[292]. Неудивительно, что чиновники Каса-де-Контратасьон не особенно доверяли Магеллану и Фалейру; большее удивление вызывает как раз доверие к данным прожектерам со стороны Аранды – возможно, оно объяснялось его коммерческим чутьем, но более вероятны какие-то обязательства перед Аро и Барбозой.
Каждому путешественнику нужен был августейший покровитель, притом необязательно для того, чтобы вкладываться в экспедицию финансово: путешествие Магеллана было слишком необычным, чтобы рассчитывать на королевскую поддержку деньгами. Как правило, риск по большей части или даже полностью ложился на частных инвесторов. Однако без опоры со стороны крупного аристократа или даже короля ни один путешественник не мог рассчитывать на удержание того, что сможет открыть, или на какое-то вознаграждение за свою службу; без королевской поддержки обнаруженные им земли могли быстро захватить соперники – как соотечественники, так и соседи.
В результате Аранде удалось-таки устроить представление двух португальских ходатаев при дворе. Они выехали из Севильи 20 января 1518 года. Вероятно, чтобы подкрепить свою репутацию знатоков Востока, они взяли с собой Энрике из Малакки и неизвестную по имени «суматранку» – эти экзотические рабы должны были усилить их позицию[293]. Эта суматранка тоже была приобретена Магелланом в Малакке и, как и Энрике, была полезна в качестве переводчицы. Возможно, она действительно происходила с Суматры, но с тем же успехом могла родиться и восточнее. Хотя она отсутствует в списках команды, Лопес де Гомара, у которого вряд ли были какие-то причины изобретать ее или выставлять в неверном свете, сообщал, что она входила в состав экспедиции и могла переводить речь жителей островов Воров, как Магеллан назвал острова, ныне известные как Марианские[294]. Если это верно (другие источники этого не подтверждают), то она была единственной женщиной на кораблях Магеллана.
Поехал представляться вместе с Фалейру и его брат Франсишку. Аранда или его гонец встретился с ними, когда они были примерно в двенадцати милях от города, и подтвердил, что аудиенция при дворе состоится, но вскоре покинул их, устремившись по неизвестным причинам вперед – вероятнее всего, чтобы поговорить с королевским канцлером Жаном де Соважем и подготовить прием для будущих путешественников.
Заночевав где-то в Медина-дель-Кампо, участники предприятия вновь собрались вместе в трактире в Пуэнте-дель-Дуэро, примерно в 15 километрах к югу от Вальядолида. Мы можем относительно подробно воссоздать последовавшие события благодаря записи опроса главных их участников в Барселоне, произошедшего более чем через год после этого, когда разногласия между партнерами чуть не привели к судебному разбирательству. В трактире в Пуэнте-дель-Дуэро, согласно Магеллану, Аранда выложил, на каких условиях он им помогает.
«Вы, – сказал он своим протеже, – не будете иметь оснований жаловаться на то, что я написал великому канцлеру. Напротив, в знак признательности за это и за то, что я сообщу Его Величеству информацию о вас, португальцах, вы должны выделить мне часть любой прибыли, которую, если Господь будет милостив, принесет ваша экспедиция»[295].
Изначально он потребовал пятую часть прибыли. Франсишку Фалейру, который впоследствии в суде заявил, что не помнит, о какой доле шла речь, сначала хотел отказать наотрез. Аранда, в свою очередь, показал, что Франсишку предложил десятую часть. Он прервал переговоры и выехал в Вальядолид, где ожидал канцлер. Аранда являлся сильным игроком. Без его поддержки проект мог бы не дойти ни до канцлера, ни до короля. Он грозил португальцам и умасливал их, рассказывая о своем огромном влиянии. Фалейру вспоминал, как тот говорил: «У меня при дворе множество друзей». В этом предложении забавным образом смешиваются угроза, обещание и хвастовство. Фалейру отреагировал «с досадой», Магеллан – с тревогой. Опасность, что Аранда обратит свое влияние против них, была вполне реальной. Переговоры закончились компромиссом: по воспоминаниям Аранды, Магеллан предложил, чтобы Аранда получил одну восьмую часть доходов в том и только том случае, если сможет выторговать у короны полное покрытие издержек на предлагаемую экспедицию. В противном случае он не получал ничего. Компромисс был для Магеллана явлением редким. Он не соглашался на него ни с португальским королем, ни с соперниками, ни с оппонентами в суде. Однако при этом он назначил своими душеприказчиками братьев Фалейру, а не Аранду[296].
Опасная тактика Аранды сработала, по крайней мере изначально. 23 февраля Магеллан и Фалейру посетили его в доме купца Диего Лопеса де Кастро, где он остановился. Согласно показаниям Магеллана, Аранда продолжал донимать собеседников, требуя объяснить, «почему они не хотят предоставить ему удовлетворение за все проблемы, которые ему пришлось решать, и за его помощь, – говоря, что он бы это очень оценил»[297]. Судя по всему, Магеллан тщательно следил за словами, потому что из его речи можно было вывести, что Аранда не имел никаких прав на то, чего требовал. Он предложил собеседникам подписать нотариально заверенное соглашение, которое уже подготовил и в котором ему отводилась восьмая часть всей потенциальной прибыли:
«Ты получаешь восьмую часть всех доходов и прибыли, которые мы можем получить от открытия земель и островов, которые, если Бог будет милостив, мы откроем и обнаружим в землях и границах демаркационной линии короля Дона Карлоса, нашего господина»[298].
Они с неохотой подписали.
Почему Аранда вообще предложил такой договор, а не просто на него согласился? С его точки зрения, здесь были два важных преимущества. Во-первых, задача переговоров с королем оставалась на нем. Во-вторых, он мог, ничем не рискуя, отсечь потенциальных конкурентов.
Очевидным конкурентом здесь был Аро. По свидетельству королевского секретаря, женатого на его племяннице, Аро был готов финансировать экспедицию при помощи «друзей», если от короля этого добиться не получится. Собственно говоря, он сообщил о таком своем интересе в письме королю уже 5 марта. Фалейру был крайне недоволен договором: впоследствии он утверждал, что так его и не подписал, а Магеллан сделал это от имени обоих и без предварительного одобрения. Так или иначе, португальцы томились в Пуэнте-дель-Дуэро или еще в каком-то трактире на Вальядолидской дороге, а Аранда вернулся ко двору и стал обрабатывать канцлера.
Вальядолид полнился интригами. Придворный хронист Педро Мартир д’Англерия, заядлый сплетник, писавший историю испанских открытий и завоеваний, сетовал на ненасытность фламандских прихлебателей молодого короля – по его выражению, «обитателей ледяных морей», которые смотрели на южан свысока и презирали испанцев, «как будто те были отпрысками их шлюх»[299].
Тем не менее Аранда преуспел в своих действиях – возможно, благодаря тому, что из Индии поступали большие доходы. 17 000 дукатов попали в казну уже через несколько дней после приезда нового короля; просители из Индии рисовали сказочные перспективы, обещая прибыль 400 000 дукатов в год и даже больше[300]. Поэтому вложения в открытия новых земель казались вполне оправданными.
Аранда устроил Магеллану и Фалейру аудиенцию у великого канцлера и епископа Фонсеки; видимо, он был вполне удовлетворен тем, как идут дела, чтобы назначить эту беседу. Будущие путешественники по его приглашению 17 марта прибыли в Вальядолид. Он предложил им разместиться у него. Те так и сделали, но уже через день спешно ретировались в гостиницу, которую выбрали сами, что говорит о трениях в отношениях или, по крайней мере, о нежелании находиться под постоянным наблюдением посредника.
Аудиенция прошла 17 или 18 марта. Мы уже видели ее глазами Лас Касаса: развернутая таинственная карта с неотмеченной ключевой частью маршрута; письма Серрана и рассказы Вартемы, посвященные несметным богатствам Молуккских островов; скептические расспросы. Решение предстояло вынести королю, который, в свою очередь, обратился к королевскому совету. Мнение членов совета оказалось неблагоприятным. Они не верили в существование пролива или какого-то другого способа прохода из Атлантического океана в восточные моря. Бог, «возможно, по своим причинам оставил восточную и западную половину отдельными и закрыл их друг от друга, дабы невозможно было найти проход между ними и совершать по нему плавания. Или, возможно, та великая суша… настолько бесконечна и длительна, что разграничивает и отделяет восточные моря от западных так, что никто и никоим образом не может проникнуть на Восток, двигаясь в этом направлении»[301].
Эта речь кажется описанием старых, основанных на Птолемеевых представлениях карт мира, на которых Тихого океана не было, а Индийский со всех сторон окружался сушей – оконечность Африки сходилась с самыми восточными полуостровами Азии. Молуккские острова, согласно данной версии, находились внутри закрытого океана. Если бы отказ членов совета не был так хорошо подтвержден документально, соблазнительно было бы видеть в нем эдакое литературное общее место – перипетии судьбы, увеличивающие драматизм по образцу истории Колумба, который после отклонения своего иска судом был внезапно вызван ко двору короля и королевы в то время, как уже безутешно ехал на осле в изгнание, и получил в январе 1492 года королевское поручение, потому что монархи внезапно передумали.
Конечно, члены совета не являлись географическими экспертами. Другие же видели преимущества предложенной схемы. «Если нас ждет успех, – писал Педро Мартир, – мы вырвем из рук португальцев торговлю специями