Он переоделся в костюм и вместе с Эмико вышел из дома. К счастью, для июля было довольно прохладно.
Бдение устроили в городском общественном центре. Его построили недавно, сестра сказала, что пешком идти минут десять.
Они добрались до района жилых домов, и Кацуро удивился, насколько изменился пейзаж. Эмико рассказала, что появилось много новых жителей. Надо же, и в таком городишке что-то меняется.
– А ты как? – спросила сестра на ходу.
Он знал, что она имеет в виду, но все равно уточнил с непонимающим видом:
– Ты о чем?
– Решил, что будешь делать? Если ты действительно сможешь зарабатывать на жизнь музыкой, тогда ладно, но ты уверен в себе?
– Само собой. Иначе зачем бы я стал этим заниматься? – ответил он, но на сердце было неспокойно. Ему казалось, что он обманывает самого себя.
– Просто я никак не пойму, откуда в нашей семье такой талант. Я же была на твоих выступлениях, мне кажется, у тебя здорово получается. Но примут ли тебя как профессионала – это уже разговор совсем в другой плоскости.
Кацуро скривился:
– Не наглей. Что ты можешь в этом понимать? Ты ведь не имеешь к музыке никакого отношения!
Он думал, что она обидится, но Эмико сохраняла спокойствие.
– Именно так, никакого отношения. Я ничего не знаю про мир музыки. Поэтому и спрашиваю, как у тебя дела. Если ты так в себе уверен, расскажи подробнее о том, как ты видишь свое будущее. Какой у тебя план, как ты собираешь действовать дальше, когда сможешь зарабатывать этим на жизнь. Мы не знаем ничего, поэтому и я, и папа с мамой очень волнуемся.
Сестра говорила правильные вещи, но Кацуро хмыкнул:
– Если бы все шло по плану, никто бы не мучился. Хотя что может понять человек, который, отучившись в местном женском университете, поступает на работу в местный сберегательный банк?
Это он про Эмико. Следующей весной она должна была окончить университет и с местом работы уже определилась. «Вот теперь она точно обидится», – подумал Кацуро, но сестра только вздохнула и устало спросила:
– А ты когда-нибудь задумывался о том, что с родителями будет в старости?
Кацуро замолчал. Старость родителей – одна из тех вещей, о которых думать не хотелось.
– Папе месяц назад было совсем плохо. Опять сердечный приступ.
Кацуро остановился и посмотрел на сестру.
– Серьезно?
– Разумеется, серьезно. – Эмико тоже пристально посмотрела ему в глаза. – К счастью, без осложнений. Мы, конечно, переполошились – бабушка ведь тоже не вставала.
– Я и не знал.
– Папа велел маме тебе не говорить.
– Вот, значит, как…
Значит, не видел смысла извещать такого непочтительного сына. Поскольку сказать на это было нечего, Кацуро опять замолчал.
Они снова двинулись вперед, и до самого центра Эмико тоже не сказала ни слова.
4
Здание общественного центра выглядело как одноэтажный жилой дом, разве что чуть побольше. Везде с озабоченным видом суетились люди в траурных одеждах.
У входа он увидел мать, Канако. Она беседовала о чем-то с худым мужчиной. Кацуро медленно подошел.
Канако, заметив его, ахнула. Он собрался было сказать: «А вот и я», но, увидев лицо стоявшего рядом с ней человека, потерял дар речи.
Это был его отец, Такэо. Он так похудел, что Кацуро не узнал его.
Такэо некоторое время разглядывал сына, а затем разомкнул сжатые в линию губы.
– Приехал все-таки? Кто тебе сообщил? – грубо спросил он.
– Эмико.
– Ясно. – Такэо посмотрел на дочь, потом снова перевел взгляд на сына. – Нашел, значит, время?
Кацуро почувствовал, что отец не стал договаривать: мол, ты же не собирался приезжать, пока не достигнешь желаемого.
– Если хочешь, чтобы я уехал, могу и уехать.
– Кацуро! – в голосе Канако звучал упрек.
Такэо устало махнул рукой.
– Этого я не говорил. Я занят, так что не болтай ерунды.
С этими словами он быстро отошел.
Глядя мужу в спину, Канако сказала:
– Спасибо, что приехал. Мы уже думали, что не увидим тебя.
Судя по всему, это мать велела Эмико позвонить брату.
– Эмико настаивала. Ты лучше скажи, как отец, – он так похудел. Сестра сказала, что ему опять было плохо…
Канако как-то обмякла.
– Он, конечно, делает вид, что все в порядке, но я вижу, как он ослаб. Ему ведь уже за шестьдесят.
– Разве?
Насколько он знал, Такэо женился на Канако, когда ему уже исполнилось тридцать шесть. В детстве Кацуро часто слышал рассказы о том, что отец был занят восстановлением «Уомацу» и искать невесту у него не было времени.
Незадолго до начала бдения, около шести вечера, стали собираться родственники. У Такэо было много братьев и сестер, так что только с его стороны пришло около двадцати человек. Кацуро в последний раз видел их больше десяти лет назад.
К нему подошел поздороваться дядя, который был младше отца на три года. Он радостно протянул ладонь для рукопожатия.
– Ого, Кацуро! Хорошо выглядишь. Я слышал, ты все еще в Токио. Чем занимаешься?
– Да так, всяким разным, – увиливая от ответа, он сам себе был противен.
– Что значит – всяким разным? Ты что, взял академический отпуск и развлекаешься?
Он вздрогнул. Видимо, мать с отцом не сказали родным, что он бросил университет. Канако стояла поблизости и не могла не слышать их разговор, но отвернулась, не сказав ни слова.
Это было унизительно. Значит, Такэо и Канако не считают возможным рассказывать родным, что их сын хочет заниматься музыкой.
Но ведь и он сам не мог этого сказать. Это-то и было плохо.
Он облизал губы и посмотрел дядюшке прямо в лицо.
– Я бросил.
Дядя удивился:
– Что?!
– Бросил университет. Не закончил.
Уловив краем глаза, как напряглась Канако, он продолжал:
– Хочу заниматься музыкой.
– Му-у-узыкой?!
Дядя сделал такое лицо, будто в жизни не слышал этого слова.
Началось бдение, так что разговор прервался. Дядя обратился к кому-то из родственников, с недоумевающим видом обсуждал с ним что-то – наверное, выяснял, правда ли то, что сказал Кацуро.
Читали сутры, все шло по накатанной. Кацуро тоже зажег благовония. Бабушка ласково улыбалась с фотографии. Он помнил, как она баловала его в детстве. Была бы жива, наверняка поддержала бы его сейчас.
Когда бдение закончилось, все перешли в другое помещение. Там уже приготовили суши, пиво и другой алкоголь. Кацуро огляделся – остались только члены семьи. Поскольку бабушке было уже почти девяносто, печаль на лицах была не так уж глубока. Скорее царила атмосфера тихой радости, ведь встретились давно не видевшиеся родственники.
И вдруг прозвучал чей-то громкий голос:
– Хватит! Не лезь в чужой дом!
Кацуро не нужно было оглядываться, чтобы понять, что это отец.
– Что значит – чужой?! До переезда на нынешнее место это был дом покойного отца. Я, между прочим, тоже там жил.
Отцу возражал дядя, с которым Кацуро говорил до того. У обоих лица красные – видимо, от выпитого.
– Дом, который построил отец, сгорел в войну. Нынешний построил я. У тебя нет на него никакого права.
– Что ты такое говоришь? Ты смог начать дело на новом месте, потому что у тебя была вывеска, было имя: «Уомацу». А его ты получил от отца. Как можно закрыть лавку, ничего никому не сказав?!
– Кто сказал – закрыть? Я пока еще собираюсь продолжать бизнес.
– И как долго ты сможешь его продолжать с твоим здоровьем? Да ты даже ящики с товаром уже не можешь носить! Отпускать единственного сына учиться в Токио само по себе было глупостью! Для продажи рыбы наука не нужна!
– Ты что, продавцов рыбы дураками считаешь?! – Такэо встал.
Вот-вот могла начаться драка, но окружающие поспешно встряли и удержали спорщиков. Тогда Такэо опять сел.
– Надо же! О чем ты только думал? – Дядя сбавил тон, но продолжал бубнить, поднося ко рту чашечку саке. – Ишь – бросил университет, хочет заниматься музыкой. Как ты это позволил?!
– Заткнись. Тебя не спросил, – отвечал Такэо.
Снова грозила разгореться ссора, и тетки увели дядю подальше от отца.
Спор утих, но настроение у всех уже было подавленное. Вот уже кто-то поднялся с места: «Пожалуй, пойдем потихоньку», а за ним потянулись и другие гости.
– Вы тоже можете идти, – сказал Такэо жене и сыну. – За благовониями я присмотрю.
– Точно? Не устанешь? – заволновалась Канако, но Такэо недовольно буркнул:
– Что ты со мной как с больным?
Кацуро вместе с сестрой и матерью вышел из общественного центра. Но, пройдя немного, остановился и сказал:
– Извините, идите домой одни.
– Что случилось? Забыл что-то? – забеспокоилась Канако.
– Да нет… – промямлил он.
– Хочешь с отцом поговорить? – спросила Эмико.
Кацуро кивнул:
– Да, подумал, что стоит пообщаться.
– Ладно. Тогда пойдем, мама.
Но Канако не двигалась с места. Она некоторое время смотрела в землю, будто о чем-то задумавшись, а потом подняла глаза на Кацуро.
– Отец на тебя не сердится. Он считает, что ты можешь поступать как хочешь.
– Думаешь?
– Он поэтому и поругался с дядей.
– Угу. – Кацуро тоже так показалось.
«Заткнись, тебя не спросил» – эти слова, обращенные к дяде, звучали так, будто семья в целом приняла своеволие единственного сына. Но так ли это на самом деле?
– Отец ведь тоже хочет, чтобы твоя мечта сбылась, – сказала Канако. – И боится этому помешать. Ему тяжело от мысли, что ты откажешься от своей мечты из-за его болезни. Поговори с отцом, но не забывай об этом.
– Хорошо, я понял.
Он посмотрел вслед матери с сестрой и отправился обратно, в сторону центра.
Дела принимали такой оборот, которого он совсем не ожидал, садясь в поезд на Токийском вокзале. Он думал, что родители начнут его упрекать, а родственники – обвинять. Но отец с матерью защищали его. Он вспомнил, как три года назад они уходили из его квартиры. Как же им удалось изменить свое отношение после того, как они потерпели неудачу, пытаясь переубедить сына?