Вернулся Сёта. Закрыл за собой дверь. Сразу же снаружи дрогнули рольставни.
– Пойду принесу, – заторопился Кохэй.
Ацуя посмотрел на Сёту. Их взгляды встретились.
– Интересно, что она напишет, – сказал Ацуя.
Сёта пожал плечами.
Вернулся Кохэй с конвертом в руке.
– Можно я первый прочитаю?
– Давай, – одновременно ответили Ацуя и Сёта.
Кохэй принялся читать письмо. Сначала на его лице отражалось радостное предвкушение, но постепенно взгляд его посуровел. При виде того, как приятель начал грызть ноготь большого пальца, Ацуя и Сёта переглянулись. Кохэй всегда так делал, когда паниковал.
Письмо состояло из нескольких страниц. Они еле дождались, когда Кохэй дочитает все до конца, и Ацуя сразу протянул руку.
«В лавку Намия.
Я прочитала ваше второе письмо. И раскаялась еще больше.
Скажу честно: ваши подозрения по поводу того, что меня опьянила яркость и доступность денег, меня разозлили. Неужели кто-то где-то действительно берется за такую работу просто для развлечения?!
Но, немного успокоившись, я поняла, что ваши слова верны. Вполне естественно не доверять девятнадцатилетней девочке, которая пишет, что собирается открыть свое дело.
Признаюсь: я зачем-то скрыла от вас кое-какие факты, но сейчас собираюсь все рассказать.
Пишу уже в третий раз: я намерена стать экономически самостоятельной. Причем эта самостоятельность должна быть очень значительной. Скажу честно: я хочу много зарабатывать. Но не из-за собственной жадности.
Я в детстве потеряла родителей и шесть лет, до окончания начальной школы, жила в детском доме под названием “Марукоэн”.
Впрочем, мне еще повезло – как раз при переходе в среднюю школу меня взяли к себе родственники. Окончить школу я смогла благодаря им. В детском доме я видела ребят, которым довелось испытать на себе издевательства со стороны родных отца и матери. Были случаи, когда приемные родители брали к себе детей только ради пособия, а сами даже толком не кормили их. Я всегда считала себя очень везучей, особенно по сравнению с другими.
Вот почему я должна отплатить им за их доброту. Однако у меня мало времени. Эти мои родственники старенькие, они не работают, живут на скудные накопления. Я одна могу им помочь. Вот почему меня не устраивает только разливать чай да делать копии в компании.
Да, у меня есть план по созданию собственного бизнеса. Разумеется, я коплю деньги, но у меня есть и надежный консультант. Это клиент нашего заведения, он помогал открывать несколько заведений общественного питания. Есть у него и свой ресторан. Он пообещал, что, когда я встану на ноги, поможет мне во всем.
Впрочем, возможно, у вас и тут возникнут сомнения. Почему этот человек так любезен со мной?
Расскажу все честно. Сейчас он предлагает мне стать его любовницей. Если я соглашусь, обещает выплачивать мне ежемесячное пособие. Это немалые деньги. Я подумываю принять его предложение. Не могу сказать, что он мне не нравится.
Вот мои ответы на ваши вопросы. Надеюсь, теперь вы видите, что я стала хостес не по недомыслию. Или вы все равно не чувствуете моего серьезного отношения? Наверное, вы и это назовете мечтами маленькой девочки? Тогда я буду рада услышать ваши замечания: что не так, чего не хватает.
Большое спасибо.
Заблудившийся Щенок».
4
– Съезжу к станции, – сказала Харуми в спину Хидэё, которая возилась на кухне. В воздухе чувствовался запах кацуобуси.
Хидэё – она приходилась девочке двоюродной бабушкой, но та всегда звала ее тетей – обернулась и кивнула. Она как раз отлила в маленькую плошку и пробовала на вкус бульон.
Харуми вышла из дома и оседлала велосипед, стоявший у ворот.
Она надавила на педали. Вот уже третий раз она выходит из дома так рано. Наверное, Хидэё удивляется. Но ничего не спрашивает – доверяет воспитаннице. Та действительно ничего плохого не делает.
Она двигалась по обычному маршруту в обычном темпе и наконец добралась до цели.
Вчера ночью прошел дождь – наверное, поэтому вокруг «Тысячи мелочей» все было в туманной дымке. Харуми удостоверилась, что вокруг никого нет, и зашла в проход сбоку от здания. В первый раз у нее ужасно колотилось сердце, но теперь она привыкла.
С обратной стороны в магазине был черный ход, а прямо возле него стоял старый ящик для молока. Она сделала глубокий вдох и взялась за крышку. Открыла – там, как и раньше, лежал конверт.
У нее вырвался вздох облегчения.
Она вышла из прохода, снова села на велосипед и поехала обратно. Интересно, что ей написали в третий раз? Она изо всех сил давила на педали, горя от нетерпения увидеть, что в письме.
Харуми Муто приехала домой в субботу на второй неделе августа. Повезло, что и дневная работа, и клуб в Синдзюку, где она работала вечерами, закрылись на летние каникулы Обон одновременно, иначе не удалось бы вырваться. В компании взять отпуск после или перед Обоном было бы сложно. В клубе, наоборот, всегда можно было отпроситься, если предупредить заранее, но она сама не хотела прерывать там работу. Надо было зарабатывать, пока есть возможность.
Впрочем, «домой» – не значило туда, где она родилась. На доме табличка с именем Тамура.
Когда Харуми было пять лет, ее родители погибли в автокатастрофе. Случилось почти невозможное: со встречной полосы через отбойник-разделитель вылетел грузовик. Она сама тогда была в детском саду, их готовили к празднику. Девушка и сейчас не может вспомнить, как ей сообщили о случившемся. Она должна была ощущать всепоглощающее горе, но эти чувства полностью исчезли из памяти. То, что она потом полгода не разговаривала, тоже знает только из рассказов других.
Какие-то родственники у них были, но они почти не общались. Разумеется, и взять ее к себе никто не пожелал. Руку помощи ей тогда протянули супруги Тамура.
Хидэё Тамура была старшей сестрой ее бабки по матери, то есть двоюродной бабушкой. Дед Харуми погиб на войне, бабушка тоже умерла от болезни почти сразу после войны, и Хидэё любила девочку, как собственную внучку. Других родственников у малышки не было, так что можно сказать, что это было даром судьбы. Двоюродный дед тоже оказался добрым и хорошим человеком.
Однако счастье длилось недолго. У супругов Тамура была дочь, и вскоре она заявилась к родителям вместе с мужем и детьми. Позже Харуми узнала, что этот самый муж потерял свой бизнес, наделал огромных долгов, и семья уже не могла жить в своем доме.
Ко времени поступления в начальную школу Харуми отдали в детский дом. При расставании тетя пообещала: «Я скоро за тобой приеду».
Обещание она выполнила через шесть лет. Семья ее дочери наконец уехала. В тот день, когда Харуми привезли домой, тетя сказала:
– У меня просто груз с души упал – во всех смыслах. Теперь смогу сестре в глаза смотреть.
И она взглянула на домашний алтарь.
По диагонали от дома семьи Тамура жила семья Китадзава, их дочь Сидзуко была на три года старше Харуми. Когда Харуми в первый раз оказалась у Тамуры, девочки часто играли вместе. Харуми поступила в среднюю школу, а Сидзуко – в старшие классы, так что, когда они встретились после долгих лет разлуки, соседка выглядела уже совсем взрослой.
Она обрадовалась встрече с Харуми. Со слезами на глазах сказала, что очень волновалась о маленькой подружке.
С того дня расстояние между девочками внезапно сократилось. Сидзуко заботилась о Харуми и баловала ее, словно младшую сестренку. Харуми обожала подругу, как родную сестру. Дома стояли близко, так что они в любой момент могли встретиться. Вот и в этот приезд Харуми радостно предвкушала встречу.
Сидзуко училась на четвертом курсе физкультурного института. Еще в старших классах она начала заниматься фехтованием и сейчас уже достигла такого уровня, что надеялась попасть на Олимпиаду. Обычно она ездила на занятия из дома, но, когда ее выбрали как подающую надежды спортсменку, количество тренировок увеличилось, она начала выезжать на международные соревнования и часто подолгу отсутствовала.
Но это лето она проводила у родителей. Московскую Олимпиаду, куда она стремилась попасть, японское правительство бойкотировало. Харуми беспокоилась, что подруга страшно расстроится, но опасения оказались напрасны. Лицо девушки, по которому Харуми так соскучилась, выглядело безмятежно. Не пришлось даже избегать разговоров об Играх. По словам Сидзуко, последний отбор она не прошла и с этого момента вздохнула с облегчением.
– Жалко тех, кого отобрали, – только в этот момент в ее голосе прозвучала печаль – Сидзуко всегда была доброй.
Харуми не видела ее года два. Когда-то хрупкое тело подруги теперь налилось мощью, как и положено телу спортсменки. Широкие плечи, плотные бицепсы – получше, чем у нынешних чахлых мужчин. Впрочем, подумала Харуми, она много тренировалась, стремилась попасть на Олимпийские игры, а значит, ее никак нельзя сравнивать с обычными людьми.
– Мама мне все время говорит, что, когда я дома, ей кажется, что комнаты уменьшились, – сказала Сидзуко и по давней привычке наморщила нос.
Про лавку Намия Харуми услышала от подруги, когда они возвращались домой после того, как ходили посмотреть на танцы Бон-одори. Девушки обсуждали свои мечты о будущем, о замужестве, и вдруг Харуми спросила:
– Если придется выбирать между фехтованием и любимым, ты что выберешь?
Ей из вредности захотелось поставить подругу в тупик.
Сидзуко остановилась и посмотрела на Харуми в упор. В ее глазах сверкнула какая-то проникающая в душу честность. И внезапно по щекам ее полились слезы.
– Ой, ты что?! Я что-то не то сказала? Прости! Я не хотела тебя огорчить! – поспешно принялась извиняться растерявшаяся Харуми.
Подруга покачала головой и вытерла слезы рукавом юката. На лицо ее вернулась улыбка.
– Ничего. Прости, я тебя напугала. Ничего страшного, все нормально, – помотала она головой и снова зашагала вперед.