и на своём пути. Тело выгнуло дугой, отчаянный крик сменился беззвучным хрипом, пальцы, сдирая ногти, судорожно царапали по доскам. Боль была всюду, боль длилась вечность, боль была частью меня…
Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Я всхлипнул и схватился вернувшимися к повиновению руками за грудь. Ничего не болело.
— Вставай, чего разлёгся! — пинок в бок окончательно вернул меня к действительности. Я медленно поднялся на дрожащие ноги и ошеломлённо опустил глаза вниз. На груди не было ни царапинки, ни пятнышка от ожога, будто и не корчился я несколькими мгновениями назад от жуткой боли. Да и камень куда–то пропал. Это что же было такое? Меня даже передёрнуло от воспоминаний. Хорошо, что я никакой страшной военной тайны не знаю, а то бы сразу выложил, да ещё и от себя бы приплёл чего, лишь бы ещё разок под таким камешком не оказаться!
— Ну и визжал же ты, — с презрением сплюнул Ликон. — Я думал, раз деревенский — то покрепче будешь. Да ещё и тугодум, похоже. Чего опять застыл? Брысь к стихиям!
И чего разоряется? Можно подумать, что другие до этого не кричали? Я проковылял к плите с землёй, мысленно чертыхаясь и желая проклятому магу всех благ в этой жизни. Встал перед сосудом. Потоптался перед ним, собираясь с духом. Глубоко вздохнул, пытаясь унять бешеный стук в груди и решившись, протянул было в сторону чаши руку, и … отдёрнул, ошарашено уставившись на возникшего возле неё Толика. Задорно подмигнув, коротышка склонился над артефактом и энергично помахал над ним лапами, заунывно при этом подвывая.
— Чего уставился?! — повернулся ко мне айхи, в несколько мгновений завершив свои манипуляции. — Вот так и стараешься из века в век для таких как ты! Лапы до кровавых волдырей стираешь! Вот дал бы ты мне доступ к своей энергии и всё было бы намного проще. А теперь себя до донышка выжигать приходиться! По крохам энергию собирать! А в ответ, лишь неблагодарность и упрёки! Давай уже! Суй руку! С землицей я уладил всё — откликнется! — Толик с достоинством кивнул на чашу и язвительно добавил: — Только господине сильно могучий и великий маг, я бы на твоём месте соизволил поторопиться. А то вон тот здоровый грязный недомерок в засаленном халате, по–моему, уже совсем терпение потерял. Очень уж он нехорошо в твою сторону смотрит!
Я оглянулся в сторону набычившегося Ликона и быстро вытянул руку над сосудом. Из чаши ощутимо потянуло холодом. Защипало запястье, неприятно заныли кончики пальцев. В глазах слегка помутилось, словно я оказался на грани лёгкого обморока. Превозмогая накатившую слабость, я стряхнул с себя странное оцепенение и перевёл взгляд на дно сосуда. Песок лежал неподвижно, по–прежнему покрывая тонким слоем гладкую поверхность. Похолодев, я судорожно опустил руку ниже, почти к самому краю чаши. Холод усилился, но треклятый песок и не подумал отреагировать. Ни одна песчинка не пошевелилась!
Отказываясь верить своим глазам, я перевёл взгляд на Толика.
— Надо же, не вышло, — озадаченно почесал тот за ухом и, развернувшись ко мне, обличительно ткнул пальцем. — Ты сам виноват! Видишь же! Энергии у меня не хватило! Земля — стихия тяжёлая! Её расшевелить, много силы надо! Ладно! — махнул мне коротышка ободряюще лапой. — Не переживай ты так! Сейчас мы с водой попробуем! Уж тут–то точно всё получится!
Я и ответить ничего не успел, как айхи подскочил к чаше с водой и проделал над сосудом точно такие же манипуляции. Тяжело вздохнув, я перешёл вслед за ним. В душе начала нарастать тревога.
Действие повторилось. Только в этот раз, я будто руку в ледяную прорубь опустил. Аж пальцы от холода свело. И вновь безрезультатно! Вода, подобно земле не обращала на мои усилия никакого внимания, не соизволив, подёрнутся даже тонкой рябью. Уже ни на что, не надеясь, я опустил ладонь ниже, опять почти коснувшись краёв сосуда и разочаровано отошёл к постаменту с огнём. Сердце начало сжимать ледяными тисками отчаяния.
— Вот же! — Толик подскочил к сосуду и чуть ли морду в него не засунул, что–то пытаясь там рассмотреть. — Должно было сработать! Я тебе точно говорю! — возмущённо повернулся он ко мне. — Как же так! — айхи горестно обхватил голову лапами и запричитал? — Что же делать? Друг на глазах пропадает! А я бессилен! — коротышка поник и тяжело вздохнул: — Вся надежда теперь на огонь!
— Стой!
Я попытался перехватить айхи, забыв о его бестелесности. Лесной дух вновь шустро произвёл свои манипуляции над еле дымящимися угольками и лишь, потом развернулся ко мне.
— Что? Не нужно было? Ну, теперь уже поздно! — мохнатая тварь скорчила виноватую рожицу и покаянно развела руками. Мол, а что я могу? Издевается, гад! За мою шутку в умывальне мстит!
Заскрипев зубами от бессилия, я поднёс руку к сосуду. Кисть ощутимо обожгло, но горстка пепла даже не подумала задымиться.
— Сволочь! — с ненавистью выдохнул я, глядя на веселящегося коротышку.
К постаменту с воздухом, возле которого уже успел отметиться подлый дух, я прошамкал походкой старика, опустив голову и ни на что уже не надеясь.
Воздух, сочувственно опутав мою руку тысячами невидимых нитей, нехотя заклубился у самого дна чаши.
— Даже магия воздуха почти не откликается, — недовольно фыркнул Ликон. — Полный бездарь! Уже много лет такого не было!
— Так и запишем, — проскрипел, склонившись над книгой писарь. — К магии способностей нет. Стихия воздуха почти не откликается!
— Что скажешь, всеблагой отец? — почтительно повернулся Ликон в сторону задумавшегося отца–наставителя. — Маг из этого выродка не получится. К отцам–вершителям его отправим? Хоть какая–то польза будет.
— Пожалуй, — кивнул Никонт, не спуская с меня задумчивого взгляда.
— Пошёл отседова, семя волколакское!
Очередная оплеуха направила меня к небольшой дверце, сбоку от помоста. От стены отлепился один из служек. Слишком ошеломлённый, для того, чтобы хоть как–то протестовать, я, молча, пошёл вслед за ним.
Небольшая круглая камера, всего в несколько шагов в поперечнике, влажные, покрытые ядовито–жёлтой застарелой плесенью стены, маленькое с детскую ладошку величиной оконце–бойница под самым потолком. Что ещё нужно человеку, чтобы спокойно без лишней суеты и метаний подвести черту под бездарно прожитой жизнью?
Я сидел на полуистлевшем пучке соломы, небрежно брошенным возле стены и спокойно с неожиданным для себя фатализмом ожидал, когда за мной придут. Всё, устал я бороться. Видно это судьба у меня такая — ходоком стать. Сколько не крутился, как не отбрыкивался, а постоянно всё к этому поворачивало. Устал…. Пусть будет, что будет! Одна радость. С этой тварью мохнатой я всё же посчитаюсь! Гадом буду, если не попытаюсь как можно дальше в проклятом городе пройти, чтобы Толик оттуда вовек не выбрался!
Тяжело вздохнув, я, кряхтя, поднялся и прошёлся вдоль камеры, разминая затёкшие мышцы. Покосился на белеющее прямоугольным пятнышком оконце и зябко повёл плечами. Сквозь ничем не прикрытое отверстие отчётливо тянуло холодом и сыростью. Да уж. Зимой тут, наверное, и пару часов не протянешь! Уже сейчас далеко не Ташкент. Забирали бы уж скорей, что ли! Чего тянуть? Итак, уже, судя по всему, день к вечеру идёт.
Я развернулся, сунув под мышки начавшие зябнуть руки и, упёрся в довольно ухмыляющего айхи.
— Я тебя не звал! — грубо рявкнул я на коротышку.
— Я сам пришёл, — нагло хмыкнул тот в ответ и критическим взглядом осмотрел помещение: — До чего же тоскливое место! Всё же хорошо, что нам с тобой тут целый год жить не придётся!
— Теперь–то уж точно не придётся?! — взорвался я, моментально растеряв всё своё спокойствие. — Ты что натворил, мартышка облезлая?!
— Почему облезлая? — по–моему, не на шутку обиделся айхи, проведя лапой по шелковистому меху. — Моей шкурке кто хочешь, позавидовать может! Возьмём, к примеру, зайца. — Толик плюхнулся на беспечно оставленную мной без присмотра солому и, увлечённо попытался продолжить: — У него шкурка…
— Да плевать мне какая у тебя шкурка! — окончательно разозлился я. — Пусть она у тебя хоть клочьями облазить начнёт — мне по барабану! Ты почему мне на инициации нагадил?! Вот что я знать хочу?! Ещё и ухмылялся радостно! Весело тебе было?! Ну, ничего! — я буквально навис над Толиком, сжав кулаки. — Скоро я повеселюсь! Когда с колечком обратно в проклятый город возвращаться буду!
— Да не делал я ничего! Как я мог навредить, ежели у меня доступа к магии нет?! — зелёные глазки с вертикальным зрачком, с укором смотрящие снизу вверх, моментально наполнились слезами. — Ты сам виноват! Я же тебе предлагал доступ к своей внутренней силе дать?! Не дал! Сейчас бы адептом земли был, а не тут сопли на кулак наматывал!
— Заврался ты совсем! — заскрипел я зубами от бессилия. Желание придушить наглого фигляра стало почти физическим, разбегаясь по всему телу холодными мурашками. Но осуществление данного мероприятия, в связи с бестелесностью духа, было мне недоступным. — А кто возле чаш лапами махал?
— Так это же шутка такая! — айхи захихикал, косясь в мою сторону. — А ты и поверил! Видел бы ты свою рожу, когда на твой зов земля не откликнулась!
— А вдруг бы откликнулась? — заглянул я в глаза коротышки.
— Тоже хорошо! — продолжал хихикать Толик. — Тогда бы ты подумал, что стал адептом земли благодаря мне. Не повезло, — огорчённо вздохнул дух. — Ну, зато повеселился! И только! Ну, сам посуди! — айхи рывком вскочил на ноги и прошёлся вдоль стены, энергично размахивая лапами. — Какая мне выгода дар твой губить? В итоге что?! Сегодня ты здесь, а завтра, уже ходоком, обратно в проклятый город топаешь! — он резко остановился и уставился мне в глаза. — И в чём здесь моя корысть? Убытки одни! Не хочу я обратно! Совсем не хочу!
Толик посмурнел. Я тоже замолк, призадумавшись. Ну что тут скажешь. Паскудная ситуация. Безвыходная! И коротышка, тут, судя по всему, не причём. Ему и впрямь смысла не было меня на инициации гробить. В одной лодке сидим. А то, что рожи корчил, так какой айхи поглумиться откажется? Это у них на генном уровне. И подыхая, пакостить не перестанет!