— Я получал ваши письма, Табор, — сказал зи Гороф задумчиво.
— Вы не находите, что вежливее было бы ответить?
Он снова покачал головой:
— Нет… Если сию секунду не потушить пожар, в моих владениях случится настоящая катастрофа. Было бы справедливо, если бы тот, кто этот огонь зажег, постарался поскорее потушить его.
— Меня спровоцировали, — сказал я и закашлялся от дыма.
— Беритесь за работу. Потушите пожар.
— Меня невозможно принудить, — сказал я, обозлясь. — Раз уж этот лес относится к вашим владениям — вам бы и позаботиться о порядке. А пока орды разбойников нападают на честных…
— Заткнись, — сказал Гороф. Выдержка все-таки оставила его; я видел, как напряглись, сдавив статуэтку, длинные белые пальцы.
— Я вовсе не подвергал вашего сына пыткам, — сказал я примирительно. — Я… несколько преувеличил. Да к тому же вы ничего не сможете с ней сделать! Это не ваша Кара. Не вы ее выиграли. Не вам ее применять…
— Да, — сказал зи Гороф. — Применить я ее не могу, да и не собираюсь… Но вот забросить болвана туда, где он преспокойно пролежит еще четыре месяца — я могу, Табор. И я это сделаю.
— Не сделаете, — сказал я и шагнул вперед.
Гороф прищурился.
Нет, он не превосходил меня силой. Но я сегодня уже здорово потратился, я устал, я был зол и посрамлен, я был, в конце концов, по-прежнему в одних подштанниках, а это не добавляет самоуверенности…
Горящее дерево зашипело, и нас с Горофом окутало облако пара. Мы одновременно обернулись; под кронами пылающего леса стояла, раскинув руки, Ора Шанталья. Тушила, по мере сил, разожженный мною пожар.
А сил у нее было совсем немного.
Гороф снова посмотрел на меня. Неприятно посмотрел; не отводя взгляда, упаковал глиняную фигурку в кожаную сумку с двумя ремнями, закинул за спину. Повернулся, зашагал к Оре — и огонь сразу же будто смутился, дым стал реже, зато белого пара прибавилось…
Некоторое время я стоял и смотрел, как они тушат огонь.
Потом принялся засыпать песком горящую траву и упавшие ветки. Я хотел продемонстрировать Горофу добрую волю, не истратив при этом ни капли магических сил. Которые, я чувствовал, сегодня еще понадобятся.
Пожар понемногу издох.
Стоящие у берега сосны приобрели жуткий, неживой вид. Дымились черные кусты; было уже почти темно, и дневным зрением я не мог разглядеть ни Горофа, ни Ору в ее черном платье.
Страшно хотелось пить. Но напиться из реки, в которой все еще мокла пара разбойничьих тел, я побрезговал.
Всего двое? Мне казалось, что своими молниями и перебил не меньше полусотни…
Я подтащил одного из разбойников к берегу. Перевернул на спину; Вилка. Теперь, после смерти, ему можно было дать лет семнадцать.
Сова-сова…
Я вдруг понял, что мне холодно. Что я провонял дымом, что я почти наг, что я убийца, что я неудачник; увиденный ночным зрением, дымился коричневый лес, смотрел в небо мертвый парнишка у моих ног, а в темно-бежевом песке тут и там виднелись камушки-самоцветы с глазами и мордами, моя разграбленная коллекция…
Я стал собирать их. Не зная, зачем.
— Хорт, мы с господином зи Горофом нашли общий язык, — сказала Ора за моей спиной.
Я не обернулся. Камушки находились легко, будто сами просились мне в руки; они были здесь почти все… Нет, совершенно все, до одного. Странно, я ведь сам видел, как разбойники рассовывали их по карманам, по кошелькам, кое-кто за голенище сунул…
Моей одежды не было на берегу. Зато валялись два чужих сапога — обе левых.
— Вы слышите, Хорт? История с Агеем полностью разъяснилась. Господин зи Гороф больше не держит на нас зла…
Я выпрямился, держа в горстях два десятка цветных камушков. Мне просто некуда было их спрятать; стоя перед Орой и Горофом, я понял вдруг, что чувство наготы владеет мной не потому, что я раздет.
Я ощущал себя голым, потому что со мной не было Кары.
— Да, каждый из этих камней — магическая вещь с собственной историей и собственным назначением…
— Догадались и без вас, — грубо сказал я.
— Хорт, не стоит так себя вести, — предложила Ора.
— Не стоит давать мне советы, — отозвался я еще более грубо.
Март зи Гороф усмехнулся.
Моя Кара была все еще при нем. В сумке, закинутой за спину; оба клапана были прикрыты сторожевым заклинанием, но я пока и не пытался отнять заклинание силой.
Такая попытка была чревата поражением.
Пока.
Мы шли через ночной лес — увиденный ночным зрением, он казался мне чужим, враждебным, лилово-коричневым. Я не стал создавать на себе иллюзию одежды — это было своеобразным вызовом, все мы маги, мол, чего стыдиться? А потому и спутница моя, и спутник были вынуждены терпеть рядом с собой полуголого босого мужчину.
И они, надо сказать, терпели меня с достоинством.
— Так вот, — назидательно продолжал зи Гороф. — Эти камни имеют ценность как по отдельности, так и все вместе… Эти камни остаются орудием того, кто их создал.
Он замолчал, ожидая вопроса.
Я не открывал рта; мне казалось, что колючие шишки и выпуклые корешки сбежались со всего леса на встречу с моими нежными, не привыкшими к босоногим прогулкам ступнями. Цветные камушки, завернутые в Орин носовой платок, бились о бедро при каждом шаге.
— Господин зи Гороф, — мягко сказала Ора. — Мы, собственно, в последние дни только и заняты, что поисками хозяина камушков… Возможно, вы знаете больше? Ведь тогда на королевском приеме… на том недоброй памяти приеме вы обратили на них внимание, я заметила…
Гороф как-то странно хмыкнул. Некоторое время мы шли молча.
— Одна деталь, — сказал Гороф, глядя себе под ноги. — Я наблюдал за выяснением отношений между господином зи Табором и местными жителями… не с начала, правда, но наблюдал. У меня сложилось впечатление, что битва зашла в тупик…
Он ждал, наверное, что я вмешаюсь, но я по-прежнему молчал.
— Да, — продолжал задумчиво Гороф. — Эти воинственные господа видели кое-что пострашнее горящего леса, молний и прочей магической атрибутики. Однако… они ушли, и причиной этому вовсе не усилия господина Табора, вернее, не только его усилия…
Он снова замолчал.
— Что же произошло? — терпеливо спросила Ора.
— Самоцветы, — сказал Гороф, поддевая носком сапога бледный гриб посреди тропинки. — Глупое мужичье растащило коллекцию господина Табора в буквальном смысле по камушку… И вот, когда великая битва, — в его голосе проскользнула насмешливая нотка, — когда великая битва зашла в тупик — камушки дали о себе знать. Я сам видел, как неудачливые господа рвали на себе одежду, спеша от них отделаться…
— Но ведь камушков было что-то около двадцати, — быстро сказала Ора. — А разбойников… гм. Местных жителей было куда больше, и вряд ли общая паника…
— Я говорю о том, что видел, — мрачно сказал Гороф. — Именно после того, как камушки — внезапно и все разом — обнаружили свой норов, господа горожане решили покинуть поле боя…
Я обнаружил, что руку с узелком держу на отлете — подальше от себя, как будто самоцветы вот-вот должны были превратиться в пылающие уголья; мне вдруг страшно захотелось рассказать кому-нибудь про феномен, свидетелем которого я был: тогда слабенький шлейф чужой воли, окутывающий горку камней как бы облачком, вздулся, будто вылезший из орбиты кровавый глаз…
Я сдержался.
— Господин зи Гороф, — сказала Ора торжественно. — Как вы уже убедились, мы с господином зи Табором не имеем никакого отношения к мастеру камушков. Мы ищем, его, чтобы…
— Чтобы покарать, — сказал я хрипло.
Гороф быстро взглянул на меня — но ничего не сказал.
— Хорт, — после паузы предложила Ора. — А не рассказать ли вам… учитывая, что между нами и господином Горофом возникло некоторое взаимопонимание, и ради укрепления этого, хрупкого пока что, мира… не рассказать ли вам историю, которую вы в свое время рассказали мне?
Я наступил пяткой на острый камень — и зашипел, подобно рассерженному коту.
— Стало быть, это, — Гороф шевельнул плечом, поправляя сумку на своей спине, — эта вещь… предназначена хозяину камушков? Я правильно вас понял?
— Это было бы разумно и честно, — сказала Ора, и я в друг понял, что она повторяет мои же слова. — Потому что кого-нибудь другого можно покарать и так, своими силами… если возникнет необходимость карать. А тот, кто препарирует людей, награждая их потом камушками…
— Препарирует? — быстро спросил Гороф.
Ора запнулась.
— Препарирует… — повторил господин внестепенной маг, отводя от лица нависшую над тропинкой ветку. — Какое неприятное… в то же время какое точное слово. Госпожа Шанталья… мне действительно хочется услышать эту историю. Если господин Табор набрал в рот воды — может быть, вы могли бы…
Из коричневатой темноты вылетели бесшумно, будто надутые воздухом, три пестрых лохматых шара. Две совы мелькнули над нашими головами, третья изменила траекторию — и тяжело бухнулась на плечо Горофу. Тот неуклюже присел, пытаясь сохранить равновесие.
— Не сова, а куль с отрубями, — сказал Гороф почти зло.
Птица повернула голову и смерила меня желтым взглядом. Потом развернулась к Оре — и таким же образом изучила ее. Переступила лапами, устраиваясь поудобнее. Гороф поморщился.
— Я не скажу ни слова, — пообещал я мрачно. — И госпоже Шанталье не позволю ничего рассказывать… пока мне по доброй воле не вернут мою собственность.
— Госпожа Шанталья, — сказал Гороф, поправляя на плече сову, как поправляют шарф или капюшон. — Должен сообщить вам, что Корневое заклинание Кары обладает странным, не до конца изученным свойством — она изменяет личность того, кому принадлежит. Вытаскивает на поверхность все самое гадкое и низменное. Воспитывает палача. Ваш спутник возится с Карой больше двух месяцев — вы ничего такого за ним не замечали?
— Мы познакомились сразу после того, как господин зи Табор получил свой выигрыш, — подумав, сообщила Ора. — Но мне кажется, вы преувеличиваете, господин зи Гороф.