А с другой стороны, что плохого, если твои родные места снова оживились? Мало того! Он даже поймал себя на сожалении о том, что их магазин расположен не здесь.
Свернув с торговой улицы, он некоторое время шел по прямой, сразу попав в жилой район. С каждым его приездом сюда пейзаж немного менялся – один за другим строились новые дома. Поговаривали, что многие их жители ездили отсюда на работу аж в Токио. А ведь даже на экспрессе туда добираться часа два. «Я бы так не смог», – думал про себя Такаюки. Он сейчас снимал квартиру в Токио – небольшую, но с двумя спальнями, гостиной и кухней. Там они жили втроем с женой и почти десятилетним сыном.
1
И все-таки… Ездить, конечно, далековато, но, возможно, легче пойти на компромисс? В жизни не всегда все идет, как задумано. Может, стоило бы смириться с дальней дорогой на работу?
Миновав жилой квартал, он вышел на Т-образный перекресток. Свернул направо и зашагал по пологому холму вверх. Здесь он мог перемещаться даже с закрытыми глазами. Тело помнило все изгибы дороги – ведь он каждый день ходил по ней в школу.
Наконец справа показалось маленькое здание. Фонарь горит, но буквы на вывеске закоптились и плохо видны. Рольставни опущены.
Он остановился перед лавкой и снова взглянул на вывеску. «Тысяча мелочей Намия» – если подойти поближе, то можно разглядеть надпись, хоть и с трудом.
Между зданием и сараем – проход шириной примерно в метр. Такаюки вышел через него на задний двор. Когда он учился в начальной школе, ставил здесь велосипед.
Вот и черный ход. Возле двери прикреплен ящик. Когда-то им привозили молоко. Они отказались от него десять лет назад, вскоре после смерти матери. А ящик так и остался.
Рядом – кнопка. Раньше, если ее нажать, звенел звонок. Сейчас уже нет.
Такаюки потянул ручку двери. Как он и ожидал, она легко открылась. Всегда так.
Перед приступкой стоят привычные сандалии и старые кожаные туфли. Обе пары принадлежат одному человеку.
«Добрый вечер», – тихонько сказал он. Ответа нет. Не дожидаясь, он прошел внутрь. Снял обувь и поднялся на приступку. Сразу у входа – кухня. Дальше – комната в японском стиле, а за ней – лавка.
Одетый в рабочие штаны момохики и свитер, Юдзи сидел за столиком в комнате – на коленях, как положено, и совершенно неподвижно. Он повернул к Такаюки только голову. Очки сползли на кончик носа.
– Ты, что ли?
– Что значит – «что ли»? У тебя не заперто. Сколько можно говорить: закрывай двери!
– Да ладно. Если кто-то придет, я сразу услышу.
– Не услышал же. И голос мой не слышал, так?
– Слышал что-то, но задумался, отвечать не хотелось.
– Опять упрямишься?
Такаюки положил на столик маленький бумажный пакет, который принес с собой, и сел по-турецки.
– Держи, привез твоих любимых булочек от Кимуры.
– Ух ты! – Глаза Юдзи сверкнули. – Вот спасибо!
– Не за что.
Юдзи с кряхтеньем поднялся и взял пакет. Алтарь рядом с ним стоял открытым. Он положил булочки на подставку и, стоя, дважды позвонил в колокольчик, а потом снова сел на место. Он выглядел маленьким, похудел, но для своих почти восьмидесяти лет держался очень прямо.
– Ты ужинал?
– По дороге домой поел собы. У тебя переночую.
– Ясно. А Фумико предупредил?
– Конечно. Она тоже о тебе беспокоилась. Как ты?
– Все хорошо, спасибо вам. Необязательно было специально приезжать.
– К тебе сын приехал, а ты – «необязательно»!
– Я просто говорю, что не стоило беспокоиться. Да, кстати, я ванну принимал, вода осталась. Наверное, еще не остыла, так что можешь тоже искупаться, когда захочется.
Во время разговора Юдзи смотрел на столик. Там лежал листок, а рядом – конверт. Письмо было адресовано «В лавку Намия».
– Это что, сегодняшнее? – спросил Такаюки.
– Нет, пришло вчера ночью. Я только утром увидел.
– Так ведь ты должен был утром ответить на него!
Ответы на вопросы, которые люди присылали в лавку, на следующее утро должны были оказываться в ящике для молока – такое правило создал сам Юдзи. Поэтому он вставал в полшестого утра.
– Ничего, проситель тоже проявил внимание: сказал, что, раз сам написал ночью, можно с ответом задержаться на день.
– Тогда понятно.
«Странно все это», – думал Такаюки. Почему хозяин мелочной лавки должен решать проблемы других? Разумеется, он знал, как до этого дошло. Даже из журнала приезжали, брали интервью. После этого количество писем с вопросами увеличилось. Были серьезные вопросы, но большинство оказывались шуточками. Немало было и откровенно враждебных. Однажды за один вечер принесли тридцать с лишним писем. Все они явно были написаны одной рукой, и все были про какую-то ерунду. Но даже на них Юдзи попытался ответить. Разумеется, тогда Такаюки велел ему не заниматься глупостями.
– Это ведь явно чья-то шалость. Будет глупо отнестись к ним серьезно.
Но вразумить старого отца не удалось. Более того, он печально сказал:
– Ничего-то ты не понимаешь.
– И чего же я не понимаю? – обиженно спросил Такаюки, и Юдзи с невозмутимым видом объяснил:
– Не важно, угрожает мне человек или балуется, – если он написал в лавку Намия, его письмо, по сути, ничем не отличается от других, где люди делятся своими проблемами. У него где-то в сердце дыра, и оттуда льется что-то важное. Это легко доказать: эти шутники обязательно приходят заглянуть в ящик. А это значит, что каждому из них ужасно хочется узнать, какой ответ дал дедок из лавки Намия на его письмо. Сам подумай. Пусть даже это дурацкие вопросы, но ведь сколько надо стараться, чтобы придумать целых тридцать штук! Раз он затратил столько усилий, наверняка рассчитывает получить ответ. Поэтому я и пишу. Стараюсь, обдумываю. Нельзя игнорировать голос человеческого сердца.
Юдзи действительно исправно ответил на каждый вопрос из этих тридцати писем, сочиненных, как он думал, один и тем же человеком, и к утру положил их в ящик. И действительно, к тому времени, как он открыл магазин в восемь утра, письма забрали. После этого подобных шуток не было, а потом, как-то ночью, внутрь просунули бумажку с одной строчкой: «Извините. Спасибо». Почерк был поразительно похож на почерк автора тех тридцати писем. Такаюки никогда не забудет, какой гордостью светилось лицо отца, когда он показал сыну это послание.
Наверное, это и называется «найти смысл жизни». Когда десять лет назад мать Такаюки скончалась из-за болезни сердца, Юдзи совсем пал духом. Дети к тому времени уехали из дома. Пришло тяготящее почти семидесятилетнего старика одиночество, и он утратил волю к жизни.
У Такаюки была старшая сестра, Ёрико – её имя означало «надёжная», – разница между ними – два года. Но она жила с родителями мужа, и надеяться на нее не приходилось. Взять на себя заботу о Юдзи, если возникла бы такая необходимость, кроме Такаюки, было некому. А он ведь тоже только обзавелся семьей. Жили они в крохотной квартирке, предоставленной компанией, и взять к себе отца не могли.
Наверное, Юдзи понимал их обстоятельства. Теряя силы, он тем не менее вовсе не собирался закрывать лавку. Такаюки утешал себя тем, что отец держится.
Но однажды неожиданно позвонила Ёрико.
– Не могу поверить! Отец прямо ожил! Он выглядит даже лучше, чем когда мать была жива. Пожалуй, можно успокоиться. Пока, по крайней мере, все в порядке. Как-нибудь заскочи к нему – ох и удивишься!
Голос сестры, которая впервые за долгое время навестила отца, звенел радостью. А потом она возбужденно спросила:
– А знаешь, чего отец так оживился?
Такаюки ответил, что понятия не имеет, и она продолжила:
– Конечно, откуда бы. Я, когда услышала, еще больше поразилась.
Когда она наконец соизволила объяснить, в чем дело, выяснилось, что отец занялся чем-то вроде консультирования по личным вопросам.
Такаюки сначала не понял, о чем речь, только удивился: что еще за консультирование? И в следующие выходные приехал к отцу. Он увидел совершенно невероятную картину. У лавки собралась толпа. В основном это были дети, но попадались и взрослые. Они смотрели на стену, обклеенную листами бумаги, и смеялись.
Такаюки подошел поближе и взглянул поверх детских голов. На стене висели листки почтовой бумаги, а также вырванные из тетрадей. Иногда попадались и маленькие бумажки для заметок. Он всмотрелся. На одном было написано:
«Подскажите. Хочу получить высшую оценку за тест, но так, чтобы не учиться и не хитрить, не списывать. Что делать?»
Писал явно ребенок. Ответ был прикреплен ниже – Такаюки узнал знакомый почерк отца: «Попроси учителя, пусть подготовит тест про тебя. Ты про себя все знаешь, так что все ответы будут верными».
Что? Какие же это консультации? Остроумные шуточки.
Он почитал и другие вопросы, но все они были в том же духе: «Хочу, чтобы пришел Санта-Клаус, но в квартире нет дымохода, что делать?», «Если Земля станет планетой обезьян, где учиться обезьяньему языку?» и так далее. Однако на каждый вопрос Юдзи давал серьезный ответ. Кажется, ему это нравилось. Рядом стоял ящик со щелью для писем, на нем висел листок с надписью: «Ящик для вопросов. Задавайте любые. Лавка Намия».
– Ну, считай, что я так развлекаюсь. Повелся на подначки местных детишек, отступать было некуда, вот я и занялся этим. Как ни странно, всем понравилось, люди приходят издалека, чтобы прочитать мои ответы. Не знаю, что уж им так приглянулось. Вот только эти чертенята стали такие сложные вопросы задавать, что иногда я часами ломаю голову. Очень это все непросто.
Юдзи виновато улыбался, но лицо его светилось энергией. Он выглядел совсем не так, как после смерти жены. Сестра не соврала.
Эти советы, которые стали для Юдзи смыслом жизни, сначала были больше забавой, но постепенно стали появляться и серьезные запросы. Такие письма уже не стоило вывешивать на всеобщее обозрение, и система изменилась: Юдзи стал использовать щель для писем в рольставнях и ящик для молока. Правда, забавные вопросы он все так же вывешивал на стене.