Первый по-настоящему холодный день застал братьев в рабочей зоне. Тучи висели низко, воздух был влажным и холодным. Вдалеке по железной дороге на гребне горы ползла чёрная ниточка товарного состава. Они вышли на улицу, сели на бревно покурить и наконец с облегчением почувствовали, что бороться больше не надо: их тела обмякли, головы склонились, разум затуманился, и они снова превратились в растения, не обременённые мучительным осознанием себя. Мимо проходил какой-то зэк, увидел лежавшие возле бревна подсолнечные головы, набитые крупными серыми семечками, поднял их и пошёл к бараку своего отряда. По пути с подсолнухов сыпались семена. Они упали в почву тундры, в вечную мерзлоту и взойдут только тогда, когда настанет следующая вселенская оттепель.
Братство
– Недавно в нашем городе состоялось открытие Дома Братства в здании бывшей хлебопекарни, которое, как все здесь присутствующие помнят, пустовало с 1994 года, но было отремонтировано силами общины, или, как они себя называют, Братством Всемогущей Мыши. Как нам известно, там они проводят свои встречи – устраивают политические дискуссии, обмениваются книгами, смотрят новые фильмы, ставят пьесы, играют в «Монополию». Они выбрали своим символом компьютерную мышь, потому что родились в компьютерную эпоху. Их заводила заявляет, что именно мышь помогла им узнать окружающий мир. В течение последних месяцев члены братства неоднократно помогали воспитателям в детских садах, играя с детьми, и сиделкам в приюте для престарелых, развлекая стариков. Не пьют и не курят. Собираются остаться здесь жить и не хотят уезжать ни в Вологду, ни в Москву. Для этой цели они даже заключают браки только со своими – с сокольскими парнями и девчонками или ребятами из соседних деревень. Ладно бы тихо сидели и играли в свои игрушки, но нет – они стали строить посадочную площадку для большого вертолёта на случай войны на том поле, которое наш Совет собирался продать под супермаркет «Пятёрочка», а ведь в нём так отчаянно нуждается северная часть города Сокола. В общем, я считаю, что нужно этот цирк прекращать. Совсем уже работать молодёжь не хочет, гугл-хиппи выискались. Так и завод наш скоро закроют, а мы помирать начнём. Они, видите ли, в интернетах зарабатывают. Брехня!
– Вырубить в городе интернет!
– Спалить контору!
Мужики зашумели, застучали по партам пивными бутылками. Их жёны раскраснелись, и каждая хотела что-то добавить. Компания сидела в кабинете биологии в сокольской школе, и со стены на них презрительно смотрел неандерталец с учебного пособия.
– Я тоже не могу этого терпеть, – вскочила дама в синтетической блузке с жабо, – наши дети должны ходить на нормальную работу! А не спать до полудня и тратить время на веселье и помощь другим! Мы, что ли, должны им на пенсию откладывать?!
– Салаги! – брякнул её супруг и икнул.
– Мы всю жизнь ради них горбатились, а они что делают? Цветочки нюхают? Помойки восстанавливают ради собственного удовольствия?
– Подытожим, уважаемые, – сказал докладчик. – Нужно помочь нашим детям вернуться к истинным ценностям. Почему они берут пример не с нас, а из интернетов? Действовать нужно решительно! Матвеич!
– Я! – отозвался с галёрки Матвеич.
– Перерезаешь интернетовские провода!
– Есть!
– Федоркин!
– Да!
– Ты беги домой за солярой! Дамы, а вы домой!
Женщины попереглядывались между собой и, преодолев привычное чувство протеста, накинули на плечи сумочки и поцокали к выходу.
Спустя пятнадцать минут мужики уже подходили к Дому Братства. Матвеич разбил окно, Федоркин облил занавески и стоящий под окном диван горючим, а докладчик кинул спичку.
Сколько прошло времени до того, как огонь разгорелся, мужики не поняли. Они допивали, что было, и трещали за жизнь. Наконец из окон полезло пламя.
– Матерь Божья, – сказал Матвеич.
– Бляха-муха, – сказал Федоркин.
Докладчик молчал. В его очках отражался пожар, а руки перестали трястись. Отпустило.
Наутро члены Братства Всемогущей Мыши ходили вокруг почерневшей пекарни, которая в последние месяцы была для них убежищем. Афанасий, мозг всех операций, сказал:
– Не будем унывать. Это же кирпич! Мы всё покрасим, и у нас снова будет свой штаб. Просто заведём собаку, и она будет по ночам его охранять!
– Они собаку убьют, а дом подожгут снова, – не согласился Ефим. – Не готовы наши предки идти в ногу со временем.
– Время относительно. Скорее всего, всё происходит одновременно, – протянула Варвара. Её глаза опухли от слёз.
– От этого не легче, – сказала Маша.
Афанасий залез на бетонную плиту, поднял к пасмурному небу кулак и прокричал:
– Действовать будем решительно!
Его паства уныло замычала в ответ.
– Ефим, ты знаешь что делать.
Ефим кивнул, засунул руки в карманы кожаной куртки и пошёл в сторону завода.
– Маша, ты выбери фотки.
– Да, Фан.
– Варвара, а ты напишешь. И поедем в Вологду.
Через неделю в главной вологодской газете «Вперёд» вышла статья с фотографиями о вопиющих нарушениях в деятельности сокольского завода, которые стали причиной экологической катастрофы районного масштаба. Завод тут же закрыли, начальство оштрафовали, рабочих уволили. Больше восточный ветер не приносил в город запаха жжёной резины.
Бывшие члены распавшегося братства обосновались в Вологде, потому что только там нашлась работа. Афанасий стал заниматься оптовыми продажами конфет по области, шло хорошо, не меньше семидесяти тонн в месяц. Ефим чинил компьютеры, зарабатывал скромно, потому что не хотел обманывать клиентов, наколдовывая сбой системы при диагностике. Маша открыла свой магазин обоев, а Варвара устроилась в областное турагентство «Мох&Клюква». Остальные тоже повзрослели, хотя всем до сих пор хотелось хоть немного изменить мир. Вскоре они встретились на субботнике, где по распоряжению городской администрации подновляли огромного облупившегося идола серебряной краской.
Быть шпионом
– Весь полдень, моя дорогая, я провела в зелени нашего чудесного сада, перечитывая письма товарища Ворчковского. По-моему, он прекрасный человек, и слухи о том, что он ведёт антисоветскую пропаганду, кажутся мне смешными. И ведь он совсем не молод – зачем ему заниматься столь утомительным делом на склоне лет?..
Несколько десятков человек напряжённо слушали, что происходит в соседней комнате. Некоторые смотрели на маленький экран, где можно было видеть, как за столом с кружевной скатертью пьют чай две дамы. Это был второй дубль, и, кажется, его тоже завалили: одна из актрис выдержала слишком долгую паузу, прежде чем уверить свою собеседницу, что даже самый приличный с виду человек может в неподходящую минуту оказаться настоящим диссидентом и поставить всех окружающих в крайне неудобное положение.
Лёня был среди гримёров, звукорежиссёров и костюмеров. Ему было скучно: сцену до этого момента два часа репетировали, а теперь пытались снять. Сидел он на табуретке, облокотившись на книжный шкаф с узкими полками. Он достал наугад одну книжку, прочитал страницу и поморщился. На обложке было написано: «Золя». Он передразнил: «Сопля!» Сосед прижал палец к губам: мол, мальчик, сиди тихо.
Когда дубль сняли, Лёня подошёл к отцу и спросил: «Можно я в других комнатах похожу?» Отец кивнул.
По широкой лестнице Лёня спустился на первый этаж в гостиную. Когда-то в ней встречали гостей одетые в шелка аристократы. Они усаживались на полосатые диваны и принимались ругать социалистов. А сейчас на светлых стенах этой комнаты висели плакаты советских кинокартин: «Месяц май», «Трудный выбор», «Летучая звезда». Их притащили реквизиторы: заброшенное дворянское имение по воле киностудии превратили на время в дом для престарелых киноработников. Из окна был виден сад, заброшенный, с разбитым фонтаном. Его собирались облагородить для съёмок. Зритель должен сам убедиться, что сад – чудесный, а сидеть там в полдень – большое удовольствие.
Вторая комната была меньше. Кроме того, она была совершенно пустая. Лёня знал, что завтра в ней будет шумно: поставят кресла вокруг отреставрированного отцом камина и снимут очередную сцену. Все эти тихие разговоры в фильме – лишь прелюдия к событиям, сочинённым сценаристом в дедлайновской горячке. О надвигающейся трагедии говорила другая комната – санузел с развороченными трубами и разбитой плиткой. Там два дня назад снимали убийство.
Кроме этих помещений, довольно просторных и потому пригодных для съёмок, было много и других – тесных комнатушек, в которых жили когда-то кухарка, гувернёр и, может быть, лакей. Сейчас там было полно мусора. Лёня присел, чтобы полистать разбросанные журналы, и увидел двух пауков. Он затих, чтобы не спугнуть их, и номером журнала «Иностранная литература» размазал пауков по бумаге. Отбросив журнал, Лёня увидел ещё нескольких, подобрал конфетную коробку и стал собирать пауков в неё, размышляя, как поступить: стоит ли даровать им жизнь или следует великодушно освободить их от оков земного существования. Вдруг кто-то заслонил собой свет, проходя снаружи мимо окна. Лёня вздрогнул и откинул коробку. Когда он обернулся, у окна никого не было, но послышались звуки, не оставляющие сомнения: кто-то влезал в соседнюю комнату через окно.
Туда вела дверь. Лёня подёргал её, но она оказалась заперта. Зато замочная скважина была достаточно широкой, чтобы через неё разглядеть, как незнакомец в джинсах и линялой толстовке отряхнулся, взял с пола ноутбук, раскрыл его и начал стучать по клавишам.
Лёня пнул кирпичный осколок. Шпион замер. Минуту просидев без движения, он снова застучал по клавиатуре.
– Эй, – громко позвал Лёня.
Шпион открыл дверь и пустил его в комнату. Она была узкой, как тюремная камера в американском фильме. Парень в толстовке сел на стул и кивнул Лёне на другой. Вдоль стен стояли кухонные шкафы. Из паутины за сидящими наблюдал крупный паук; на самого паука голодным пристальным взглядом смотрела паучиха. Лёня заметил в золотистой шевелюре шпиона несколько седых волос. Шпион закончил печатать, посмотрел на мальчика и спросил: