На мгновение я заколебалась. И даже подумала, что, может, действительно стоит послушаться и уйти. Но в этот момент откуда-то появился мужчина и двинулся прямо в толпу. Я тогда запереживала, что сейчас начнется драка. Все происходило прямо как в настоящем фильме. Мальчишки настороженно смотрели на приближающегося мужчину.
«Эй, это же наш бывший учитель!» – крикнул кто-то из парней, и все бросились врассыпную.
Мальчик, который лежал на земле, еле-еле встал и тоже попытался убежать вслед за остальными. Но главное было не это. Мне стало так смешно, что я сама чуть не грохнулась на землю от хохота. Мужчина кричал что-то вслед убегающим мальчишкам, но я не разобрала ни слова. Но знаешь, что он крикнул в конце? «Эй вы, за-за-засранцы!»
Онджо, ты же знаешь, если уж я начну смеяться, то не могу остановиться. Даже если пытаюсь закрыть рот, все равно смех прорывается наружу. В общем, оказалось, что это был один из учителей, которые слушали мою лекцию. Он подождал, пока я не отсмеюсь до конца, и сказал: «А я так и знал, что вы любите посмеяться. Хо-хо-хо!»
Мама закончила свой рассказ, но на ее лице до сих пор сияла та самая улыбка. Однако Онджо было ни капельки не смешно. Наоборот, она подумала, что маме пора бы перестать смеяться над чем попало.
Морщинка на мамином лбу, которая появлялась, когда она смеялась, исчезла, и мама спросила:
– Тебе не смешно?
– …
Онджо стремительно убежала в комнату и захлопнула за собой дверь. Она понимала, что мама не может всегда жить памятью о папе.
– Ну и что с того? Ее сердце теперь принадлежит другому мужчине, только потому что он обозвал каких-то мальчишек засранцами? – бормотала Онджо, стоя перед зеркалом. Онджо нервно водила феном над головой и продолжала ворчать: – За-за-засранцы! Ну и что с того?
И вдруг ее пронзила внезапная догадка: «Медведь? Учитель биологии. Заикается, когда волнуется. Странно смеется: “Хо-хо-хо”».
Мама постучала в дверь. Онджо не ответила. Ей нужно было время, чтобы подумать. Онджо казалось, что если мама в считаные секунды отдала свое сердце чужому человеку, то для нее там места не осталось. Да, она утрирует, но Онджо не могла с собой ничего поделать. Ей хотелось хотя бы показать свое недовольство. Это было не из-за отца. Да, Онджо было немного стыдно перед ним, но на самом деле ее расстроил тот факт, что мама больше не принадлежит целиком и полностью только ей одной.
– Онджо, милая, открой дверь. Вот видишь, я же говорила, что ты еще не готова меня понять. Ты же сама заставила меня рассказать все. Как ты можешь теперь просто закрыться в комнате?
Онджо судорожно прибавила мощность на фене. Мамины слова скрылись за издаваемым им шумом. Не так Онджо себе это представляла. Разумом она понимала, что должна поздравить маму, но эмоции захлестывали ее и уводили куда-то совершенно не туда.
Онджо упала на кровать. В таком виде она не может показаться маме. У Онджо был недостаток: она не умела делать покерфейс. Если мама увидит ее сейчас, то разочаруется в дочери и, может, даже порвет с тем мужчиной. Этого Онджо не хотела. Она, как никто другой, желала маме счастья. И понимала, что день, когда мама встретит нового мужчину, когда-нибудь наступит. Просто все как-то слишком быстро, от этого сердце вывернулось наизнанку. И она пока не могла с этим справиться.
Онджо выключила свет в комнате. Мама больше не стучала. Капли дождя громко молотили по водопроводной трубе за окном. «Почему именно сегодня, в такой дождь? А если он без следа смоет следы папы из маминого сердца?» Онджо вспомнила прощальное письмо, которое папа оставил маме:
Дорогая,
прости, что не смог сдержать данное тебе обещание.
Я хотел прогуливаться с тобой под руку, ходить в горы, путешествовать вместе, защищать тебя и состариться рядом с тобой.
Я был счастлив, потому что встретил тебя. И я надеюсь, что встречу тебя и в следующей жизни.
Я любил тебя бесконечно, любил больше всех в этом мире.
Спасибо тебе.
Спасибо, что стала моей женой и мамой Онджо.
Счастье, которое ты подарила мне, – лучшая награда в мире.
Я надеюсь, что ты не будешь грустить слишком долго.
Если я встречу тебя в следующей жизни, я уверен, что у тебя уже будет человек, предназначенный тебе судьбой, из прошлой.
Время, которое мы провели вместе, навсегда останется в нашей памяти.
Так что не грусти слишком сильно и будь смелой.
Ты ведь мама Онджо.
Я люблю тебя. Прости.
«А вдруг это тот самый человек, предназначенный маме судьбой, как и говорил папа? Что делать, если это действительно он?»
Онджо была в замешательстве. Папа тоже не хотел, чтобы мама грустила слишком долго.
У Онджо в ушах зазвучали потоки ручьев, текущих у подножия горы Чирисан, где мама встретила папу. В сердце саднило.
Сколько же прошло времени? Стук капель по водопроводной трубе понемногу стих. Дождь закончился.
В комнату вошла мама и, погладив Онджо по не до конца высохшим волосам, спросила:
– Ты спишь? Если нет, выслушай меня, пожалуйста.
Онджо не спалось. Мысли в голове путались, и она не понимала, что делать.
– Онджо, когда я думаю о жизни с твоим папой, я жалею только об одном: что не проводила с ним больше времени.
Мама тяжело вздохнула. Онджо почувствовала, что сейчас ей приходится очень тяжело.
– Папа работал в пожарной части по две смены в неделю, а я была занята, сражаясь со всем миром. Мы с папой понимали и уважали друг друга, поэтому это не было для нас проблемой. Но он покинул нас слишком быстро…
Онджо промолчала, тяжело вздохнув. Ей стало слишком жарко под одеялом.
Мама продолжала:
– Я всегда думала, что время еще есть. Что стоит только захотеть – и времени будет предостаточно. Но оно вдруг исчезло без предупреждения. И я поняла, что постоянно была слишком занята, тратила время на ненужные вещи и часто говорила, что у меня нет времени. Но больше я не собираюсь так тратить свое время. Я хочу проводить его с людьми, которые мне дороги. Думаю, это принесет мне счастье.
Мамино счастье было самым важным для Онджо.
– То, что со мной рядом теперь есть другой человек, не значит, что наше время с папой куда-то исчезнет. Моя любовь к нему останется неизменной. Просто мои чувства к другому мужчине окрасят мир немного в другой цвет, и я не думаю, что это плохо. Я не хочу отрицать или избегать того, что я сейчас чувствую. Признаюсь тебе честно. Но вот еще что. Самый важный человек на свете для меня – это ты, Онджо. И если тебе от этого будет плохо или больно, то, конечно, я расстанусь с ним. Как вы, молодежь, любите говорить, быстро и без сожалений. Почему? Потому что для меня дороже всех ты, доченька.
Онджо тихо лежала, натянув одеяло до самой головы, и почти не дышала. К концу маминой речи к горлу подступил комок и потекли слезы. Она не могла громко шмыгнуть носом и просто вытерла его уголком одеяла. Голова заболела от нехватки воздуха. Онджо захотелось срочно откинуть одеяло и вдохнуть свежего воздуха.
По водопроводной трубе застучали капли. Снова пошел дождь.
Собрания ПЛП, на которые ходил Медведь, действительно оказались сектой для поиска любви. Мамин номер в его телефоне был сохранен как «Цветок абрикоса».
«“Цветок абрикоса”? Если честно, это как-то слишком. Мама больше похожа на воина, чем на цветок. Потому что она никогда не склоняется и стоит на своем, как бы сильно ее ни сбивало с ног, и всегда смело сражается за то, что для нее важно».
Онджо перестала чувствовать себя странно из-за того, что маминым ухажером оказался Медведь, и даже немного этому порадовалась.
А волосы Медведя уже не казались лохматыми и растрепанными, как копна сена.
Онджо вдруг резко заскучала по Нанджу. Теперь рядом с ней осталась только любимая подруга.
Часы, которые встали год назад
После сезона дождей на чистом голубом небе появились первые признаки осени. С западной стороны неба клубами завились облака, несущие прохладу. Подул свежий ветер. На магнолиях вместо увядших цветов стали созревать красные ягодки. Нанджу еще не пришла.
Когда они учились в третьем классе средней школы, мама Нанджу вышла замуж во второй раз. С папой Нанджу она развелась, когда дочь была еще маленькой, а ее новым избранником стал мужчина, у которого было двое малышей. Тогда Нанджу говорила, что ее новые братишки очень милые. И что она чувствует себя мамочкой, когда гуляет с ними, ведь они младше ее на десять лет. Подруга очень радовалась, рассказывая, что всегда чувствовала себя одинокой, а теперь на нее свалился такой подарок небес. Еще она говорила, что с отчимом мама стала выглядеть спокойнее, словно теперь у нее появилась твердая опора под ногами. Нанджу утверждала, что впервые видит свою маму такой.
Тогда Онджо думала, что это все оптимизм подруги, которая все видит в светлых тонах, но теперь поняла, насколько ей было сложно, и еще больше зауважала Нанджу.
– Эй, ты чего такая унылая? – Нанджу постучала Онджо по плечу и заворчала: – Еле выбралась из дома. Мама с папой в кино собрались, хотели меня заставить с детьми сидеть. Я что им, нянька? Сказала маме, что уже договорилась с тобой встретиться. Что ты меня уже ждешь. Раньше надо было просить, я же не сижу все время в ожидании, когда им понадоблюсь. Бесит.
– Ты же говорила, что братишки – подарок, который с небес на тебя упал?
– Ну знаешь, не бывает такого, что все время только от любви таешь. Иногда они милые до ужаса, а иногда бесят.
– Да? Правда? И все равно, Хон Нанджу, ты крутая. Видно, что ты думаешь как взрослая.
– Ну да, особенно в последнее время. Из-за Ихёна.
– Он больше тебе не писал?
– Нет, на этом все. Похоже то ли на завещание, то ли на прощальное письмо. Еще и пишет как молодой старичок. Путает меня.
Возможность надеяться одному – сладкая тоска.
Надеюсь, ты согласишься с этими словами.
Послушав Нанджу, Онджо согласно кивнула. Ей почему-то подумалось, что Ихён не успел сказать все, что хотел. Может быть, поэтому на душе осталось какое-то смутное беспокойство после последней встречи с ним. «Почему в прошлый раз он разозлился и убежал, не дослушав ее до конца?» Онджо решила еще раз встретиться с Ихёном. Она чуть было не сказала о своем решении Нанджу, но потом поняла, что лучше пока оставить это в секрете.