Мэт тем временем нараспев говорил:
Кто только не сеял драконовы зубы —
Мудрец, патриот, инвалид...
Жил в Греции Кадмус, он грекам подсунул.
Чтоб делом занять — алфавит.
А время текло, и минуты шуршали,
Империи строили и разрушали,
И даже в штабах генералы узнали —
Слова убивают, ведь слово едва ли
Слабее кинжала разит.
Ах, буквы — драконовы зубы кривые!
В вас дремлют тайфуны и гром!
Вы встанете в ряд на листе, как живые —
Не вырубить вас топором!
В наш век человеку весьма оборзели —
На слово людям — наплевать.
Но все же и я, словно Кадмус, их сею —
Пусть вырастет славная рать!
Из земли позади него взошли острия копий и потянулись вверх, как побеги, за ними гривы и греческие шлемы. Суровые лица греков показались из-под шлемов, затем — нагрудные латы, воинские юбки и наголенники. Когда троица кончила сеять, за ними уже выстроился длинный ряд воинов. Скоро последний зуб достиг своего полного роста. Греки переглянулись и обратили взоры к первому. Тот кивнул и, сделав шаг вперед, что-то спросил.
Мэт думал, что два года изучения греческого пропали для него даром — эти бесконечные дела со стратегос, едущим верхом на своем гиппос к потамос, и все эти допотопные военные маневры. Но теперь, к своему удивлению, он понял, о чем говорит этот стратегос: он спрашивал, что происходит.
Мэт глубоко вздохнул, вспомнив из Эсхила, и выкрикнул:
— Герои! Эллины! Призываю вас защитить свободу, как это было и будет свойственно вам!
Предводитель насторожился, услышав греческий язык, хоть и исковерканный, из уст закованного в сталь чужака, но тем не менее кивнул.
— Какой враг грозит нам сейчас?
— Злой волшебник, — ответил Мэт, — и целая орда его приспешников.
— Персы! — хором воскликнули греки, а их предводитель приказал:
— Как делали наши предки при Фермопилах — стройтесь в фалангу!
Когда пыль осела, Мэт оказался перед фалангой греков и целым лесом четырнадцатифутовых копий. Предводитель выступил вперед и отрапортовал:
— Мы готовы к битве, полководец!
Мэт кивнул с бесстрастным, как у игрока в покер, лицом, не веря сам себе, что это все сотворил он.
— Отдыхайте пока, Стратегос, но будьте готовы. Враг может напасть в любую минуту.
Греки опустились на землю там, где стояли, вонзив рядом свои копья, терпеливо ожидая сигнала тревоги.
Мэт сказал Кольмейну:
— Три тысячи пятьсот, Кольмейн.
— И два десятка великанов. — Гигант уважительно взглянул на Мэта. — Ты можешь призвать больше?
Мэт мысленно выругался. Из драконьего зуба он мог получить и две тысячи, и больше, но он дал волю своему бездумному суеверию и выпалил первое же круглое число, какое пришло на ум. А теперь было слишком поздно. Он с горечью покачал головой.
— Нет.
— Что ж, можно выиграть бой и у превосходящего тебя числом противника, — со вздохом сказал Кольмейн. — Надежда всегда остается. Побеждают не только числом, но и уменьем, и духом.
Мэт вдруг вспомнил, что у него есть еще один резерв, и щелкнул себя по доспехам на груди.
— Эй, Макс!
— Да, маг!
Демон отлетел от группы монахинь, среди которых стояла Саесса. Мэту это не понравилось, но времени на досаду не было.
— Послушай, с минуты на минуту грянет бой. Можешь сделать мне одолжение?
— Если это в моих силах.
— В твоих, в твоих. Просто полетай над вражеским войском, сконцентрируй там и тут силу тяжести — не равномерно, а как придется, чтобы они не могли вычислить, где ты будешь в следующий миг.
— Умно, — прожужжал демон. — Знай их колдуны, где я буду в следующий миг, они бы могли мне воспрепятствовать.
— Верно. — Мэт кивнул. — Тебе надо не столько причинить им вред, сколько сотворить путаницу.
— Сотворить? По отношению ко мне это звучит как оскорбление.
Луна, уходившая за тучи, снова показалась. Отчетливо стал виден лес пик и копий, возвышавшийся над головами всадников и пехотинцев, вступивших на другой край долины. Их вел некто в богато изукрашенных доспехах.
— Астольф! — Это имя в устах Алисанды прозвучало как ругательство.
— Колотил он меня не жалеючи, — процедил сквозь зубы Мэт.
— Что-что, а драться он умеет. — Ее голос зазвенел и окреп. — Друг мой Кольмейн, ты будешь командовать правым флангом, гномами и великанами. Сэр Ги, возьмите на себя левый фланг: монкерианцев и наших добрых баронов с их людьми. Матушка настоятельница, пусть ваши леди подъедут ко мне, я буду командовать центром. А вы, лорд Мэтью, встаньте к нам в тыл с вашими гвардейцами из драконьих зубов. — Она сделала глубокий вдох. — Командиры, по своим местам!
Черный щит сэра Ги метнулся влево, и монкерианцы последовали за ним. Саесса, привстав в стременах, махала рукой, чтобы монахини подошли к ней.
Мет обернулся и крикнул:
— Спартанцы! Стройтесь в фалангу. Занимайте позицию в тылу у леди, одетых в черное!
Греки вскочили на ноги и заняли отведенные им позиции.
По мнению Мэта, было мало смысла в том, чтобы концентрировать главные силы кавалерии на левом фланге, а остальные — в центре. Но, может быть, Алисанда лучше знала свои войска, чем он? В любом случае он был рад, что поставлен недалеко: мало ли что Малинго задумает против нее!
Он смотрел, как вражеская армия пересекает долину. Подсчеты сэра Ги явно были более чем скромными.
— Переходим в наступление? — спросил он Алисанду.
— Нет! Если бы сражение не состоялось, так было бы лучше для нас. Мы смогли бы выступить обратно на восток, с каждой милей набирая подкрепление.
— Но они-то это, конечно, знают.
— Да, и не потерпят. Битвы не избежать сегодня ночью. Но пусть они первые начнут ее.
И выиграют? Мэт снова отметил, что принцесса теряет непререкаемость, когда говорит о победе. Он с беспокойством оглядел полчища Астольфа. А ведь в ход пойдут еще и заклинания Малинго...
Сможет ли он им противостоять? Он принялся выстраивать в голове стихи. Понадобится много силы — больше, чем когда он пробуждал каменных гигантов. Он подбирал строфы тщательно и неторопливо.
Вдруг словно облаком застлало его разум — что-то темное и злое коснулось его мыслей. Малинго! Колдун уже трудился над тем, чтобы вывести его из строя. И не было времени ничего придумать в ответ. В отчаянии Мэт выкрикнул первое, что пришло в голову, не очень-то веря, что это поможет:
Пусть голова моя слова
Слагает будто дважды два.
Сквозняк продул ему мозги, и темное присутствие ослабло, облако нехотя вышло из его головы и повисло над ней. Поединок между ним и Малинго? Если так, то по крайней мере войско Астольфа на время лишено магической поддержки.
И тут Астольф, достигший уже середины плато, пришпорил коня, взмахнул мечом и дал сигнал. С громким криком его войско пошло в наступление.
Алисанда сидела на своем коне, невозмутимо поджидая, пока неприятель подойдет поближе. И когда Мэт уже мог различить все до последней подробности в убранстве Астольфа, она крикнула:
— Вперед!
И все ее воинство с радостным криком помчалось навстречу неприятелю.
Сэр Ги на полном скаку привстал в стременах, и его голос перекрыл звуки движения: он пел торжественную древнюю мелодию. Справа ему подпевал Кольмейн, как молот, отбивая ритм. А слова этой песни целили в неприятеля.
Отречемся от злого Малинго,
Прах Астольфа стряхнем с наших ног;
Ах, калинка моя, ты малинка —
Сделай так, чтоб Монкер нам помог!
О, Астольф! Ты наперсник разврата —
Не захватят Меровенс враги.
Мы найдем на тебя, супостата.
Грозный суд. О, Монкер, помоги!
А забывший навеки о Боге Ты,
Малинго, колдуй не колдуй.
Все равно ты получишь в итоге
Не Меровенс, а ад, обалдуй!
Деды билися за Грандишана,
Вместе с Кольмейном шли воевать,
И на зов боевой Доломана
Собиралася Конора рать.
Вы ж, надменные славы потомки,
Против нас повернули полки,
Ваших черных отрядов обломки
Разобьем. О, Монкер, помоги!
Вы таитесь под сенью Астольфа.
— Ах, разлейся, тальянка-гармонь! —
Ждет вас нынче не партия в гольф, а
Уготован вам страшный огонь!
Вы стоите толпою у трона —
Вы неправильный выбрали путь!
В ад пойдете вы с вашим патроном —
Но не поздно еше повернуть!
Вы ж простые солдаты, раззявы!
Вам неверный отдали приказ!
Поверните мечи на хозяев —
Ну а мы не забудем про вас!
Так вперед, за потомков Киприна,
В райских кущах вы будете жить!
Вас помянут в народных былинах!
Так решайте же! Надо спешить...
Магия таилась в этих словах, магия странного рода, она барабаном била в голове Мэта, отзывалась в его крови. И к такой магии Малинго готов не был.
Наступление войска Астольфа замедлилось. Капитаны понукали солдат криками, их мечи били плашмя направо и налево. Но войска остановились, сгрудились, несмотря на брань и побои.
Затем с ревом ярости целые батальоны обратились против своих командиров. Удары копий сопровождались словами: «Господи, прости меня!», «Господи Иисусе, я раскаиваюсь за каждый удар, который наносил ради своего подлого властелина!», «Умри, дьявол! Небеса призывают мою душу!».