Дальнейшие события остаются у меня в памяти в виде разрозненных фрагментов.
…Живой, охваченный огнем, воющий факел катается по земле. Ему на помощь бросается человек, пытаясь сбить пламя ударами плотного плаща. Огонь внезапно съеживается, словно кошка перед прыжком, и… набрасывается на человека с плащом, охватывает сразу, целиком с ног до головы, заключая в смертельную скорлупу. Теперь воющих и мечущихся факелов уже два…
…В мое плечо впивается металлический крюк, выдирая кусок мяса и сбивая с ног. «Нельзя уронить на землю ни унции своей крови», – вспоминаю правило Ритуала, лихорадочно пытаясь перемотать рану обрывками собственной одежды и одновременно освободиться от засевшего в моем теле металла. А сверху на меня падает тяжелая мелкоячеистая сеть из какого-то странного прочного волокна с шипами в узелках…
…Совершенно не помню, как освободился от сети и встал на ноги, но следующее, что я запомнил, – стою, прижимаясь спиной к дереву, стискиваю в здоровой руке меч, а на меня наступает толпа воинов в развевающихся темных одеждах…
…Я вновь лежу на земле лицом вниз, закрывая голову руками. Рядом со мной вперемешку лежат какие-то люди – вроде это с ними я дрался всего несколько мгновений назад – и тоже прикрываются руками, а с неба на нас сыплется огненная крупа, больно обжигая кожу. Я вовремя вспоминаю, что могу призвать на помощь свою водную стихию. Миг – и ожоги мне больше не страшны, в отличие от лежащих людей, на них уже начинает тлеть одежда. Они воют сквозь зубы, – вероятно, боль от ожогов нешуточная! Некоторые не выдерживают и вскакивают на ноги, пытаясь сбежать. Тут же над землей проносится призрачная коса, разрубая несчастных. Остальные в ужасе еще больше вжимаются в землю, предпочтя ожоги смерти.
– Эрхал, – доносится до меня знакомый полузадушенный голос, – ползи сюда, только не поднимай головы!
И я ползу на звук…
…Снова провал в сознании, а затем следующий фрагмент сражения.
Туман. Белесый и осязаемый. Мои движения замедленны и плавны, как и движения моих врагов – черных расплывчатых силуэтов. Взмах меча, поворот, шаг, блокировка, скольжение, выпад. Неспешно и мягко. Словно дерешься в молоке. И вскоре молоко окрашивается кровью. К счастью, на этот раз не моей…
…Очередной провал и очередное прояснение сознания.
Теперь все события развиваются стремительно и будто бы не зависят от меня. Я все еще сражаюсь с толпой воинов с разрисованными черными полосами лицами. Нас окружает привычная степь. А небо светлеет себе потихоньку, украшаясь алой тесьмой рассвета. Воздух прозрачен, свеж и морозен, как и положено осенью, а под ногами хрустит подернутая ночным инеем пожухлая трава.
То ли бодрящий воздух возвращает мне способность адекватно воспринимать происходящее, то ли закончилось действие какого-то заклинания, но я словно просыпаюсь от вязкого сна и в полной мере осознаю реальность. Оказывается, моими противниками являются черные сартавви, так называют элитную часть воинов из клана Хар-Хад. Они и воины, и маги в одном лице. Натасканные убийцы, охотники за впавшими в немилость у Священных Пятерок строптивыми волшебниками, которые, по мнению сильнейших мира сего, подлежат отлову или уничтожению. Вероятно, пресловутый Творец вывел сартавви на наш след. Возможно, руками Бовенара.
Теперь, когда мое сознание перестало играть со мной в прятки, я полностью контролирую ситуацию. Сартавви, конечно, очень сильны, но со мной им будет справиться не так-то просто.
Продолжая вести бой, ищу глазами Темьяна и архимага. Замечаю невдалеке у покосившейся березки кучу-малу и белое рычащее веретено. Так, понятно, Темьян-Барс действует. А где же наш мэтр?
Но тут в бою наступает острый момент, и я перестаю отвлекаться. Враги наседают так сильно, что я впервые решаюсь использовать свое магическое искусство. Чуть-чуть, очень осторожно, чтобы не потревожить проходящие по Скользящим Степям меридианы силы.
Ма-ахонькая волшебная змейка скользит по плечам сартавви, и от ее прикосновения у них глаза лезут на лоб. Они выпускают из рук оружие и хватаются за горло, раздирая его ногтями в кровь, хрипя и задыхаясь, словно в мире внезапно закончился воздух.
Кстати о воздухе. Я четко различаю его колебания, будто колышется прозрачная занавесь, – Степи все-таки отреагировали на применение мною волшебства.
Один из хар-хадовцев умудряется прихлопнуть мою помощницу. Я мысленно аплодирую ему – такое даже не каждому Высшему под силу! Ладно, змейка сделала свое дело – количество врагов значительно уменьшилось. Да что там – единицы остались, дальше справится и мой меч.
Удар, поворот, шаг, выпад, укол – и вот передо мной всего два врага. Одного я сейчас убью, а второго оставлю в живых для допроса.
Внезапно между мною и приговоренным врагом появляется архимаг Оромаки, будь проклята его способность шутить с пространством! Он появляется из ниоткуда, и я уже не успеваю ни прервать свой удар, ни смягчить его. Мой меч забирает жизнь, но совсем не ту, что планировал я.
Белая тога архимага окрашивается кровью, а он улыбается и шепчет:
– Вы победили Пятую Стихию, Великий. Теперь Он отпустит мою дочь, а моя совесть не…
Он не договаривает, но мне и так ясен ход его мыслей: он предпочел умереть, но не поднимать руку на Будущего Бога!
Перед моими глазами все расплывается, но я не плачу, нет. Это пронизывающий ветер вызывает резь в глазах и сковывает льдом мою душу.
…Я опомнился, стоя над трупами врагов. Убил обоих, хотя собирался одного оставить в живых. Будем надеяться, что Темьян окажется более предусмотрительным. Вскоре выяснилось, что Темьян не оказался таковым.
25
Спустя некоторое время мы с Барсом бездумно сидим на поваленном дереве и по привычке пялимся в рвущиеся от ветра языки костра. А Степь буянит непогодой. Небо заволакивает тучами такого густого цвета, что кажется, будто раньше времени наступает ночь. Первые тяжелые капли барабанят по земле, выбивая настоящие кратеры. Наш костер затухает – его разметал ветер. Нам негде укрыться от непогоды. Странно, что трагги не забирают нас отсюда, мы же выполнили задание, и Ритуал должен вступить в свою последнюю, самую приятную стадию. Но трагги медлят, и скоро я понимаю почему.
Буря носит не только физический, но и магический характер. Вероятно, мое баловство с волшебной змейкой не прошло даром. Дело наше плохо: пережить подобный ураган без магии невозможно, но, если я применю еще хоть толику волшебства, мир Ксантины сотрясут чудовищные катаклизмы. Разрушить целый мир таким образом, конечно, нельзя, но близлежащие к Скользящим Степям страны превратятся в гибельные, безжизненные пустыни. Ну Кротас, положим, устоит, если захочет вмешаться Бовенар-амечи, но Акавия, Беотия… Красивый цветущий край! Тысячи деревенек, раскиданных среди полей и лесов, десятки городов…
Вот так и оказываются на одной чаше весов жизни тысяч и тысяч ни о чем не подозревающих людей, а на другой – наши с Темьяном. Паскудный выбор, на мой взгляд. Даже и не выбор – из чего здесь выбирать-то! – а приговор. Наш с Темьяном, между прочим.
Барс молчит и только смотрит на меня, словно уже догадался обо всем: и о принятом мною единолично решении, и о своей страшной участи.
А дождь тем временем превращается в острые иглы. Нет, внешне-то он остается дождем, вот только там, где холодные капли касаются одежды или кожи, остаются следы – дырки и царапины. Пока царапины. Но вскоре ливень наберет силу и обрушится на наши головы беспощадным лезвием гильотины…
Внезапно от небесной мглы отделяется туча – относительно небольшая, размером с быка, – и ныряет к земле. К нам.
Я кричу Темьяну, срывая голос, так громко, как могу, чтобы перекричать ревущий ветер:
– Бежим!!! Темьян, бежим!!!
Он понимает и выполняет команду не раздумывая. Мы несемся сломя голову, прочь от свинцово-черной смерти, а справа готовится к нападению еще одна лохматая небесная гадина.
Мы с Темьяном отличные бегуны, но и туч-охотниц становится все больше. Мы лавируем, подныриваем, распластываемся по земле, чтобы через мгновение вскочить и снова бежать. И стараться не обращать внимания на саднящие, кровоточащие раны от острых игл дождя. Белоснежная шкура Барса уже вся испятнана кроваво-грязными потеками, а с меня, кажется, содрана вся кожа, и крови мы на землю уже уронили не одну унцию, а значит, плакал Ритуал трагги. Но мне уже плевать на все. Для меня теперь существует только бег и дикое, животное желание прожить еще хоть полчаса!
Вдруг впереди явственно обозначается воздушная воронка. Темьян успевает бросить на меня вопросительный взгляд, прежде чем ничком упасть на землю, пропуская в волоске от своего тела пикирующую тучу. Я скачками петляю неподалеку – даю ему время встать на ноги. Обычный страх вынуждает нас держаться вместе. Тот самый страх, который заставляет овец жаться по ночам друг к другу при зловещем завывании волка. Мы с Темьяном «цепляемся» друг за друга, отчаянно надеясь, что одному из нас придет-таки в голову план спасения.
Внезапно громкий вопль сотрясает Степь. Голос незнаком и идет из воронки:
– Эй, вы!!! Сюда!!! Скорее, пока я держу ее!!!
Темьян-Барс подпрыгивает и, прижав уши, мчится на зов, а я кричу ему вслед:
– Погоди, дурак! Это же Яма!!!
Но он не слышит меня – его хвост мелькает среди кружащихся воздушных струй, прежде чем окончательно скрыться с моих глаз.
Голос из воронки ревет:
– Ну ты! Амечи!!! Давай сюда!!! Сколько мне еще держать ее для тебя, придурок!
И я решаюсь: Яма – та же смерть, только отсроченная, а остаться на месте – умереть немедленно в сжимающемся вокруг меня кольце туч, и я выбираю отсрочку…
26
Наш спаситель относительно молод, невысок, худощав, с темными короткими волосами и какими-то смазанными чертами лица, довольно невыразительными, незапоминающимися. Он может принадлежать к любому народу любого мира. Для того чтобы понять, кто же он такой, требуется увидеть его глаза, но вот это как раз мне и не удается, хотя он вроде не прячет взгляда.