– Ни за что. Эти строения пустуют с незапамятных времен.
Найл долго и неотрывно созерцал долину. Уже одно озеро внушало благоговейный ужас. Его крутые берега обрывались в воду, темная поверхность которой выдавала неимоверную глубину. Впечатление такое, будто земная кора лопнула при гигантском землетрясении, и впадина заполнилась водой.
– А далеко место, где расшибся Скорбо?
– Бон там, в Серых Горах, – паук указал на горы к северу.
Одновременно с тем вид сменился, так что они теперь смотрели на горы как бы сверху. В отличие от южных отрогов, эта часть хребта выглядела куда более сурово и неприступно. Некоторые из пиков были остры как гвозди, другие имели верхушки плоские, будто у вулканов. Фантасмагорическое нагромождение; совсем не то, что горный пейзаж в пустыне Северного Хайбада, где прошло детство Найла.
Место падения, на которое указывал сейчас Асмак, представляло собой высокое плато меж двух заснеженных пиков; место голое и угрюмое, усеянное крупными каменными обломками.
– Он тебе рассказывал, как это произошло?
– Да. Сказал, что его накрыла буря, и ветер был такой, что он не справился.
Найл пристально оглядел неприглядный пейзаж.
– А что случилось с шаром?
– Порвался о скалы.
Немудрено: у некоторых выступов края острее бритвы.
– И куда потом делся шар?
Вопрос, видимо, всерьез озадачил Асмака. На плоском этом плато светлое полотнище было бы ясно различимо и с пятисотметровой высоты.
– Что-то не припомню, чтобы я его видел.
При этих словах до Найла дошло, что смотрит-то он не на само плато, а лишь на его умозрительный образ, отраженный в паучьем уме. Найл рассмеялся над собственной забывчивостью.
– Извини. Было глупо с моей стороны. Асмак же ответил вполне серьезно:
– А ведь ты прав. Никто из дозорных после облета не докладывал, что видел сдувшийся шар. Но зачем было бы Скорбо лгать?
– Может, он и не лгал. Просто кто-то припрятал шар, чтобы не было известно, где произошло крушение.
– По-твоему, это маг?
– Вполне возможно. Тут паук понял намек.
– Ты полагаешь, Скорбо стал изменником?
– Я полагаю, что он попал в руки врага. Он что-нибудь рассказывал о том, что было с ним, когда все это приключилась?
– Он сказал, что сильно поранился и переждал в укрытии бурю. Он и в самом деле изувечил себе вторую правую лапу – я лично видел.
Найл пристально изучал странный пейзаж – массивную стену, протянувшуюся насколько хватает глаз в обоих направлениях; высеченный в горном склоне безмолвный город; теряющиеся вдали туманные горные вершины, отчасти застеленные снегом. Город по-прежнему казался самым реальным обиталищем мага. Люди, вытесавшие эти сооружения из цельного камня, да неужели не продолбят ходы внизу?
Паук, уже прочитав мысли Найла, выразил несогласие:
– Такой труд не завершился бы и в тысячу лет.
– Даже у тех, кто воздвиг такую стену?
– Стена – дело несложное. Требуется лишь достаточное число рабов. Пробиться же через сердцевину горы было бы по силам лишь великанам.
Ум Асмака наглядно передал неимоверность такого труда: образ громадных пауков (именно так Асмак представлял себе великанов), долбящих каменную твердь, и несметную армию рабов, оттаскивающих подальше обломки, чтобы непонятно было, откуда эти камни взялись.
Найл пристально смотрел на более низкие западные отроги.
– Где бы это могло быть? Ты знаешь эти горы как никто другой. Нет ли какого-то места, способного служить входом в подземные владения?
– Я не знаю ни одного.
Найл долгое время пытливо озирал заснеженный гористый пейзаж, словно пытаясь выведать из него желанную тайну. Асмак почтительно ждал, готовый отвечать и на дальнейшие расспросы, но вместе с тем по мыслям паука чувствовалось: напрасные старания.
– Благодарю, военачальник, – сказал наконец Найл.
Услышав эти слова, паук перестал воздействовать на воображение Найла, и тот, словно очнувшись, понял, что по-прежнему стоит на крыше башни.
Стояла такая темень, что у Найла на секунду мелькнула шальная мысль, не находится ли он в какой-нибудь холодной темнице. Но вот он ощутил на лице ветер, а сверху разглядел звезды – шляпками медных гвоздей на черной двери. Как-то даже не верилось, что уже опустилась ночь и что странный умственный вояж, следовательно, длился явно больше часа. Когда ум окончательно освоился, Найл. почувствовал, что лежащая на парапете рука полностью онемела: безвольно повисла и давай зудеть да покалывать. В остальном он чувствовал себя уютно и бодро, даже открытое ветру лицо было приятно теплым.
Паук уловил его недоумение, но из вежливости не спрашивал, в чем дело.
– Ветер холодный, – вслух заметил Найл, – а мне вот тепло.
Это замечание, в свою очередь, сбило с толку паука: тот посмотрел так, как смотрит недоуменный человек. И тут Найлу стало понятно. Сила воли помогает паукам никогда не чувствовать холода; когда температура падает, они, сосредоточившись, усиливают кровообращение. А так как сознание у них обоих было связано напрямую, усилие Асмака передалось и Найлу.
Когда глаза привыкли к темноте, Найл разобрал, что шагах в десяти от них стоит Грель – в такой же позе, что и час назад, когда только что вышли на крышу. Найл в который уже раз молча подивился неистощимому терпению пауков.
От ночного ветра начинал уже пробирать холод. Найл, повернувшись, первым двинулся к лестнице.
Комната, где работали люди, была пуста: разошлись по домам. Полотнище шара, над которым они работали, было аккуратно сложено в углу комнаты. Так как стульев не было, Найл подошел и сел на него.
– Ты тоже летал вместе с нами? – спросил Найл у Греля.
– Да, господин.
Видно, оно и в самом деле было так. Никаких «полетов» в буквальном смысле, просто Асмак с помощью телепатии излагал зрительную информацию, придавая ей достоверность, А Грель тоже слушал «рассказ», как любой нормальный ребенок.
– Ты когда-нибудь летал на шаре? – поинтересовался Найл.
– Только раз, когда был еще маленьким. Отец взял меня с собой полетать над горами. – Грель мысленно передал панораму северных гор.
– Если б тебе пришлось искать владения мага, где бы ты начал?
Найл спросил наобум, понимая, что вопрос трудный, и был удивлен, когда паучок без колебаний ответил:
– У подножия гор.
Такая мысль интриговала. Найл-то думал о входе через кратер какого-нибудь погасшего вулкана или, может, под городом, высеченном в скале.
– Почему у подножия? – осведомился он. Грель затруднился объяснить, но в уме изобразил реку, текущую в толще горы.
– Тебе известно что-нибудь подобное? – повернулся Найл к Асмаку.
– Нет, господин. Но я опять-таки ни разу не был за большой стеной. Мне выслать дозоры, чтобы разведали земли дальше к северу?
Найл, подумав, покачал головой.
– Не надо. Это может насторожить врага. Он поймет, что мы его разыскиваем.
Найл возвратился мыслями к Большой стене. Кто возвел ее и для чего? Уж так ли случайно Скорбо упал именно вблизи нее?
– Смертоносец-Повелитель, по-твоему, знает, кто возвел ту стену?
– Нет, господин.
– С чего ты это взял?
Ответ Асмака прозвучал единым просверком мысли, таким глубоким и объемным, что выразить нечто подобное на человеческом языке было бы просто невозможно. Этим сполохом мыслительной энергии Асмак как бы высветил совокупный паучий ум изнутри: пристальный интерес ко всем живым существам и полное безразличие к таким неодушевленным предметам, как стены. Асмак не делал секрета из того, что интерес к живым существам обусловлен заботой пауков о пище, удовольствием от поглощения жизненной энергии. Не скрывал и того, что поглощение жизненной энергии считается у них главной движущей силой эволюции. Для людей пища – лишь набор химических веществ, не дающий угаснуть, для пауков она – источник самой жизни. Это была лишь часть того, что впитал Найл, вместе с тем он осознавал и абсурдную скудость человеческого языка, и богатство оттенков отношений между пауками.
– Получается, среди вас нет никого, кто хранил бы знание о прошлом?
– Почему, есть. Но только что касается прошлого нашего рода.
– Так может, Большая стена и есть часть вашего прошлого?
– Это так, мой господин.
Найл удовлетворенно отметил, что постепенно осваивает навык передавать мысль единым высверком.
– Большая стена, видимо, была воздвигнута людьми. Ты согласен?
– Но какими людьми? Людям, жившим на Земле до вашего пришествия, такая стена была ни к чему. У них были летательные аппараты, способные молниеносно переносить их по воздуху, и оружие, способное обращать мощнейшую стену в пыль.
– Но не всегда же люди были так могучи за счет машин?
– Не всегда. Люди давнего прошлого строили стены одна мощней другой. Но стены те давно уже рассыпались в прах. Эта же выглядит так, будто ее построили сравнительно недавно.
– Просто удивительно, насколько тонок человеческий ум, – не сдержался от замечания паук.
Найл в очередной раз осознал забавную ограниченность паучьего ума: при всей проницательности и сметке, паукам очень трудно дается логическое мышление.
– У вас в роду есть кто-нибудь, чьи имена воспеты в истории?
– Из прошлых? Великими считаются Хеб Могучий, Квизиб Мудрый, Грииб Скрытный, Касиб Воитель…
– А среди живых?
Пауза. Асмак словно подыскивал подходящие слова. Наконец произнес:
– Их знание продолжает жить.
– Так вот, как бы мне к нему приобщиться?
– Надо войти в их присутствие.
– Как это? – Найл был сбит с толку. Паук медлил, соображая, словно не мог толком понять, о чем это Найл.
– Ты не желаешь этого прямо сейчас, господин?
– Если можно, – ответил Найл сбивчиво.
– Правитель в этом городе – ты. Тебе можно все.
– Тогда я хотел бы поговорить с теми пауками, которые знают историю вашего рода.
Асмак присел в почтительном полупоклоне. Затем повернулся к двери, жестом указывая Найлу идти следом.