Он отхлебнул кофе, а потом поставил чашку.
— Я руководил молодежным лагерем в Уорм-Бич.
Аликс понятия не имела о том, что это такое.
— Все это время?
— Не все. Но церкви нужна была помощь в организации, поэтому я поработал в Стэнвудском офисе пару недель.
— Ууу.
Он второй раз упомянул церковь, и Аликс почувствовала смутные подозрения.
— Приятно знать, что ты обо мне скучала, — тихо сказал он.
— Я этого не сказала, — отрубила она, защищаясь несколько активнее, чем намеревалась.
Он хихикнул. Аликс почувствовала облегчение, когда поняла, что Джордан на нее не обиделся.
— Ну, может, совсем чуть-чуть.
— Рад это слышать.
— И много молодежных лагерей тебе придется еще организовывать?
Он вздохнул:
— Я не знаю. Надеюсь, что нет. Когда я принимал сан молодежного наставника, то ожидал, что мне придется работать с подростками здесь, в районе Цветочной улицы.
Аликс показалось, словно мир рушится.
— Ты… проповедник?
— Молодежный священник, — поправил ее Джордан. — В настоящее время я работаю в Свободной методистской церкви в этом районе, в той, что сразу за Цветочной улицей.
Его губы задвигались, словно он пытался подавить смешок.
— Что тут смешного? — буркнула она раздраженно.
— Ничего. Просто, судя по тебе, это звучит, словно быть священником — это все равно что главарем наркокартеля. Или того хуже.
— Просто это… — Аликс была ошеломлена и не могла подобрать нужных слов, как всегда, когда она волновалась.
— Я — молодежный священник, Аликс, — сказал он и, касаясь ее руки, улыбнулся. — Неужели ты меня не помнишь?
— Так это ты!
Проклятье, Аликс так и думала! И больше всего на свете хотела первой хотя бы намекнуть на их знакомство.
— Помнишь шестой класс в Джексоновской начальной школе? Я и сам не сразу все сопоставил.
— Я тоже думала, что это, возможно, ты… Поверить не могу!
У нее в голове пронеслись воспоминания о начальной школе, и она сощурилась, пристально глядя на него.
— Мы в одном классе учились, помнишь?
— Что я помню, — сказал Джордан, широко улыбаясь, — так это то, что ты сидела с Джимми Буркхартом.
Аликс помнила Джимми, словно это было вчера. Она разбила ему нос до крови, и ее вызвали в кабинет директора, и все потому, что Джимми дразнил, говоря, что она хочет замуж за Джордана Тернера. Она и половина остальных девчонок в шестом классе с ума сходили по сыну проповедника, — и Джордан, очевидно, пошел по стопам своего отца. Он стал священником.
«Черт, разве ты этого не знала?»
— У меня была для тебя валентинка.
Она уставилась на него, охваченная воспоминаниями о том судьбоносном для нее годе — о том самом годе, когда ее мать пыталась убить отца.
— Я принес валентинку в школу, а ты не пришла, а потом вообще больше не появилась.
Аликс не ответила. В ночь перед вечеринкой шестиклассников в честь Дня святого Валентина ее мать выстрелила в ее отца. Оба родителя сильно напились, за чем последовала неизбежная драка. Вскоре приехала полиция и вслед за ней — парамедики. Мать увели в наручниках, а поскольку у них не было родственников, которые могли бы взять к себе детей, Аликс и ее брата отдали в приют. Как это ни печально, та ночь стала концом семейной жизни Аликс. Ее мать посадили в тюрьму, а отец, как только выписался из больницы, ушел куда глаза глядят и потерял связь с детьми. Вскоре они с Томом попали под государственную опеку. Из-за этой суматохи Аликс так и не вернулась в Джексоновскую начальную школу… и не получила валентинку, которую, как утверждает Джордан, он приготовил для нее.
— Итак, — сказал Джордан, наклоняясь ближе, — все это время я думал, что бы ты сказала, если бы в шестом классе я попросил бы тебя быть моей Валентиной.
Аликс чуть было не рассмеялась вслух. Ну и ну! Дочь пьяниц и сынок проповедника. Она почему-то не думала, что их отношения продолжатся.
Глава 17 ЛИДИЯ ХОФФМАН
С небольшой практикой и терпением наши руки научатся вязать, тогда наш мозг будет свободен, чтобы насладиться процессом.
Мой бизнес набирает силу, и я довольна. Я распродала большую часть своего ассортимента. Я уже сделала второй заказ пряжи у своего основного поставщика. Мой первый курс для начинающих официально подходил к концу. Не могу поверить, что шесть недель пролетели так быстро. Я была поражена, что спустя пять педель все три ученицы заявили, что хотят продолжать, поэтому согласилась продлить курс обучения. Поскольку теперь каждая, за исключением Аликс, работала над своим собственным изделием, я предложила группе поддержки вязания встречаться в пятницу днем. Таким образом, все трое могут приносить все, что пожелают, и работать над этим, а я буду с ними, чтобы помогать на каждой стадии развития их навыков. Несмотря на различия, три эти совсем не похожие друг на друга женщины сдружились. Я могла проследить, как это произошло. Они стали подругами друг для друга и моими подругами тоже.
Что же касается умения вязать, то Кэрол, лучшая мастерица, начала вязать шляпку из валяной шерсти.
Аликс и Жаклин все еще сражались с основными петлями, но у Аликс для вязания время ограниченно, а Жаклин… Ну, Жаклин меня волнует. Очевидно, она не в восторге от своей невестки, хотя никогда не говорит об этом прямо. Жаклин сейчас стала поглядывать на другие изделия и склоняется к более дорогой пряже. Аликс платит за свою пряжу каждую неделю, отчего можно сделать вывод, что это для нее сущая расточительность. И все-таки группа просто не была бы собой без нее.
Я как раз готовилась закрывать во вторник вечером магазин, когда увидела, как моя сестра переходит улицу и направляется к моей двери. Она приходила сюда всего один раз — в день открытия магазина. И с гордостью прогнозировала мой финансовый крах, но я не дам ей больше унижать меня. Я собралась с силами, чтобы противостоять ей.
Когда Маргарет вошла в магазин, я поняла: что-то не так. Она пришла не для того, чтобы сеять гибель и мрак или сурово бичевать меня. Лицо у нее было бледным, казалось, она вот-вот расплачется.
— Маргарет, в чем дело? — поспешила я к ней.
— Я… я… — Она не могла вымолвить и слова и так крепко схватила меня за руку, что я чуть не вскрикнула.
— Ну же. — Я повела ее в подсобку, где у меня был стол и стулья для занятий с моей группой. — Садись. Принести тебе стакан воды?
Маргарет покачала головой. Я никогда не видела свою сестру такой удрученной. Не могу представить, что вызвало ее горе и подвигло обратиться ко мне.
— Звонили от доктора Абрамса, — сказала она, глядя на меня, словно я могу постичь проблему из этих крох информации.
Я понятия не имела, кто такой этот доктор Абрамс. Подумала, что, возможно, Мэтт заболел или с ним произошел какой-то несчастный случай. Душа моя наполнилась страхом.
— Это насчет мамы? — спросила я.
Что-то случилось с мамой вскоре после потери отца? Мысль об этом привела меня в ужас.
— Нет! — воскликнула она. — Это насчет меня! Доктор Абрамс сказал, что мне нужно переснять маммограмму. — Она снова схватила меня за руку. — Похоже… кажется, у меня опухоль груди.
Сестра уставилась на меня широко раскрытыми, полными страха глазами.
Должна признаться, я была в шоке и уселась рядом с ней. Давление на мою кисть усилилось, когда она догадалась, что я поняла.
— Я так боюсь, — прошептала Маргарет.
— Это еще не значит, что у тебя рак. — Я пыталась говорить убедительно, но это было нелегко.
Маргарет думала то же самое. Я уже была на короткой ноге с болезнью, начинающейся с буквы «р». Мама и папа всегда беспокоились, что нам передался по наследству какой-то генетический порок, от которого мы и подвержены этой болезни. Некоторые из наших предков умерли от рака. Когда мне в первый раз поставили диагноз, мама настояла, чтобы и Маргарет тщательно обследовали. Тогда все оказалось в порядке, но сейчас…
— На какой день назначили повторную маммограмму?
— Я только что там была… Медсестра мне ничего определенного не сказала. Доктор Абрамс ознакомится с результатами, а потом пригласит меня на осмотр.
— О, Маргарет, мне так жаль. Чем я могу тебе помочь?
— Я… не знаю. Я никому ничего не сказала.
— А Мэтту?
Маргарет тяжело вздохнула.
— Я не хотела его пугать.
— Но он же твой муж! Он имеет право знать.
— Я скажу ему, когда будет что сообщить.
Ее тон был холоден, и я поняла, что лучше не возражать. Моя сестра всегда поступает по собственному разумению. Давление на нее не поможет.
— Что ты почувствовала, когда у тебя обнаружили рак? — спросила Маргарет.
Мне пришлось напрячься, чтобы облечь это в слова. Во время первой болезни мне было шестнадцать лет, и я не знала, что делать тогда, не знала я, что делать, и во второй раз. День, когда мне сказали, что опухоль выросла снова, был самым плохим в моей жизни. Я прекрасно знала, что меня ждет впереди, и в некотором отношении смерть казалась предпочтительнее.
Я понимала, что это значит для моей сестры, и не могла скрыть своей реакции.
— Я тоже была напугана, — сказала я ей.
Она сильнее сжала мне руку.
— И долго ты это носишь в себе? — спросила я и ласково убрала прядь волос у нее с лица.
— Пять дней, — прошептала она, а потом настойчиво добавила: — Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.
— Конечно, — заверила я ее.
Маргарет никогда прежде меня ни о чем не просила, и я готова была соглашаться, не важно с чем.
— Не говори маме.
Я терпеть не могу что-то скрывать от нашей мамы, но в данном случае была согласна с Маргарет. Бесполезно расстраивать маму, пока мы ничего не знаем наверняка.
— Спасибо тебе, — прошептала она с явным облегчением.
— Все, что угодно, для тебя, Маргарет. И ты об этом знаешь.
Она не сводила с меня глаз.