. Сложив все это в стороне, документы я тоже не забыл, взял в руки карабин и, подсоединяя штык, направился к ближайшему немцу, рослому голубоглазому гиганту. Посмотрев ему в глаза, я сказал то, что мне первым пришло в голову и что я знал в совершенстве на немецком языке:
– Гитлер капут.
После этого я воткнул штык ему в грудь, проткнув сердце. Покрутив и выдернув, направился к следующему. Так, работая как крестьянин, что накалывает на вилы пук соломы, я прикончил всех немцев. После этого повозился с трофеями, баул был безразмерный, но все же и у него могло место закончиться, я направился в сторону лагеря немцев. Повозившись, мне все-таки удалось впихнуть все трофеи в баул. Были они, на мой взгляд, вполне приличные. Два автомата, два пистолета и шестнадцать карабинов, не стоит забывать о ремнях с боезапасом и сапогах. А что? Трофеи они и есть трофеи, тоже денег стоят, тем более обувь у немцев оказалась очень приличной. Я только одну пару оставил на ногах хозяина, да и то из-за сильной изношенности.
Сблизившись с лагерем и осмотревшись, прожектор, что все это время слепил мне в глаза, из-за чего при сближении пришлось сместиться в сторону, вполне позволял осмотреться и определить, что немцы были из трофейщиков. Да-да, передо мной были классические трофейщики. Три грузовика, большой тягач с краном, бронетранспортер с прожектором и зенитными пулеметами в кузове, пяток палаток, а также пять десятков тел, что разлеглись в разных позах. Чуть в стороне стояло два Т-26, с поднятыми бронелюками над моторами, видимо их пытались привести в чувство.
– О, так тут и пленные работают? – пробормотал я, когда вошел на территорию лагеря и обнаружил шесть парней в черных комбезах, у двух даже шлемофоны сохранились.
Танкисты, без сомнений, более чем уверен, что это те немногие выжившие после боя на этом поле. За лагерем стояла еще какая-то техника, но свет прожектора туда не дотягивался, луна же позволяла видеть только темные угловатые силуэты. По ним я легко определил, что это не грузовики или другая техника, похоже, танки, причем немецкие и возможно даже битые. А я еще удивлялся, почему на поле только наша техника стоит, русская, ну или советская, как тут принято говорить, а тут вон оно что, трофейщики или ремонтная рота, теперь уже не знаю, занимались ремонтом своей техники и собрали в кучу битый и горелый металлолом. Удивляло появление тут двух «двадцать шестых», но скорее всего поломки у них мелкие, да и пленные были, вот немцы и решил восстановить пару машин.
Постояв пару минут на границе лагеря, осматриваясь и прикидывая свои дальнейшие действия, я вздохнул и направился прямиком к пленным. Думаю, они мне пригодятся, по крайней мере когда немцы начнут искать того, кто тут поработал, то легко подумают на них, а мне нужно найти такое место, чтобы быть не обнаруженным и заняться собой, то есть избавиться от зловредного плетения, что сейчас активно расползалось по моей ауре.
Пленных немцы держали в кузове отдельно стоявшей полуторки, которую охранял одинокий часовой, причем на ночь немцы их связывали. Видимо, опасались побега. Полуторка стояла в трех метрах от меня, невысокие борта и отсутствие тента позволяли мне с места заглядывать в нее, именно поэтому я и определил количество военнопленных, остальное было видно и так.
Подойдя к машине, я ухватился руками за борт и поставил левую ногу на заднее колесо, перекинул правую ногу через борт и, забравшись в кузов, сел на скамейку у кабины. Осмотрев всех шестерых пленных, я громко хмыкнул и, прочистив горло, спросил:
– Ну что, братья славяне, как дошли вы до жизни такой?.. Молчите? И правильно, под заклинанием паралича особо и не пообщаешься. Знаю, что вы в недоумении и испуге, почему не можете двинуть ни одной рукой. Нет, парни, они у вас не затекли, это я наложил заклинание паралича не только на вас, но и на всех в этом лагере. Я маг, если вы не поняли. Если кто не знает этого слова, поясню по-простому, по-деревенски, я колдун, ведьмак и ведун, но все же правильно называть меня магом. У меня тут свои дела, но вот столкнулся с немцами, и пришлось их уложить отдохнуть. Значит так, сразу предупреждаю, я не советский и вырос в другом мире, на другой планете, но тоже русский, русич. Поэтому помогать буду вам, а не немцам. Сейчас я сниму паралич со старшего, и мы с ним пообщаемся, остальным слушать… Хотя куда вы денетесь?
Встав со скамейки, я стал обходить пленных, отодвигая ворот и заглядывая под комбез. У четверых не было гимнастерок, под комбезом находилось нательное белье, а вот у двоих его не было. По знакам различия я выяснил, что один был лейтенантом, тут не спутаешь, по два кубаря в черных петлицах да с танчиками, второй старший сержант.
– Ага, ты, значит, офицер, или как у вас тут принято говорить, командир, – негромко пробормотал я, но более чем уверен, все меня слышали, особо голос я не понижал.
Придав тому сидячее положение, я вытащил из ножен на поясе кинжал и перерезал ему веревки, освобождая от пут. Посмотрев прямо в открытые глаза лейтенанта, тот не мог ими двигать, я сказал:
– Сейчас я тебя освобожу, пообщаемся. Не советую нападать на меня или делать необдуманных поступков. Понял?.. Будем считать, что молчание знак согласия.
Сняв амулет с груди, я приложил его ко лбу лейтенант, отчего тот вздрогнул всем телом и яростно выругался. Голос у лейтенанта оказался мощный, трубный.
– Лихо завернул, – в восхищении сказал я. – Успокоился? Готов к разговору?
– Готов, – кивнул тот и, покрутив шеей, несколько неуверенно улыбнулся. – Никогда до этого не встречался с магами, а тут настоящий. Раз, и заклинания использует. На себе бы не почувствовал, никогда бы не поверил.
Наблюдая, как он растирает руки и ноги, я кивнул:
– Я тут у вас на Земле единственный маг, меня беречь надо. Ладно, давай о серьезном. Значит, план такой, я вас освобождаю, вы уничтожаете парализованных немцев, что сейчас нас слушают и вряд ли понимают, забираете пригодную технику и уезжаете. Как план?
– А вы?
– У меня свои планы, нужно их решить. Но чуть позже я собираюсь добраться до русских и встретиться с вашим лидером Сталиным. Это позже, сейчас я серьезно ранен.
– Что-то не заметно, – окинув меня взглядом, сказал лейтенант и, приняв у меня кинжал, стал резать путы у своих подчиненных или друзей. Не знаю, кто они ему.
– Если не видно раны, это не значит, что ее нет, у меня действительно серьезное ранение и требуется время, чтобы ее вылечить.
– Так, может, мы останемся с вами, будем охранять, а потом сопроводим к нашим? Вместе-то уж мы пробьемся к нашим, они тут недалеко.
– Ваши откатываются все дальше и дальше, лейтенант, пешком не догоните. С техникой еще сможете. Но для того я вас и отпускаю, что мне нужно, чтобы вы уехали отсюда и шумели как можно громче, уничтожая все за собой, мосты и встречных немцев. Танки вперед ушли, тут только пехота, вам нужно опасаться лишь противотанковых пушек.
– Вы хотите, чтобы мы увели немцев подальше, и вы спокойно лечились? – прямо спросил танкист, возвращая мне кинжал.
– Именно так, – согласился я.
– Что ж, я согласен, думаю, парни меня поддержат.
– Отлично, вот держи амулет, он уже активен, приложи каждому ко лбу.
Тот быстро проделал необходимые процедуры, и танкисты зашевелились, кто со стоном, кто с ругательством, растирая кисти рук и ноги. Связали их крепко.
Забрав амулет, что вернул лейтенант, я спрыгнул с кузова и, осмотревшись, сказал ему:
– Собирайте оружие, боеприпасы и амуницию, до наступления темноты вас тут уже не должно быть. И найдите мне офицера, причем живого.
– Зачем он вам? – спросил танкист, он стоял рядом, остальные тоже покинули кузов грузовичка и разбрелись, собирая оружие.
– Немецкий хочу выучить. Это быстро, пять минут и говоришь не хуже настоящего немца, а офицер еще знает все уставы немецкой армии и имеет необходимый опыт, я могу его забрать и внедрить в голову, получив новые умения и знания.
– Лихо, – присвистнул лейтенант. – Даже не верится… А меня можете научить?
– Запросто, офицера тащи. Я еще и твоих бойцов обучу.
Лагерь бы зачищен очень быстро, танкисты, особо не стесняясь и не колеблясь, перебили всех немцев, кроме двух офицеров, молодого и пожилого. Как пояснил лейтенант, они все были злы на эту роту, что занималась ремонтом и восстановлением битой техники. Были у них причины для этого, серьезные причины. Пленных было больше, но двоих просто расстреляли, за отказ подчиниться и работать на немцев, да и те, кто согласился, неявно саботировали работу.
Конечно же мне было любопытство, хотелось узнать, какой сейчас день, и сколько времени идет война, да и наше местоположение выяснить хотелось. Но танкисты очень серьезно отнеслись к тому, что через несколько часов нужно покинуть лагерь, поэтому даже летеха работал, и работал серьезно, заколол, как и я когда-то, штыком десяток немцев, приволок по очереди за шкирки двух офицеров, лейтенанта и капитана. Так что время на расспросы появилось только тогда, когда я достал из баула нужные амулеты и, собрав немного кривую конструкцию, надел ее на голову молодого офицера.
– А почему ему, а не капитану? Он же явно опытнее, наверняка еще в империалистическую воевал, – спросил лейтенант. Он стоял рядом, вооруженный, с кобурой пистолета и автоматом на плече, да шлемофон красовался на его голове, по бокам на поясе топорщились чехлы с магазинами к автомату. Теперь он не был босым, на его ногах красовались новенькие офицерские полусапожки. Похоже, у молодого снял, у старого сапоги на месте.
– Именно что опытнее, но закостенелые в своих убеждениях ветераны, по-другому скажешь. Поэтому знание языка и все новые уставы вермахта берем из головы лейтенанта, а умения по ремонту немецкой техники из головы капитана, он тут действительно дока, – пояснял я лейтенанту, пришлось немного напрячь связки, так как танкисты перегоняли оба «двадцать шестых», которые мгновенно привели в порядок, в сторону, где формировалась колонна. – Да, кстати, какое сегодня число и где мы находимся? Да и представиться друг другу не помешает, а то все времени не было.