кричит она, глядя на одного из щитоносцев.
— Всех оприходовала? — спрашиваю я.
— Всех, еще бабы остались.
— Давай с ними потом. Пойдем наверх, поговорим. Сходи, умойся, — предлагаю я, видя ее забрызганное чем-то лицо и безумные глаза.
Она соглашается, и исчезает внизу.
Так, я же кухню еще здесь не видел, — понимаю я и иду за ней следом в лавку, где открываю одну из дверей, про которые совсем забыл. Их тут две и одна ведет на саму кухню, вторая — в обеденный зал, как я понимаю. Время завтрака работящих и бесчеловечных нелюдей уже прошло, когда открыли дверь лавки и появился я своей персоной, до обеда еще долго. Если и оказалась кто-то из гномих на кухне, наверняка она поднялась по вон той узенькой винтовой лесенке на второй этаж, где и напала на меня из-за панелей, размахивая огромных тесаком, как я сейчас вспоминаю.
Поднимаюсь по лесенке и точно, попадаю в небольшой коридорчик, оканчивающийся теми самыми распахнутыми панелями, где валяется одна из женщин Рыжих в поварском переднике. Ее я убил длинным ударом в глаз, не дав дотянуться до меня своим тесаком.
Все же за несколько месяцев тренировок с ножами и мечом, я стал гораздо увереннее управляться с холодным оружием. Против настоящего воина выйти точно не рискнул бы, но с бабами Рыжих, статью напоминающих крепких мужиков, справился легко. Конечно, когда не переживаешь, что тебя достанут острым металлом, все не так сложно получается.
В коридорчике еще одна дверь, ведущая в пустую комнату, где я не обнаруживаю ничего интересного и поднимаюсь на третий этаж, там уже ждет меня девушка, все еще в сорочке, изрядно забрызганной кровью.
— Так, у тебя есть час, чтобы решить, что делать. Куда ты можешь уйти?
Она задумывается и начинает только теперь, после осуществления мести, какой она уж получилась, задумываться, как жить дальше. Похоже, что уже попрощалась с жизнью совсем, думала только о мести и смерти все время.
— Займись своей одеждой, найди что-то в шкафах, что сможешь одеть на улицу. Я дам тебе денег, то есть, эти уроды выплатят тебе на несколько лет вперед. Я скоро уйду и лучше, чтобы мы не встретились в Талаке.
— Я подумаю, — отвечает девушка, наматывая прядь на палец.
Она ничего такая, для степнячки, приятное, немного плоское лицо, вполне симпатичное, говорит неплохо на принятом в Талаке черноземельском наряду с местным языке.
Понятно, что страшных и уродливых Рыжие не принимали от местных подонков в качестве добычи.
Я пока переношу все добро в комнату Старшего и начинаю осматривать свою добычу.
Впрочем, все, как и везде, в мешочках около шестисот золотых, в ящичке камни, разноцветные, разложены по отделениям и размеру. Плюс еще сто пятьдесят золотых и алмазы в ларце, немало женских дорогих украшений.
Что же, помимо доброго дела, искоренения гадкого народца, спасения одной человеческой девушки от страшной участи быть затраханной и потом зверски замученной местными нелюдями, я еще неплохо и денег поднял. Заодно вырвал ядовитые клыки у всех, кто организует поиски пропавшего клана в Асторе, без постоянного финансирования такой процесс сразу прекратится, как только пойдут слухи о пожаре в доме Рыжих.
Хотя придется все равно жить наготове, что кто-то, узнавший поболее других, появится на горизонте, чтобы испытать свою удачу в вымогательстве.
Теперь я спускаюсь вниз, подбираю один из топоров, валяющихся на втором этаже и слышу, как снова воет пленник на колу, похоже, что степнячка не забывает про него. Впрочем все справедливо, тот, кто продает нелюдям для ужасно отвратительных вещей своих сограждан, не заслуживает ничего, кроме страшной и очень долгой смерти.
С долгой придется немного поторопиться, по моему плану живых в доме-крепости не должно остаться.
Выбиваю топором крышку бочки, выливаю ее на пол и с удовольствием вдыхая пары плотного вина, вытаскиваю из нее три мешочка с камнями, как я понимаю. Несу их на кухню, где макаю в бочку с водой, избавляясь от ароматного запаха. Вскоре там же появляется и девушка, нашедшая в одном из мест подвала свою одежду и теперь выглядящая как типичная местная жительница.
— Я подумала. Ты же наемник, я хочу пойти с тобой. В моем роду меня не примут, то есть замуж меня никто в степи больше после этого не возьмет, меня ждет безрадостная жизнь в приживалках своего рода. Теперь, когда ты меня спас, я хочу стать сильной и помогать тебе. Ты смог убить всех Рыжих, значит ты самый сильный воин, я буду рада отдать жизнь за тебя.
— Может никто и не узнает? — намекаю я, что я никому не скажу, а остальные тоже точно промолчат.
— Меня не было дома три дня, старшие женщины сразу же возьмутся смотреть меня и все, я навсегда стану неприкасаемой, — отбивает мой аргумент девушка и называет себя. — Меня зовут Алдан и я приношу тебе, смелый муж, свою клятву верности.
Да, события развиваются быстро, придется решать вопрос со спасенной. Проще всего было бы чиркнуть ей по шее клинком и она умерла бы, с радостью избавляясь от насилия и мучений. Только теперь уже нельзя и я в принципе готов сделать еще одно доброе дело до конца, совсем в моих глазах оправдывающее весь этот забой клана нелюдей.
— Хорошо, я возьму тебя. Только такой вопрос, можно ли тебе пройти в порт и уплыть с нами? — вот резонный интерес.
— Скажи, что купил меня у родителей и я подтвержу, больше ничего не потребуется, если кто-то поинтересуется, — отвечает Алдан.
Да, в Бействах распространено рабовладение, правда невольничьих рынков нет, все по местным законам как-то происходит, попадание в рабство и продажа невольников.
— Тогда собери себе все, что заинтересует в этом проклятом доме в один мешок, второй я дам тебе сам, там будут припасы на дорогу. Понесешь, как моя рабыня, хоть тебе сейчас и трудно напрягаться.
— Ничего, я смогу, — отвечает она и уходит, чтобы заняться мародеркой в женских комнатах.
Я собираю один мешок трофеев и морщусь от его веса, там килограммов двадцать пять, приходится переложить часть в другой.
Из которого я достаю две длинные свечи почти в метр высотой и привязываю их припасенными веревками к предметами мебели, потом подвешиваю две тонкостенные бутыли на других веревках. Когда свеча прогорит большую часть своей длины, освобожденная веревка, на которой подвешена бутыль с крепчайшей ресой, попадет на пламя и перегорит. Бутыли разобьются о каменный пол, на который я вываливаю из распоротых матрасов и подушек перо птицы и сено, подталкиваю деревянные предметы мебели и обильно поливаю все это из другой бутыли той же ресой. Две подвешенные бутыли — это для подстраховки, я уже делал такой эксперимент в своей тайной квартире. Свеча горит примерно три часа, пока доходит до нужного уровня, чтобы веревка перегорела и бутыль разбилась.
За этими хлопотами проходит часа полтора, девушка давно собрала свой мешок и только старательно не забывает про своего должника, вгоняя ему каждый раз по паре сантиметров острый колышек все глубже.
Тот уже не может говорить и даже не умоляет ее о пощаде, изредка поднимаясь сознанием над беспамятством, просит только быстрой смерти, которой ему все не дают.
Я пока сходил к калитке, выходящей в переулок, проверил, каким ключом она открывается и вернулся в дом, распределил мешки между нами. Алдан потащит два полегче, как рабыня, я как ее хозяин и господин, иду за ней с одним, самым ценным и тяжелым, еще держу оружие и ману наготове.
Пока мы собираем все добро внизу, ждем, когда примерно время подойдет к обеду, я поджигаю все расставленные на полу свечи и те, которых касаются боком веревок, настораживаю веревки с бутылями. Я же сам закрываю все ставни и двери, чтобы случайные сквозняки не затушили свечи, когда я открою дверь внизу.
Мы выходим из дома, я так же тщательно закрываю крепкий замок, потом выпускаю девушку через калитку и смотрю, как она семенит из переулка, нагруженная мешками, в местном платье ничем не отличаясь от жителей Талака. Закрываю калитку и прячу ключи, потом подхватываю мешок с добычей, придерживаю свой нагрудный с Палантиром и камнями-артефактами на груди и выхожу на безлюдную улицу.
Как мы вышли из дома Рыжих никто не видел, по переулку можно пройти еще в несколько домов, где живут местные и бегают стайки детишек степняков. По дороге я догоняю девушку и корректирую ее путь голосом так, чтобы обойти трактир с Охотниками. Сделав небольшой крюк, мы подходим к порту, где нас никто не проверяет в толпе снующего туда-сюда люду и вскоре я останавливаю Алдан около нашей шхуны.
Драгер с Контом в гильдейских куртках уже наверху стоят около трапа, в руках оружие, их копья, они бдительно следят, чтобы команда не начала раньше времени торопиться на выход из гавани. Может еще и потому, что небольшая кучка явных недоброжелателей толпится внизу и кроет Охотников разными отборными ругательствами.
Заметив меня и то, что я показываю на девушку, мужчины сбегают вниз по трапу, горлопаны сразу же отбегают на безопасное для жизни расстояние и продолжают оттуда нести всякую чушь.
Мы поднимаемся на борт и складываем мешки около моего одеяла, прикрытого плащом. Алдан извиняюще улыбается и сразу же садится на палубу, похоже, что эта прогулка отняла у нее все силы.
— Как посидели? — спрашиваю я, пока команда, получив разрешение, затаскивает на борт трап и резво отваливает от причала.
Похоже, что давно мечтали это сделать.
Драгер молча поднимает лук и вгоняет стрелу в ногу одного из горлопанов, азартно кидающегося разным хламом в их сторону. Когда он снова натягивает тетиву, все жулики разбегаются, только подстреленный горестно воет, лежа на спине, подняв вверх раненую конечность.