Рядом был маленький продуктовый магазин. Полина зашла туда, купила бутылку лимонада «Таёжный доктор», а выходя, увидела, что цыган-наркодилер зашёл в полицейский участок.
Полина сделала несколько глотков лимонада и пошла дальше. По пути она констатировала у себя едкое пассивное чувство, которое рождается от созерцания банального зла. «Вероятно, его часто испытывают сотрудники жэка, закрашивая очередной незамысловатый хер на заборе, – думала она. – Покладистость, смирение, готовность стать жертвой, овцой, зависимой, как наркоманка, – не это ли часть русской идеи?..» Полине представился розовый поросёнок, неуверенно смотрящий на потрошёные свиные туши.
На следующий день она встала на рассвете и пошла к малярше Лене, которая накануне объяснила, где живёт, и пригласила в гости.
Квартира новой знакомой находилась в пятиэтажном доме: светлая, опрятная и не имела ничего лишнего. Все вещи лежали в шкафах и по ящикам в комодах. Стол в большой комнате стоял напротив телевизора.
Лена пригласила Полину за стол, на котором уже стояли горячая творожная запеканка, протёртая черника и чай.
– Угощайся! – сказала Лена, с трудом отрываясь от телевизора: героиня сериала заливалась слезами, а герой тряс кулаком.
– Спасибо, – сказала Полина.
– Кушай, деточка. Скажи, а у тебя водительские права есть?
– Есть.
– У меня тут стоит машина покойного брата, её бы в Вологду отогнать на продажу… Может, на обратном пути сможешь? Отдашь её там родне моей, вместе с документами.
– Да, конечно! Думаю, скоро уже поеду. Не нашла ничего, не повезло…
– Значит, в любви повезёт, – заверила Лена и окончательно погрузилась в телепередачу.
Ключи от чёрных «жигулей» и разрешение кататься на них были тут же получены. Настроение Полины улучшилось. Надо было бы наведаться к бабе Марфе, но ей захотелось поехать куда глаза глядят. Поехала по дороге к заводу, на северо-запад от города.
Вблизи завод выглядел устрашающе. Тёмная громада, внутри которой что-то однообразно рокотало. Полина поехала дальше. Проскочив перелесок, оказалась в низине, а впереди на холме красовался действующий храмовый комплекс за белыми каменными стенами.
Через пару километров была небольшая деревня, а за ней – другая. Чем дальше Полина ехала, тем хуже становилась дорога и совсем покинутыми выглядели деревушки. Наконец в удобном месте она развернулась и – обратно в город, вдруг дед-краевед что-нибудь ещё вспомнит?
– Да-да, есть у меня одна мыслишка! – заявил он. – Но сначала помоги мне набрать на компьютере отчёт, пожалуйста.
Полина, как и все молодые люди, умела очень быстро печатать текст, даже не глядя на клавиатуру. Через десять минут было всё сделано.
Затем Полина по просьбе деда перевозила коробки с вещами из дореволюционного дома, который приготовились сносить, устанавливала бесплатный антивирус на музейные компьютеры и носила – из подсобки – книги по истории Вологодского края. Когда закончила, уже вечерело. Краевед, важно поправив на себе зелёный пиджак, сказал:
– В доме напротив живёт баба Марфа, ей уже больше девяноста лет, так она с Леопольдовичем дружила. Она у окошка сидит. Вы её сразу увидите. Идите-идите, спросите.
У окошка и впрямь сидела старушка в халате и ситцевом платочке.
– Здравствуйте, баба Марфа.
– Здравствуй, голубушка, чем помочь-то?
– Скажите, пожалуйста, а вы знали Ивана Леопольдовича Ямановского?
– А как же! Я ему в музей вещички таскала. У стариков выпрашивала… А теперь сама старуха!
– Да нет, что вы такое говорите…
– А чего? Помру скоро, ясно дело.
– А Иван Леопольдович про коллекцию вам свою рассказывал?
– И показывал её даже! – радостно сообщила старушка и подмигнула: – Когда соблазнить хотел! Я ведь была моложе его, красивая!
– А вы не знаете, где она сейчас? Коллекция?
– Ну, девонька, это все знают…
– Все?
– У него была сараюха деревянная, он там открытки-то и держал, работал над ними… Ну а подожгли его эти…
– Кто?
– Менты советские, елданные… Ну Ваня и помер поэтому-то, с горя.
– Неужели?
– Сердечный приступ. Дня через два. Такой хороший человек был…
– А краевед из музея знает об этом?
– Ну, Лёвонька точно знает, он как раз тогда у него и учился!
– Спасибо вам большое!
– Да уж на здоровьице.
Чуть не заплакав от разочарования, Полина побрела к Лене прощаться. Больше в Кадникове ей было делать нечего. Вместе поужинали жареной картошкой с сосисками и квасом.
– А ты вот осталась бы, помогла… Завтра весь город будет мальчика искать.
– Какого мальчика?
– Из нашего детского интерната для слабоумных. Их повели на кефир, и он дёру дал в лес.
– Тут я не смогу помочь, только сама в лесу потеряюсь.
– Это верно, – кивнула Лена.
Ранним утром Полина выехала из города на чёрном «жигулёнке», который должна была передать в Вологде родственникам Лены. Поля, дорога и столбы с проводами тонули в тумане. Полина знала, что туман плотнее над утоптанной, обжитой землёй: так можно определить, где раньше жили люди, – просто приехав утром на место предполагаемого урочища. Она ехала медленно, вдыхая свежий влажный воздух через приоткрытое окно. По обочине в попутном направлении шёл какой-то мальчик. Услышав машину, он обернулся и поднял руку. Полина остановилась.
– Подвезёте до Вологды? – спросил он, заикаясь, и как-то странно, неестественно улыбнулся.
– Садись.
Слышался спокойный, мерный шум дороги. Проплывали деревни. «Кадников-городок, ни реки большой, ни дорог», как писал местный поэт, оставался всё дальше и дальше позади.
Полина почувствовала боль в левом плече и поняла, что лежит на каком-то страшно неудобном матрасе, а рядом кто-то громко и неприятно дышит. Она открыла глаза.
Рядом стояли Лена и дед-краевед. Малярша была чрезвычайно встревожена.
– Очнулась, родимая! – сказала малярша.
– Что случилось? – спросила Полина, с испугом вглядываясь в их лица.
– Что-что… Разбили вы машину, – ответил дед, а Лена всхлипнула. – Вы с мальчонкой были пристёгнуты, так что живы остались. И легко отделались, судя по всему.
– Где мы?
– В кадниковской больнице.
– А где мальчик?
– Снова в интернате, где ему ещё быть?.. Значит, вот что: вы теперь должны оплатить ремонт чужой машины, – сказал дед и посмотрел на Полину деловито и оценивающе, как на свою собственность. – Денег, надо полагать, у вас нет?
– Нет.
– Будете работать у меня в музее. Но имейте в виду, это госучреждение, зарплаты маленькие. Зато скучать не придётся…
Что ещё говорил дед, Полина не слышала. Она проваливалась в сон, где туман на рассвете скрадывал очертания городка, съедал их, как плесень съедает антикварные вещи, пепел растворялся в воде, пахло горелым маслом и где-то совсем близко, за забором, гудел завод по производству картофельных чипсов и быстрорастворимых супов.
Подземный покер
Правила такие. Используется колода из пятидесяти четырёх карт. Раздаётся по пять, участники кладут на кон по пятьдесят копеек. Смотришь свои карты и, если у тебя собирается приличная комбинация, изображаешь печаль или равнодушие, чтобы обмануть соперника, бросающего на тебя изучающий взгляд.
Иерархия комбинаций такая:
пять карт одного достоинства
подряд одной масти (стрит-флеш)
четыре (каре)
три плюс два (фул-хаус)
масть (флеш)
подряд (стрит)
тройка
две двойки
двойка
Происходит обмен ненужных карт на те, что остались в колоде. Пятьдесят копеек за карту. По часовой стрелке от раздающего. Теперь у всех на руках итоговая комбинация. Несколько секунд тишины занимают оценка ситуации и продумывание дальнейшей стратегии. Раздающий делает первую ставку.
– Даю рубль!
– Пять!
– Джокера, что ли, хапнул?
– Поддерживаю!
– Скидываю.
– И что теперь?
– Ты должна повысить и продолжить, за четыре рубля открыться или скинуть.
– Даю десять…
– Тридцать.
Дядя Вася лезет за кошельком, всем своим видом показывая, что готов бросать на кон крупные купюры. Все вглядываются в его веснушчатое лицо, стараясь понять, блефует или нет.
Бабушка со смехом сбрасывает карты. Дядя Вася кладёт на кон сто рублей. Все сбрасывают, кроме дяди Андрея, его брата.
Он кладёт двести.
Дядя Вася кладёт пятьсот.
Дядя Андрей – тысячу. Получает в ответ две тысячи. За тысячу вскрывается. У него подряд, а у дяди Васи всего лишь тройка на тузах. Я вздыхаю, ведь была масть – можно было выиграть, если бы не такие большие ставки.
Только в связи с недавними обстоятельствами я услышала историю о том, как в нашей семье стали играть в покер. Началось это, когда мой прадед жил с семьёй в ивановском доме-подкове, построенном для энкавэдэшников, а его сёстры – в старом семейном доме на Черкасской. Дом-подкова напоминал крепость. Не ту, где проводятся весёлые пиры и рыцарские собрания, а скорее замок ведьмы Гингемы: это был серый овальный дом с окнами-бойницами, неприступными металлическими воротами и часовыми. Ходили слухи, что из подвала шёл подземный тоннель прямо в ОГПУ. Бабушка говорит, что подземного хода не было, но, знаете, там, где мы сейчас находимся, в подземный ход поверить легко. Так вот, вскоре после Второй мировой войны, когда быт наладился, в доме на Черкасской собиралась вся семья, играли в карты и домино на деньги. Время от времени кто-нибудь вскакивал со своего места и произносил запальчивую речь о бессердечии родственников или шальной красотке Удаче, бессознательно устремляя палец в потолок. Все присутствующие инстинктивно поднимали взгляд вверх, и речь тут же заходила о ремонте крыши, а недовольство таяло и исчезало.