Возвращаюсь к печенью. Я доела кругленькие и те, что в форме кренделя, и собираюсь приступить к прямоугольным, как слышу звонок в дверь.
Смотрю на часы – время десять сорок пять. Я почти два часа уплетала печенье и, поглощенная темными мыслями, бесцельно пялилась в пустоту. Звонок – и тишина. В этот раз за дверью никакого голоса. Значит, это не Аделаида. Трофео, конечно, не разговаривает, но он еще ни разу ко мне не приходил, и с чего бы ему делать это сегодня?
Я прислушиваюсь. Звонок раздается еще раз. У меня нет абсолютно никаких сил встать. Даже если что-то случилось, я слишком измождена, чтобы идти разбираться и помогать. Почему никто не понимает, что мне тоже бывает нужна помощь?
Снова тишина. Кажется, слышу, как кто-то спускается или поднимается по лестнице – не разобрать. «Мой сосед», – вдруг приходит мне в голову. Он что, меня ищет?
Я снова беру бутылку. Нечего тут фантазировать. Как будто ему нечего делать в воскресенье вечером, кроме как искать меня и думать о дюбелях для витрины. Честно говоря, я уже не хочу ничего ему вешать. Найдет кого-нибудь другого, ничего страшного. Найти замену можно кому угодно, а уж мне-то тем более. Тот еще уникум – жду конца света в заваленной хламом квартире.
Вино на вкус кислее, чем обычно, – в желудке что-то сжимается. Тени на потолке говорят друг с другом на языке танца, которого я не знаю. У меня кружится голова, я теряю опору, мне кажется, будто я куда-то проваливаюсь. Я делаю глубокий вдох и вытаскиваю себя.
Двор залит светом полной луны. Похоже на декорацию. Прямо напротив меня, высунувшись в окно, курит парнишка, рядом пара молодых врачей в очередной раз драит квартиру, а на балконе женщины с шестого этажа подъезда B восседает огромных размеров кот со светящимися глазами. А есть и те, кто никогда не открывает ставен.
В Крепости, когда я открывала окно, комната неизменно наполнялась запахом травы и листвы, или цветов, или влажной земли, или снега. Что я здесь делаю?
Мне кажется, будто кто-то снова стучит в мою дверь, легонько, почти неслышно. Я делаю пару шагов в сторону коридора, чтобы понять. На часах половина двенадцатого. Да, кто-то и правда стучит. Очень тихо, будто шурша. Абсолютная тишина, только вот этот звук. Тук-тук. Вот опять.
Никто никогда меня так не искал, как сегодня! Внезапно я стала для всех существовать: моя входная дверь ведет не в пустоту, а ко мне в квартиру, люди интересуются, дома ли я. Это была бы прекрасная новость, будь я в состоянии ей радоваться. Я делаю глоток вина. Продолжаю слушать. Тук-тук. Слышу шаги соседа у себя над головой.
Я плетусь в кабинет-мастерскую, беру перьевую ручку. Карточка с жирафами расплывается у меня перед глазами. Закрываю глаза, открываю. Опираюсь ладонями на верстак. Пытаюсь сосредоточиться. Может, рано или поздно я все-таки заявлюсь к нему с подходящими дюбелями. А может, и нет. Вот что мне нужно ему сказать:
«Время – лучший писатель. Всегда находит правильную концовку».
Прежде чем открыть дверь, проверяю в глазок, не стоит ли кто-нибудь снаружи.
– Ну наконец-то!
Я прекрасно знаю это созданьице, но я никак не ожидала увидеть его у себя перед дверью: Арья слишком маленькая, чтобы ее можно было увидеть в глазок.
– Мама тебя уже обыскалась! Пойдем! – Девочка протягивает мне руку, ожидая, что я ее возьму.
– Арья… – выдавливаю я из себя, но на этом мои слова заканчиваются. Я чувствую на ресницах что-то мокрое.
Мне не свойственно отказывать людям, но я все для себя решила. Я не хочу больше вводить в заблуждение ни себя, ни других.
– Я сейчас не могу с тобой пойти, – отвечаю я упавшим голосом. – Зайду как-нибудь в другой раз.
– У мамы появилась идея, как можно спасти магазин! Ты должна прийти!
Я уныло качаю головой.
– Я всегда буду вашей подругой, но магазин обречен. Город выбрал свое направление, – говорю я ей, будто она может меня понять. – И его не остановить.
Она опускает руку и окидывает меня расстроенным взглядом. Я ее подвела.
– Ну ладно, значит, пока, – говорит она, прежде чем развернуться и поплестись к лестнице.
Я стою как вкопанная и провожаю ее взглядом. В руке у меня записка для соседа. Я хотела подняться и просунуть ее ему под дверь. Что за дурацкая идея. Это работа. Я пообещала прийти сегодня и не явилась. Не знаю, звонил ли он мне в дверь, чтобы меня поторопить, но завтра я в любом случае вернусь к нему с дюбелями – и покончим с этим.
Заходя обратно, я, однако, натыкаюсь на записку. Записку, лежащую на моем пороге, которую я не заметила, открывая дверь.
«Ты можешь опоздать, но время – нет».
32
С тех пор как мне исполнилось семь лет, отец раз в месяц, независимо от времени года, завязывал нам с братом глаза, отводил нас в далекое, незнакомое нам место в лесу, который окружал Крепость, и оставлял нас там. Каждый раз место было разным. С собой у нас было по литру питьевой воды на человека, фонарик, изотермическое покрывало, четыре энергетических батончика и швейцарский нож. Мы должны были отыскать дорогу домой, ориентируясь по местности.
– Компас может сломаться или его могут украсть, а если вы научитесь слышать то, что вам говорит природа, вы сможете найти дорогу откуда угодно, – объяснял он нам. Говорил, что подстрахует нас, будет следить за нами так, чтобы мы не видели. Но если нам будет по-настоящему грозить опасность, он вмешается.
И вот однажды январским утром, через несколько месяцев после нашей поездки в Милан, Андреа как-то неосторожно поставил стопу и поскользнулся на покрытом мхом камне. Падая, он сломал лодыжку. Он кричал от боли, пытаясь встать, но у него не получалось. Сев на ковер из сухих листьев, устилавших склон холма, он схватился руками за ногу.
Я сразу же подбежала к нему и села рядом.
– Сильно болит?
Хоть мне и было всего двенадцать, я умела оказывать первую помощь практически при любых травмах и несчастных случаях: при отравлении газом, кровотечении, поверхностных и глубоких ранах, обморожении, обмороке, ударе током, укусах змей и насекомых. И разумеется, при переломе.
– Можешь пошевелить ногой?
– Да, – ответил брат, даже не пытаясь. На лице его читалась неописуемая боль.
– Попытайся, – настаивала я, подыскивая подходящую палку.
В лесу было темно, над нашими головами висела огромная дождевая туча. Предыдущей ночью была гроза.
Андреа вытянул ногу и попытался подвигать из стороны в сторону стопой в походном ботинке.
– Я тебя ненавижу! – прокричал он что есть силы, сжав кулаки и глядя на небо, будто говорил с Богом, но Бог у нас с ним был один – наш отец.
– Нам нужно убираться отсюда, – сказал он мне, задыхаясь.
– Да, – ответила я. – Пойдем… домой.
Я почувствовала, что он имеет в виду что-то совсем другое, но понадеялась, что ошибаюсь: это было бы богохульством.
– Не домой, – прошептал он. – Мы должны сбежать, Гея.
– Что ты такое говоришь?.. – Я хотела зафиксировать ему лодыжку, но у меня тряслись руки.
– Вернемся в город, к бабушке.
– Не волнуйся, Андреа, я рядом, – ответила я, чувствуя, как по спине пробежала дрожь. Только в этот момент я начала осознавать, насколько мне страшно действительно быть рядом. Я даже не могла представить себе, как это – не вернуться домой. Я любила своего брата, но он не имел права ставить меня перед выбором.
Я продолжила искать палку, осматриваясь вокруг в надежде заметить отца. Я представила, как он выйдет из-за дерева, подбежит к нам, поможет Андреа, прижмет меня к себе и скажет, что он здесь, что мне не о чем беспокоиться, что все хорошо. Это было бы все равно что очнуться от кошмара и обнаружить, что на самом деле мы лежим дома под теплыми одеялами и нам ничего не угрожает. И в этот момент у нас больше не будет причин сбегать, мы получим доказательство, что мы так же счастливы, как другие семьи, что мой брат просто запаниковал и все себе навыдумывал. Мы можем остаться. Нам не нужно выбирать.
– Папа? – звала я его, но раз за разом в ответ до меня долетал только шум начавшегося дождя и стоны Андреа. – Папа! – прокричала я еще раз, но слышали меня только небо и лес.
– Да хватит уже его звать! – вспылил мой брат. – Ты ведь знаешь, что он не придет! Нет его здесь!
Знала ли я? Наверное, тогда я еще не знала, наверное, я осознала это только в тот момент, мне пришлось это осознать. Наш отец не шел за нами по лесу, не оберегал нас тайком. Вернемся мы домой или нет, зависело только от нас. Он поступал так, чтобы не было соблазна помочь нам? Вероятно. Чтобы сделать нас сильнее, убедиться, что мы выживем, если произойдет катастрофа? Возможно. Это была такая любовь?
«Довольно», – сказала я себе, стараясь не обращать внимания на роящиеся у меня в голове вопросы и на увещевания Андреа, который все повторял, что нам нужно найти шоссе, где бы оно ни было, пойти по нему и больше не возвращаться.
Я сняла с себя шарф и примотала им палку к голени брата. Он закричал от боли, но позволил мне завершить начатое. Путь до нашего дома был не близок, и я даже не знала, в каком направлении нам идти. Я подняла с земли еще одну палку и дала ее Андреа, чтобы он опирался на нее, как на трость. Мы оказались неизвестно где посреди леса, но мы обязательно выберемся.
– Пошли, – сказала я, кладя себе на плечо его руку. – Держись за меня.
Мне всего только и нужно было, что определить направление. Дождь уже лил как из ведра. Если лес простирался в основном к северу от Крепости, значит, наш дом должен был находиться на юге. Чтобы найти юг, достаточно было бы просто посмотреть, в какую сторону предметы отбрасывают тень, жаль только, что солнца не было, небо черное. Тогда нужно взглянуть на кроны деревьев – с южной стороны листва гуще – и обратить внимание на камни: нам туда, где нет мха.