— Порода такая. Похоронники называются.
Я покосилась в небо. Похоронники метались, всплескивали крыльями, то падали камнем, то снова набирали высоту. Им явно нравилось над нами издеваться.
— Гарольд? Может, их разогнать?
— Будет приказ — разгоним, — степенно отвечал Гарольд.
Но приказа не последовало. Птицы мало-помалу отстали сами по себе. У меня на душе стало легче, но ненадолго: теперь вокруг воцарилась тишина, как под подушкой. Не шелестели листья. Совсем не было ветра. В низинах собирался туман. Лошади ступали по траве совершенно бесшумно, только где-то в хвосте колонны, в обозе, глухо звякал колокольчик.
Мне опять захотелось домой. Подумать только: пока я здесь воюю, там застыл в воздухе падающий снег, замерли троллейбусы и машины, мама замерла у себя на работе перед экраном компьютера, и экран не мерцает…
Надеюсь, с ней ничего не станется, пока я здесь? С ними со всеми без меня ничего не случится?
— Гарольд… А что бывает с теми городами и странами, откуда ушло Королевство?
— Живут себе. Некоторые получше, некоторые похуже… Оберон… его величество говорит, что со временем такой мир может разрастись со страшной силой, покорить небо и землю, а потом построить огромный летающий дом и улететь к звездам.
— Гарольд, — у меня вдруг пересохло во рту. — А Оберон не говорил…
— Не «Оберон», а «его величество»!
Я не стала с ним спорить. Хлопнула пятками по упругим бокам моего Серого, тот зашагал быстрее, перешел на рысь (меня стало трясти и подбрасывать) и скоро оказался в голове колонны.
Крокодилоконь Оберона (это чудище звалось нежно — Фиалк) плыл над дорогой, едва касаясь ее широченными копытами. Стражники покосились на меня, но пропустили к королю; рядом с Фиалком шел коричневый конь принца, покрытый попоной так, что виднелись только хвост и голова.
Отец и сын разговаривали. Я поняла, что опять не вовремя. Принц сидел в седле красный, очень обиженный: вот так же выглядела наша отличница Фролова, когда новая математичка влепила ей трояк по самостоятельной…
В руках у короля был его новый посох — черный, будто смоляной, с навершием в виде корявого древесного корня.
Оберон почувствовал мое приближение. Глянул через плечо:
— Добрый день, Лена. Что скажешь?
Он говорил спокойно и приветливо, как обычно, но мне все-таки показалось, что в его голосе нет прежней доброты.
— Вы заняты? — спросила я. И поспешно добавила: — Ваше величество.
Оберон улыбнулся:
— Представь, что во время битвы офицер приходит к полководцу: «Простите, вы не заняты?» Нет? А мне показалось… Я только хотел сказать, что враг прорвал левый фланг и армия отступает в беспорядке…»
Я покраснела. Конечно, я задала глупый вопрос, но зачем же надо мной подтрунивать в присутствии принца?
— Не обижайся. — Оберон поманил меня пальцем, серый конь правильно истолковал его жест и почти поравнялся с зубастым Фиалком. — Мне кажется, что со вчерашнего дня ты какая-то… не такая. Что тебя мучает?
Принц на меня не смотрел — изучал горизонт. Лицо у него было отчужденное, мол, предавай меня, не тяни.
— Нет, ваше величество. То есть я немножко волнуюсь, все-таки переход границы… то-се…
Король чуть приподнял бровь. Я солгала, он это понял. Принц по-прежнему смотрел вдаль. Неезженая дорога, поросшая травой и кустами, вела вперед и вперед, терялась за холмом. А впереди стояли тучи — плотной черной стеной.
Над караваном висела зловещая тишина. Если бы принц догадался отстать! Я поговорила бы с Обероном начистоту… Вот ведь дурацкое положение! Заговорить — получится, будто я сплетница и ябеда к тому же. Не заговорить — выходит, что я вру.
— Я хотела спросить только… Наш мир — мой настоящий… то есть родной мир… может быть, в нем тоже когда-то было Королевство? А потом Королевство покинуло его, мир разросся, изменился, стал таким, как теперь?
Крокодилоконь по имени Фиалк обернул ко мне зубастую морду. Удивленно покосился карим глазом: как ты, мол, догадалась?
Принца не интересовали отвлеченные вопросы. Он не повернул головы.
Оберон улыбнулся:
— Знаешь… Не исключено. Может, и было такое Королевство. Давным-давно. Уже никто толком и не помнит.
— Ну, кто-то помнит, — сказала я, помолчав. — Ведь если бы того Королевства не было — зачем бы я пришла к вам? Зачем бы училась волшебству, вместо того чтобы сидеть дома и смотреть телевизор?
Принц оживился:
— Телевизор — это штука, которая показывает картинки?
— Мне нравится ход твоей мысли, — серьезно сказал Оберон, не слушая сына. — Да. Наверное, ты права.
И он так это сказал, что на душе у меня снова стало спокойно. Пусть отец и сын не всегда понимают друг друга, пусть с принцем связана какая-то тайна — но Оберону я могу верить до конца, что бы там ни было.
— Горы. — Король протянул вперед свой черный посох. Я посмотрела, куда он указывал…
То, что раньше казалось тучами, обернулось на самом деле немыслимыми, страшенно высокими, покрытыми снегом горами.
Мы разбили лагерь у подножия скалы, треугольной, похожей на парус. Здесь везде был камень, скалы торчали тут и там, как щербатые зубы. Стемнело моментально, будто выключили свет. Я как раз занималась своими делами в укромном местечке. Выбралась оттуда, на ходу застегивая штаны, выпучив в темнотищу глаза: ничего же не видно!
Постояла, поморгала, понемногу сориентировалась. Костры, разведенные стражей и поварами, светили тускло: экономили топливо. Можно, конечно, идти на свет, но где гарантия, что по дороге не угодишь ногой в щель, не свалишься в яму, не покалечишься?
— Гарольд? Гарольд, ты где?
В ответ пришел откуда-то ветер, пробрал до костей, но главное — принес звуки. Странные, смазанные, жутенькие.
— Гарольд? Помоги мне!
Над королевским шатром вдруг зажегся круг света. Сразу стали видны и повозки, и карета, и сам шатер, и люди вокруг…
И Гарольд. Он нашелся совсем рядом, с посохом наперевес:
— Звала?
— Ну… потерялась, в общем.
— Ты дура, да? «Помоги мне» — это сигнал, что напали враги!
— Я не знала…
— Тс-с-с…
Мы замолчали. Люди у костров молчали тоже; снова потянуло ветром. Крики… звон металла… Грохот… Вопли…
Я вцепилась Гарольду в рукав.
— Что это?
— Эхо, — ответил он шепотом. — Это ведь граница… Тут ветер носит отголоски всех битв, которые только были на свете. Не обращай внимания, это безопасно.
Держась друг за друга, мы вернулись к повозке, у которой привязаны были наши кони. Пастись тут было негде — и лошади проводили время, сунув морды в мешки с овсом.
— Гарольд… ты не замечал, что принц сегодня странный?
— Будешь странным, на его-то месте…
— А что у него за место?
— Он принц, понимаешь? Такая должность. А он хочет быть королем. Хотя бы в будущем.
— О-о, — от этой мысли мне сделалось неприятно. — Он что же… ждет, когда Оберон умрет?
— Перестань. Он порядочный человек, любит отца… Но, конечно, ему нелегко. Еще высочества эти… от них кто хочешь с ума сойдет.
Мы подошли к самому большому костру. Стражники без слов подвинулись, давая нам место.
— Что, братцы-волшебники, — сказал тот усатый, что не пустил меня вчера в шатер к Оберону. — Битву на Перевале слышали?
— Это не Перевал был, — возразил другой, бородатый. — Там слоны ревели. Боевых слонов на Перевале не водилось. Это осада Кремня.
— Тихо! Опять…
Над лагерем прокатилось далекое эхо — явственно слышались рыдающие тонкие голоса. Я зажала уши.
— А это я уже не знаю что такое, — пробормотал усатый. — Разграбление Городища, что ли? Скорее бы смотаться отсюда, я знаю одного парня, который вот так сидел-сидел на границе — и сбрендил…
— Вы как хотите, — сказала я как могла спокойно, — а я иду спать. С меня на сегодня достаточно.
Мы шли в темноте. Ни один факел не мог ее рассеять; я держалась одной рукой за конский хвост — это была лошадь Гарольда. Другой рукой тянула за уздечку Серого. Или он меня тянул. Он вообще был смелее и умнее меня: то и дело прижимался боком к плечу, согревая и поддерживая, давая понять, что конец пути близок.
Потом мы шли — вереницей — в густом облаке, липком и почти непрозрачном.
А потом облако рассеялось, и я увидела, что все мы — все маленькое Королевство — стоим плечом к плечу на нешироком каменном карнизе. Слева — отвесная стена. Справа — пропасть. Клубится какой-то бурый дым, пахнет удушливо и гадко. Небо темно-серое, картонное, и вокруг ни кустика травки. Ни листочка. И нас так мало, жалкая горстка людей. Мы напуганные, мы такие беззащитные… Гарольд ткнул меня локтем в бок:
— Приготовь посох.
— Что?
— Оружие вынимай, а не «что»!
Я засуетилась, запуталась в ремешках на футляре (посох был приторочен к седлу). Наконец высвободила свое оружие, взялась двумя руками, мельком вспомнила наставление Ланса: «Между навершием и правой рукой должно помещаться от локтя до двух…»
— Готова? — прошипел Гарольд.
В ту же секунду в серое картонное небо ударил ярко-белый луч. И сразу же — красный луч. Гарольд, коротко вздохнув, ударил в камень своим посохом — из навершия вырвался синий луч; все ждали только меня, меня-неумеху…
Закусив губу, я грохнула о землю посохом и… попала себе по ноге. От боли навернулись слезы, но луч — зеленый, изумрудный, веселенький такой — уже вырвался из двуцветного навершия и ушел в небо.
Белый луч пересекся с красным. Синий лег на место их соприкосновения; трясущимися руками я направила зеленый луч в ту единственную маленькую точку, где уже соединялись белый, красный и синий.
Вспышка!
Огненный шар раскрылся, как цветок, у нас над головами. Маленькое солнце осветило скалы и пропасти; пропал бурый туман, смягчились тени, как языком слизало ужас и слабость, охватившие меня при виде этого жуткого места.
— Да здравствует Королевство! — басом взревел кто-то из стражников. И его крик моментально подхватили несколько сотен голосов: