Император приказал снарядить карательную экспедицию, но начались зимние бури, а к началу весны шигра откочевали на полторы тысячи лиг от границы, к берегам Красных Озер. Туда имперской армии ходу не было.
— Почему оборотни вообще нас здесь держат? — вернулся к прежней теме Ресан. — Если бы хотели, давно могли бы убить. Или им нужен выкуп? Может быть, они послали гонца к верховному шаману?
— Может быть. — Венд будто невзначай потрогал ошейник. Показалось, что горло сдавило сильнее. Ресан ничего не заметил, поглощенный рассуждениями.
— В крайнем случае, если верховный откажется, расскажем им, что я ар-Корм. Отец точно заплатит.
Венд хмыкнул. Насколько он знал, похищением людей ради выкупа оборотни не занимались — в отличие от слуг Гиты. Но разубеждать Ресана Венд, конечно, не стал.
— Правда, я боюсь даже представить, что отец со мной после такого сделает, — добавил Ресан. Деревянная поварешка, которой он мешал похлебку, замерла в руке, брови сдвинулись к переносице. Воображаемая картина графа ар-Корма в гневе полностью захватила его мысли. А Венд вернулся к собственным размышлениям.
Три дня, прошедшие после допроса, Венду заняться было особо нечем, кроме как думать, и думал он много и о многом. О прошлом, настоящем и будущем. О друзьях и врагах. О жизни и смерти… Умирать не хотелось. Вот совсем не хотелось. Но как сбежать из лагеря, кишащего оборотнями, Венд не представлял.
Арон бы придумал — мелькнула мысль. Маг или нет, он всегда находил способ выпутаться из неприятностей.
А вот Мэа-таэль без всякой магии находил множество способов не только в неприятности попасть, но и затащить в них друзей…
Последнее время Венд не так уж часто вспоминал о полукровке, а когда делал это, то в основном пытался понять, что же имел в виду Арон, когда обвинил его в убийстве матери Мэля.
Но сегодня мысли о полуэльфе приходили ему на ум одна за другой. Воспоминания о прежних разговорах, о забавных — и страшных — рассказах Мэля о жизни в степи. Как будто было в тех разговорах нечто важное, нечто, что Венду требовалось вспомнить.
Венд вышел из отведенного им шатра и огляделся, подчеркнуто не обращая внимания на колючие взгляды оборотней. Посмотрел на небо. Небо в ответ посмотрело на него — не менее колюче, чем оборотни. Холодный порыв ветра заставил поежиться. То ли снежинка, то ли льдинка обожгла скулу. Потом еще одна приземлилась на нос.
Не рано ли? Насколько Венд знал, так далеко на юг зима приходила только месяца через два.
Венд огляделся по сторонам. Оборотни, те из них, кто был в человеческом облике, в основном занимались делами, но время от времени тоже посматривали в небо. А ведь Мэль упоминал, что ранний снег в степи означал… что-то. Венд напряг память, но смог припомнить только, что это «что-то» было событием неприятным.
Спустя пару часов тканевая дверь их шатра была отброшена в сторону и внутрь вошел вождь.
— Каким богам вы молитесь? — спросил он с порога. — Солнечному, как все имперцы?
— Да. — Ресан нахмурился, не понимая смысла вопроса.
Венд молча кивнул, чувствуя, как в душе зашевелились нехорошие подозрения.
— Поклянитесь его именем, что от вас никто не узнает о том, что я Чтец, и будете свободны.
Клятва, данная Солнечному в отсутствие жреца, мало чего стоила. Из всех богов только Серая Госпожа следила за выполнением обещаний, данных ее именем, но для этого клянущийся должен был принадлежать к ее адептам — или к тварям Хаоса…
Впрочем, польза от клятвы нашлась — для Венда. Ее слова, произнесенные вслух, будто сдернули завесу, и Венд вспомнил, что именно рассказывал Мэль: ранний снег в степи всегда предвещал скорый приход зимней бури. И только рожденные в Великой Степи кочевники могли эту бурю пережить.
Они ехали сквозь лагерь, наблюдая, как споро его жители сворачивают шатры и складывают пожитки на повозки с запряженными в них удивительно флегматичными лошадьми. На людей никто из оборотней, даже местные смешливые мальчишки, внимания больше не обращал.
Когда они оказались за пределами становища, Венд повернулся к спутнику.
— Ресан, ты можешь распознать приближение зимней бури?
— Бури? Для бурь еще не сезон.
— Можешь?
— Наверное. — Юноша прикусил нижнюю губу. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что живыми мы Вольным не нужны, а нам вернули коней, все вещи и отпустили. Значит, надеются, что нас убьет что-то другое.
— Почему тогда сами не убили?
Венд подавил вздох. Сейчас ему предстояло врать, и врать правдоподобно.
— Думаю, вождь не захотел ссориться с Верховным шаманом, — сказал он осторожно. — А так Вольные уверены, что и мы умрем, и их никто в нашей смерти не обвинит.
На лице Ресана мелькнуло сомнение, но развивать тему он не стал; вместо того сдвинул брови, вглядываясь в горизонт, и задумался.
Глава 17
Нисса ждала.
И ждала.
И ждала.
А Великий Уррий все не возвращался.
Девушка сидела на полу внутри храма, почти у самого входа. Время от времени она поднималась, почти готовая отправиться на поиски. Вставала, переминаясь с ноги на ногу, но, так и не решившись пройти вглубь храма без позволения, вновь садилась.
А потом Нисса услышала приглушенный голос Уррия. Голос, наполненный болью. Как тогда, когда зачарованное копье ранило его.
Девушка судорожно сглотнула, беспомощно оглянулась вокруг. Но зал был пуст. Храм — дом богини, как посмеет она…
Голос Уррия прозвучал вновь — не разобрать слов, только боль и мольба о помощи. И Нисса сорвалась с места, бросилась на звук — через зал храма и дальше по темному коридору. На первом же повороте споткнулась, упала, порвав одежду и содрав кожу на коленях. Вскочила, тут же забыв про саднящую боль, побежала дальше — и вдруг оказалась на лестнице, ведущей во двор храма. А там, внизу, от стражников пятился Уррий.
Почему он не раздавит их? — мелькнула мысль. Но лишь на мгновение. Потом Нисса увидела жреца бога Солнца. Из поднятых вверх ладоней жреца выходили золотые нити и сетью окутывали тело Уррия. Сеть все глубже врезалась в его чешую, крошила ее.
Вот брызнула кровь. Уррий заметался, пытаясь сбросить сеть, заскулил в голос.
Они хотели убить ее Уррия.
Что она могла сделать?
Что?
Рука будто сама легла на бедро, где под длинной полой халата прятались пристегнутые к ноге ножны. Клинок — длинный острый кинжал, взятый ею из комнат бывшего хозяина, — легко вышел из них. Ноги ее, в туфлях на мягкой подошве, бесшумно ступали по ступеням. Ни жрец, ни воины не видели и не слышали ее приближения.
Вот Нисса оказалась за спиной жреца.
Вот рука ее поднялась в замахе.
Никогда прежде она не убивала людей. Но этот человек мучил ее Уррия…
Шея жреца, широкая и морщинистая, была удобной целью, и лезвие вошло именно туда, куда Нисса целила. Потом движение клинком вниз — и вытаращенные в изумлении и ужасе глаза старика и его предсмертный хрип.
Нисса вырвала нож из раны, торопливо отступила от осевшего на землю жреца, но убежать не успела: ближайшие стражники уже развернулись к ней. По мечам их струились молнии, и что-то подсказало Ниссе: чешуя Уррия на ее теле от зачарованного оружия не защитит.
Первый клинок вошел ей в живот.
Второй пробил грудь.
В последнем усилии Нисса подняла голову, пытаясь за стеной враждебных лиц увидеть Уррия. Солнечная сеть на нем растаяла, кровь больше не текла.
У нее получилось спасти его.
Нисса улыбнулась сквозь боль и упала в темноту.
Нисса видела сон, где не было ничего, кроме темноты и холода. Потом холод сменился теплом, тьма — светом, а сон — бодрствованием.
Девушка открыла глаза и приподнялась на локте, оглядываясь. Она лежала на циновке на полу небольшой комнаты, лишенной обстановки, с голыми белыми стенами и таким же белым потолком. Яркий свет лился сквозь высокое окно, а у окна стоял человек.
Нисса моргнула, пытаясь рассмотреть человека, но сумела определить лишь очертания женской фигуры.
— Где я? — спросила Нисса.
— В обители, — отозвалась женщина.
Обитель…
Храм Великой Матери…
— Уррий? Великий Уррий? Что с ним? — Нисса вскочила на ноги и пошатнулась от внезапного головокружения. Прижала руки к животу и груди, куда пришлись удары. Смертельные удары — она была уверена в этом. Но ран под ладонями не ощущалось, и боли она тоже не чувствовала.
— Великий Уррий в безопасности, — сказала женщина.
Девушка моргнула — на мгновение показалось, будто волосы на голове женщины зашевелились.
Конечно, показалось.
— Ты рисковала жизнью, чтобы спасти его, — сказала женщина. — Почему?
Он Великий Уррий, — хотела ответить Нисса. — Он дар богини и обещание счастливого будущего для нашего народа.
Но вместо того предательский язык выдал то, о чем она прежде позволяла себе думать лишь в самой глубине души, сознавая еретичность чувств:
— Великий Уррий — дитя. Мое дитя. Они хотели убить моего ребенка.
Женщина молчала, и Нисса продолжила, говоря все быстрее и быстрее. То, что последние месяцы копилось в ее душе, вырвалось наружу.
— Богиня не дала мне детей. Четыре года я молила ее, но мое чрево оставалось пустым. Но потом, в чужой земле, я поняла: мне была предназначена встреча с Великим Уррием. Ему нужна ласка, любовь, воспитание и забота. Мне… мне было суждено стать его смертной матерью…
Голос Ниссы сорвался, ее правая рука судорожно зажала ткань одежды — совсем целую на ощупь — в том месте, куда пришелся второй удар меча. В глубине ее тела быстро-быстро билось сердце.
— Как ты поняла это? — Голос женщины прозвучал так, будто крамолы в речах Ниссы не было.
— Я… я не знаю.
Женщина приблизилась к Ниссе, позволив ей наконец разглядеть собеседницу.
Девушка вздрогнула, попятилась, торопливо зажимая ладонью рот, сдерживая рвущийся крик. Та, что стояла напротив, не была человеком. Вместо волос на ее голове росли живые змеи, лицо с красивыми тонкими чертами покрывал ровный зеленый мох. Ее длинное пла