там больше оценивающие были, слишком молод я был, чтобы носить сразу две сабли. А так оружие у местных было довольно однообразным, мечи были и восточные изогнутые сабли, те же шипастые дубинки, однако все же мечей больше. Луки тоже были, а вот арбалетов я что-то не заметил.
Помешивая суп длинной деревянной лопаткой, срезанной мной с высохшей ветки и оструганной, я только мельком обернулся, наблюдая, как появились сначала на поляне у озера всадники, в униформе и с гербами на зеленых плащах, а следом начали выкатываться повозки и кареты. И что самое неприятное, все они направились ко мне. Еще бы, единственное красивое и удобное место для лагеря, только вот гостей я не желал, и менять место для лагеря не собирался. Я что, зря тут час возился, чтобы этим пришлым отдать? Не дождетесь. Это дело принципа, кто успел, тот и съел.
Склонившись над костром, помешал еще раз, а готовил я настоящий борщ. Вот что-то захотелось и все тут, тем более все, что нужно, у меня было, еще на Земле набрал. Не обращая внимания на гостей (от воинов отделилось трое пеших и направились к моему лагерю), я подхватил чайник, спустился по довольно крутому бережку к кромке воды и спокойно набрал воды. Место действительно было наикрасивейшее, с косогора видно все вокруг и просто дыхание сводило от того, что было видно. Чистейшая вода, зеленые камыши колыхались на легком ветерке, темная масса леса с другой стороны и зеленые луга. Еще раз полюбовавшись на озеро, я легкой походкой взбежал на косогор, где и был разбит мой лагерь, то с возмущением обнаружил, что воины чувствовали там себя излишне по-хозяйски. А уж когда один из них пнул шест и завалил навес с моим спальным местом, второй, с какими-то знаками на кирасе, так пнул котелок, что он, сорвавшись с треноги, покатился по траве, разбрасывая варево, то моему крайнему возмущению не было предела. То есть никто со мной решил не говорить, а показали, что они сильнее. Посмотрим, кто кого.
Аккуратно поставив чайник на краю косогора, я молча указал пальцем всем трем воинам на луг, где пасся мой конь. Не хотел пачкать лагерь чужой кровью и требухой, после чего на ходу ловко извлек сабли из ножен, отчего командир тройки запнулся и удивленно моргнул. Одно это движение показывало уровень моего мастерства, никаких лишних движений, все чисто по делу. А когда мы вышли на выбранную площадку и я привычно крутанул сабли, разогревая кисти, все трое воинов как будто наткнулись на стену, и их лица построжели. Да и остальные, что глазели на все это, как на представление, заволновались. Деревенский дурачок, за которого они меня приняли, оказался не таким и деревенским.
Старший поднял руки, показывая открытые ладони, и что-то заговорил спокойным извиняющим тоном. Медленно отрицательно покачав головой, держа в левой руке саблю, я указал пальцем на порушенный лагерь. Кто-то за это должен ответить, и этот кто-то в трех лицах стоит передо мной.
Тот снова что-то сказал и, получив в ответ те же движения, скомандовал, и они все трое извлекли мечи, старший направился ко мне, помощники стали обходить по бокам.
Уровень их мастерства выяснился почти сразу, с какой стороны браться за меч, они знали, и это все их достижение. Предположу, что они более обучены стоять в шеренге с щитами и копьями, а мечи для них это так, дополнительное оружие. Двумя ударами срубив головы тем, что обходили по бокам, со старшим я уже поработал серьезнее, срубил ему руку с мечом и перерезал сухожилия на ногах, отчего он упал на колени и оперся единственной рукой о землю, подставив мне шею для удара, и я не подвел его. Наблюдая, как катится голова старшего, я демонстративно вытер лезвия об штаны убитого и посмотрел на остальных. Там все еще пребывали в шоке от двухсекундной бойни, что я продемонстрировал. Я их не трогал, сами пришли ко мне и начали безобразничать, ко мне какие могут быть претензии? С моей стороны чистая самозащита.
Вспомнив слова генерала, что напутствовал меня перед уходом в этот мир, я скривился и пробормотал:
– Как тут добрее будешь?
В это время от остальных гостей послышалась команда, отчего воины встали в шеренгу, доставая мечи, закрывая кареты, а сбоку еще десять воинов готовили луки.
– Это чего вы удумали? – нахмурился я.
Тут последовала новая команда, и зазвучали тетивы луков, спуская стрелы. Перерубив на лету все стрелы, что были направлены в меня, я зло прорычал:
– Сами напросились, я вас не трогал!
Лучники были очень опытные, этого не отнять. Только трое стреляли в меня, остальные рядом, чтобы если я перекатом ушел в сторону, хоть одна бы да достала и лишила подвижности, если не убила, конечно, но я их разочаровал, эти три срубил на лету, остальные проигнорировал и, убыстряя шаг, направился к шеренге воинов, пока не перешел на бег. Тут всего сто метров, моментом доберусь.
Лучники перешли на беглую стрельбу и уже не заморачивались, целились только в меня, но ни одна стрела так и не достигла меня, перехваченные в полете моими очень больно жалящими клинками сабель, а вот воины в шеренге ничего противопоставить мне не смогли. Если бы у них были щиты и копья, то… секунд на пять задержали бы, пока я прорубал проход, а так достал двух воинов и, прорвавшись в образовавшуюся брешь, стал банально их резать. Каждый удар был смертелен, и буквально через семнадцать секунд шеренга их тридцати воинов перестала существовать, а я рванул к дрогнувшим лучникам, срубив на бегу офицера, что пытался меня перехватить. У меня получилось, у него нет, я дальше побежал, а он распался на две части.
Срубив трех лучников, что успели достать мечи, я использовал метательные ножи, чтобы они догнали улепетывающих воинов, ни один не убежал. После этого я развернулся и направился к толпе из дворян и челяди, что с ужасом смотрели на меня. Их я тоже собирался порубить, сами виноваты. Думали, я их слуг побью, а их не трону. Ага, щас-с. Еще как трону.
Порубил бы я их, всех порубил, это без сомнений, но спасла их всех девочка лет одиннадцати в дворянском платье. Именно она вышла из испуганно отшатнувшейся толпы и упала передо мной на колени, протянув шкатулку, набитую золотом и украшениями. Замерев, я обвел злым взглядом всех, кто стоял рядом, достал платок и медленно вытер лезвия сабель, с которых капала кровь, убрав их в ножны. Девочка как сидела, опустив голову и показывая тонкую шейку, где билась вена, так и сидела. Взяв из ее рук шкатулку, я еще раз осмотрел с заметным облегчением вздохнувших выживших пока гостей и стал перебирать все, что находилось в шкатулке. Снова по толпе челяди и дворян пронесся вздох ужаса, когда золотые монеты из шкатулки посыпались на траву, значит, плата не принята. Этого я и добивался, пусть боятся. Оставив в шкатулке только драгоценности, я достал один из неиспользованных метательных ножей, отчего три дамы грохнулись в обморок, чуть позже за ними последовал один из мужчин, а я стал выковыривать драгоценности. Все брал, и мелкие и крупные камни, бросая не нужную оправу на землю. Теперь на ладони у меня лежало восемь камней, совсем уж мелочь я не брал. Показав толпе на них, указал на лагерь и жестами продемонстрировал, что плата мала. Пришлось некоторым женщинам снимать украшения, из которых я варварски выковыривал камни, возвращая им оправы, одна заплакала от таких моих действий. Сами виноваты. Изучив лежавшие в ладони два десятка камней, я кивнул и махнул рукой, чтобы они проваливали, плата принята, жизнь свою они выкупили.
Вернувшись к лагерю, я стал восстанавливать его. Это заняло у меня две минуты, поднял шест, натянул полог навеса да сбегал к озеру, снова наполнив котелок и подвесив его над костром, рядом поставил чайник. Да еще поленьев добавил, а то те, что были, уже в пышущие жаром угли превратились. Потом присел на корточки у костра, достал из сумки переносной холодильник и, открыв его, осмотрел куски мяса, что там лежали. Выбрал свиные ребрышки и мозговую кость. То мясо, что едва начало вариться, подбирать с земли я побрезговал, свежее использовал. Ну а потом, когда закипела вода, на которой появились пятна жира, начал резать овощи, включая картошку. Лук уже был в котелке, посолить я тоже не забыл. Подумав еще, и лист лаврушки бросил.
Снова помешивая отмытой от земли длинной лопатко-плошкой готовившийся борщ, я поглядывал на пришлых. К моему удивлению, они спустились в низину на противоположную сторону озера и начали разбивать там лагерь, а десяток мужчин из возниц и челяди стали заниматься воинами. Хоронить. Раненых не было, я не допустил такого. Заметив пожилого старичка в довольно приличной одежде, что выговаривал что-то двух девчушкам-дворянкам, я прищурился, пристально его рассматривая, и ахнул:
– Учитель. Так это же то, что доктор мне прописал.
Оставив борщ доходить до кондиции, я посмотрел на почти скрытое солнце, покосился на землекопов, что рыли общую могилу, те замерли и несколько испуганно смотрели, как я, обходя озеро, направляюсь к их лагерю. Там тоже напряглись, но разбегаться не спешили, плата была мной принята. В королевстве это священно.
Подойдя к старичку, я показал на его голову и продемонстрировал большую золотую монету из своих запасов:
– Старик, мне нужно то, что у тебя в голове, язык и письменность. За это получишь эту золотую монетку. Ты понял меня? – раздельно, как будто разговаривал с маленьким ребенком, сказал я ему.
Тот не понимал, даже когда я перешел на жесты, все равно с непониманием смотрел на меня. Пришлось действовать силой. Сунул ему в руки монету, типа за знания заплатил, взял за шкирку и повел в свое лагерь. Мне никто не мешал, только смотрели со стороны очень настороженно, там я бросил на старика плетение паралича, замаскированное, естественно. Уложил на землю рядом с костром, кстати, помешал еще раз, борщ был почти готов, и надел ему на голову собранную конструкцию по скачиванию памяти. Пять минут и готово. Сняв с огня котелок, пусть в стороне доходит, повесил чайник и занялся знаниями. Перекинул в амулет все, что нужно, то есть язык и знания грамматики с письменностью, коснулся своего лба и улегся рядом со стариком. Я не боялся, что пришлые зайдут в лагерь, они меня слишком боялись.