Лица воинов становятся очень довольными. Они думали максимум на пятерых-шестерых своих убитых претендовать.
А тут новый, сильно могучий вождь отдает все неплохое оружие и какие-никакие доспехи. И все остальное добро, что найдут в поясах, кошелях и сумах много чего награбивших уже врагов. Как бы не передрались из-за трофеев потом.
Зато все вооружены нормальным оружием, а не самоделками на скорую руку.
Подумав, добавляю: — Лагерь тоже поглубже в лес отправьте. Теперь урги сильно отомстить захотят, перероют все опушки.
— Да, ваша милость! Не успокоятся теперь! — подтверждает мои слова Крим.
— А что мы теперь делать будем? На помощь к нашим отправимся? К замку? — спрашивает один из воинов.
— Ну, я-то точно отправлюсь. А вот вы мне там не нужны! Раненые потому что, значит, выздоравливайте дальше при лагере нашем.
— Как? — не понимают воины. — Как один?
— Сила моя мне и так вся понадобится. Не до вашей защиты и лечения уже будет. Понятно? — объясняю я и машу рукой. — Одного посыльного возьму с собой. Крим, готовь пару лошадей! Остальные возвращаются выздоравливать в лагерь.
— Трофеи разобрали себе? — перевожу я разговор на мародерку, показывая, что спорить больше не собираюсь.
— Доспехи хорошие у ургов. Пусть просто кожа с войлоком, но зато легкие и удар меча держат, — воины теперь просто счастливы, что остались в живых и еще здорово могут разбогатеть на трофеях.
Ну, скоро такого типа трофеи девать будет некуда, когда я развернусь с новыми видами оружия для этих девственных земель.
— Ну и отлично. Приказ все поняли? Гоните степных лошадей в лес и сами там ждете посыльного от меня! Крима того же пришлю, если выживет.
Пока выпрягают из телег нам с Кримом двоих лошадей и запрягают самых смирных из степных, проходит с пол часа.
Я хорошо перекусываю с ним той же кашей из котла на подводе и восполняю потраченные двадцать пять процентов маны из Палантира. Удобное это дело, прикоснулся к нему рукой и набираешь ману у всех на глазах совсем незаметно.
С руганью и частыми ударами плеток по крупам двух вырывающихся из чужих рук лошадей степняков все же поставили на перевозку телег.
— Они к этому делу тоже привычные, двухколесные повозки в степи привыкли таскать, — объясняет мне Крим, а я снова вспоминаю, что и наши степняки таким арбами пользовались.
На четырех колесах по голой степи без дорог не проедешь, а такие повозки ловко скачут по буеракам.
— Сколько до замка ехать? — спрашиваю охранника.
— Два часа, если не спешить, ваша милость! С этого села больше ничего по пути нет.
— Ну, поехали. Дорогу выбирай такую, чтобы на нас внезапно не выскочили из кустов!
И мы выезжаем из села в противоположную от леса сторону.
План у меня простой — добраться до замка, посмотреть издалека в бинокль, как там дела делаются и вмешаться, когда нужно будет.
Я пока вспоминаю, как управлять смирной кобылой и привыкаю к ней, Крим носится вокруг, осматривая кусты.
Через полтора часа с высокого пригорка я уже в бинокль рассматриваю замок на таком же высоком холме и вижу, что лестницы остались стоять прислоненными к стенам, а между бойниц не видно защитников замка.
— Похоже, что замок все. Взяли его урги, — я вижу дальше, что ворота открыты, а из замка выгоняют всех обитателей укрепления.
И стоят два десятка связанных мужиков, которые успели бросить оружие под ноги захватчикам.
— А теперь что делаем, ваша милость? — вопрошает Крим, с почтением рассматривая чудесный агрегат в моих руках.
— Едем замок отбивать и мужиков освобождать. А ты думаешь, зачем мы еще туда направляемся? Только за этим.
По лицу парня уже не понять, что он понял из моих слов, однако безропотно поворачивает свою кобылу в нужную сторону.
— Заезжаем со стороны, где лошади стоят, — огромный табун из нескольких сотен лошадей дожидается на лугу своих хозяев, занятых грабежом замка.
Глава 17
Через полчаса мы заезжаем к табуну со стороны растущих вокруг кустов.
До этого момента нас не было видно, а вот теперь мы выехали доверчиво на открытое место, приглашаем зрителей и участников веселья к себе. Да, двое конников — это просто жертвы для всех ургов, на нас поведутся обязательно.
И даже стрелять не станут, обязательно или в плен возьмут или в ближнем бою прикончат. Хотя, когда такие крепкие парни могут много лет в степи хорошо работать только за еду, чего ради нас тогда убивать?
Крим реально не понимает моего вызывающего самоубийства, однако едет рядом, сжав зубы. Он еще не видел мои стреляющие штуки, зато оценил невидимую глазу защиту. Однако защита не поможет победить окружающих нас врагов, а когда-нибудь она пропадет, когда иссякнет моя сила.
Ладно, пусть так думает, что от этого десятка я так же отобьюсь длинным копьем, только копье осталось лежать на телеге, укатившейся в лес с трофеями. И в руках ничего острого и длинного у меня не видно. Поэтому он крепко держит свое двухметровое копье и хватается за длинный кинжал.
Арбалет я сказал оставить нашим, чтобы он не мешался в руках в парня. У него будет много других обязанностей, кроме как целиться и стрелять. Присматривать за лошадью, охранять спину и служить посыльным.
Время тут такое — героическо-верноподданное. Вожди руководят как могут, рядовые дружинники умирают, тоже как получится за этих самых вождей. Других в дружинах не держат, только сильно лично преданных.
Десяток степняков, охраняющих лошадей, уже заметили нас и стремительно скачут в нашу сторону, даже не пытаясь достать луки. Одного они правда все же отправили доложиться к основной части войска, где находятся все командиры отряда.
Как я вижу по стремительно залетающей на холм лошадке с оглядывающимся назад степняком.
И правильно, ведь не похоже, что мы собираемся воевать, раз так спокойно подъезжаем и даже не несемся вскачь, пытаясь хоть одного урга забрать с собой перед смертью.
Может просто сдаемся или предложим принять полную капитуляцию?
Только зачем это нужно полностью доминирующим на поле боя степнякам?
И так тут уже все вокруг принадлежит им; и земля, и дома, и урожай, и сладкие, пышные крестьянские бабы.
Если выразиться таким примитивным языком. В корли это разрешено, не то, что у нас в русском правописании.
Вот и замок уже захвачен, больше тут делать нечего и воевать не с кем, кроме как разграбить полностью оставшиеся села. Найти всех беглецов, а если что, просто подпалить пятки первым встречным, чтобы узнать, куда жители соседних сел подевались.
— Едь за мной, — говорю я Криму, пытающемуся снова прикрыть меня своим телом.
До сих пор не понял, что от него только требуется мне не мешать, такой тут народ воспитанный в духе преданности хозяину. Даже второе спасение не помогло, приходится постоянно за ним присматривать и осаживать, чтобы не лез вперед батьки.
Ставлю купол и достаю из чехла фузею, прижимаю приклад к Палантиру, потом делаю свои нехитрые манипуляции перед стрельбой одиночными импульсами. Карабин в чехле висит на луке седла, вытащить его — дело десяти секунд, однако в нем всего десять патронов до перезарядки.
Когда всадники оказываются в пятидесяти метрах от меня, начинаю стрелять, не жалея лошадей. Попасть без прицела именно в скачущего всадника мне почти невозможно, а перестрелять так целый десяток — совсем сомнительное занятие.
Зато всего полтора десятка пробивающих подряд не одну лошадь импульсов и в нашу сторону больше не скачет никто. Только ошарашенные падением и смогшие подняться на ноги после внезапной встречи с землей урги в количестве семи штук продолжают бежать на сближение. Кто — просто хромая, кто — едва ковыляя после жесткого приземления. Еще несколько импульсов уже прицельно в упор и все послушно замирают на своих местах.
Ну, импульсы большого вреда броне и оружию не нанесут, будет кого тут потрофеить моим воинам.
Я приближаюсь к тем, кто не смог так сразу подняться и не добиваю их, так как сильно рвется заняться этим приятным делом Крим. Ну и пусть душеньку потешит, видно, что странное оружие, убивающее молча и бесшумно на расстоянии сразу почти десяток степняков и всех их лошадей не вызывает никакого неприятия у моего ординарца.
Как говорится, принимает победу над ненавистными захватчиками любой ценой и очень это дело приветствует.
Сам рискует, прыгая с копьем между тел, схлопочет еще от живого врага по кумполу саблей, опять лечи его, а могут и убить с одного удара.
— За мной стоишь! — рявкаю я на него уже сердито, предупреждая насчет следующей схватки.
— Лошадь держишь и вокруг смотришь! Спину прикрываешь! Больше ничего не делаешь!
За эти три дня понимание языка вышло на вполне приемлемый уровень, чтобы отдавать команды и выслушивать простые ответы.
Все, живых врагов больше не видно, а мы объезжаем пасущийся на зеленой траве даже зимой табун и поднимаемся на следующий холмик.
Отсюда уже хорошо видно захваченный замок, выгнанных баб и мужиков из обслуги перед воротами, к которым добавили пленных крестьян.
Да, замок захвачен, а все защитники или погибли или попали в плен. Десяток длинных лестниц приставлены к стенам, пара скинута в сторону вдоль стены. Видно, что тотальное преимущество по стрелковой части быстро выбило и заставило прятаться защитников замка, а храбрые урги легко мощным приступом захватили стены. Так их тут три сотни, не меньше, а защитников не больше полусотни было, да еще настоящих воинов из них всего с десяток.
Эх, глупый барон, зря он соблазнился возможностью потрепать небольшой отряд врагов! Теперь и сам помер, и семья его в рабство попала.
Ладно, мне это только облегчает путь дальше, не с кем теперь конкурировать за власть в захваченном замке.
Понятно, что стойкостью настоящих воинов мобилизованные крестьяне не обладают, поэтому побросали копья или что там им еще дали в замке. Что здесь в поте лица работают, так и в степи этим же заниматься будут. Поэтому и выжили, а теперь готовятся долго идти в веревках, чтобы много и тяжело работать на своих новых хозяев. Да, вижу, как готовят их к переходу, вяжут веревки на шеи и лупят нагайками не жалеючи, чтобы сразу понимали, что легко больше не будет никогда. Пока не помрут от побоев и болезней на чужбине, в страшно жарких степях.