— Выпусти меня! — закричала я. Но она молчала.
И я снова бросилась в сторону. Третья попытка на грани отчаяния. Ледяная вода, брызги, пень, поваленный ствол и… пруд.
— Отпусти!
Острые отравленные коготки страха пробежались по спине и впились в затылок. Время на исходе — я откуда-то это знала. Так же как и то, что это сон. Видение, которое реальнее любой химеры. Не уйду сейчас — останусь навсегда. И тогда времени для разговоров у нас будет с избытком.
Торопись! Не слово, не мысль, а просто ощущение. Чувство, что ты безнадежно опаздываешь. Не успеваешь вернуться. К Михею, Риону, Виту… Туда, где ждут. В мой мир!
«Возвращайся! И увидишь, как хорош этот мир без магии», — вспомнила я слова Дамира и остановилась.
Это магия! Бежать бесполезно. Я должна сбросить с себя колдовство и вернуться. Не по следам, как раньше, а на самом деле. Стоп. Какие следы? Я же их не оставляю. Да, если ступить в грязь — останется отпечаток, если упасть — трава примнется, но… не истечет и минуты, как трава распрямится, след затянется, пыль взлетит и опадет на землю.
Все вокруг ненастоящее! И пруд, и камыши, и незнакомка — все морок!
— Ты можешь стать одной из нас, — прошипела почти в самое ухо незнакомка.
От неожиданности я открыла глаза. Передо мной стояла совсем не девушка. Передо мной стояла старуха. Куда подевались ее спокойствие и молодость? Лицо перекошено, кожа сморщилась, постарела, повисла отвратительными складками, волосы поредели, глаза запали и покраснели. Карга в рваном хитоне с когтистыми скрюченными лапами вместо рук.
Я перестала видеть этот сон таким, каким она хотела его показать. Перестала верить. И все изменилось. Даже она сама.
В своем мире она молода и красива, а в реальном… Старуха улыбнулась остатками зубов. Я отшатнулась и упала бы, но карга вцепилась в руку повыше локтя, стараясь удержать на месте.
— Ты можешь стать одной из нас, — отрывисто, выделяя каждое слово, повторила она. — Стать такой же… какой захочешь…
— Спасибо, — ответила я, стараясь стряхнуть ладонь с шишковатыми пальцами. — С моим лицом все не так плохо. Вернее, очень на это надеюсь.
На ощупь ее кожа походила на чешую дохлой рыбы.
— Нет! — почти беззвучно выкрикнула она.
— Ничего этого нет. Морок. Химера, — скорее для себя, чем для нее, повторила я.
И сделала первый шаг. Старуха заскрежетала, словно кто-то провел железкой по выщербленному точильному камню.
— Морок, — повторила я и сделала еще один шаг назад. И еще один. И еще…
Кто-то вдруг обхватил меня за плечи и дернул в сторону. Мир завращался, я закричала и поняла, что падаю, не ориентируясь, где земля, а где небо?
Упала на сухую траву, больно ударилась плечом и, шумно выдохнув, открыла глаза, больше всего на свете боясь увидеть над собой лицо старухи.
Изо рта вырвалось теплое облачко пара.
Надо мной склонилась размытая тень. Я заморгала и узнала в темном силуэте Риона. Кажется, парень что-то говорил, его рот открывался и закрывался. В ушах гудело, не получалось разобрать ни слова. Мага сменил Михей, но потом исчез и он. Появился Вит, несколько мгновений смотрел, как я пытаюсь отдышаться, а потом стал склоняться… все ближе и ближе. О Эол! Что ему надо?
Где я была? Что со мной сделали? Почему руки такие тяжелые?
Тело было чужим, но не таким, как после занятий магией, чужак, живший внутри меня, на этот раз не присвоил его себе. Тело просто не слушалось. Я напоминала куклу, что таскала в руках Леська, хвастаясь всем и каждому ее фарфоровым, а не тряпичным, по обыкновению, лицом. Я не могла пошевелиться…
А где-то рядом смеялась старуха. Смеялась и торжествовала:
«Они вытащили твое тело. Только тело! — скрежетала она. — А разумом ты останешься здесь навсегда! Навсегда! Навсег…»
— Давай, — прошептал вириец, но я скорее угадала по губам, чем услышала. — Быстрее!
Ему легко что-то требовать, а я даже не могла поднять головы. Чернокнижник склонился, сквозь одежду я почувствовала подрагивающую ладонь у себя на животе. Чужая рука легла чуть выше пупка. Мужская рука, горячая рука. Еще никто и никогда не дотрагивался до меня так. Идущее от его прикосновения тепло разрасталось и разрасталось, почти обжигая, опаляя ткань и кожу.
И я вдруг услышала урчание, отдаленное, едва уловимое, оно исходило от… меня. От зверя, что жил внутри. Ему нравилась эта ласка, словно его потрепали за ухом как домашнюю животину.
Вириец продолжал что-то говорить, но я уже не разбирала что. Я чувствовала, как внутри меня поднимается горячая волна. Как она плещется, словно молоко в крынке — как движется, готовится, зреет… Тепло переросло в стремительную волну жара, прошедшую по мне от макушки до кончиков пальцев. Что-то выплеснулось из меня, перетекло к Виту, как вода из одной чашки в другую.
И это было хорошо! Даже слишком. Никогда не испытывала ничего подобного. Хоть и не знаю, хотела ли бы повторить.
Голос старухи затих.
А потом меня укрыла тьма, и в этой тьме зверь внутри меня продолжал урчать от удовольствия.
Первое, что я почувствовала после пробуждения, — это необъяснимую легкость. Так бывает, когда хорошо выспишься и не ждешь от нового дня никакой пакости. Кажется, мне снилось что-то хорошее, но это совсем не отложилось в памяти.
А на болоте не так уж и плохо. К запаху притерпелись, от насекомых отмахивались. Цель нашего путешествия близка. Что еще нужно?
Я потянулась и села. За спиной еле тлели угли костра, воздух был подернут тонкой молочной дымкой поднявшегося тумана, но она уже исчезала, испуганная первыми тусклыми лучами солнца. Ну чем не идеальное начало идеального дня?
Стоп. Что за странная радость? Будто папочку-мага нашла — ни больше ни меньше.
Стоило подумать об этом, как щекочущие веселье и легкость стали пропадать. Я огляделась, парни бессовестно дрыхли, даже не выставив часового. Хотя почему не выставив? Вита нигде не было видно. Ушел? Услышал что-то подозрительное и обходит лагерь? В любом случае так беззаботно дрыхнуть — верный путь на тот свет. Натягивая куртку, я обратила внимание на одежду. Где меня угораздило вывозиться? Сапоги и штаны пропитаны грязью.
Ключей вокруг лагеря было не счесть, здесь брала начало Лунеча, просто требовалось очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не свалиться в очередной бочаг. Я встала, подхватила куртку, отошла на десяток локтей, присела и стала отмывать одежду водой из мелкого ручья.
— Думал, после вчерашнего у тебя хватит ума не бродить в одиночестве, — раздался тихий голос.
Руки дрогнули, куртка упала в воду. Я подняла голову — на меня смотрел вириец. Эол, он ходит, словно охотящийся на мышей кот, мягко и бесшумно.
— Ты не помнишь, — констатировал Вит, в его глазах мелькнуло разочарование.
Мне стало неуютно, хотя я не особо понимала от чего. От его слов? Или от пристального немигающего взгляда? Чего солдат ждет? Чего хочет? Что я должна помнить? Разве что-то случило…
Мелькнуло обрывочное воспоминание о незнакомке в хитоне, о беге, о пруде. Где я бродила? Где так вымазалась? Сон? Или…
Я задрала рукав и судорожно выдохнула. У локтя красовался лиловый синяк, очень напоминающий отпечаток ладони. По позвоночнику пополз холод.
А сон ли мне снился?
— Что это было? — тихо спросила я.
— Ты мне скажи, — так же тихо ответил мужчина.
Я вспомнила все: и бег, и старуху, вцепившуюся в руку, и Вита. Как он склонялся, как положил горячую ладонь на живот. Я торопливо задрала рубашку. Кожа была гладкой, без каких-либо отметин. Но удовольствие, которое я испытала от прикосновения, эхо того самого чувства горячей волной прокатилось по телу. Как я вообще могла хоть на минуту забыть об этом?
— Ты вытащил меня из сна.
— Из мира мертвых.
— Что? Откуда?.. Кто ты на самом деле?
— Ты знаешь, монна. С самого начала знаешь.
Его взгляд… он снова изменился, стал острее. Я уже видела его таким в тот день, когда мы нашли Вита. Нашли полумертвого, а он вопреки всему очнулся.
— Ты не потерял кудесника. — Я стала отползать назад, больше не заботясь о чистоте одежды. — Ты и есть кудесник.
Он молчал, не соглашаясь и не отрицая.
— Из того разъезда вирийцев мог выжить только маг, а не обычный верховой. — Покрытые ледяной водой камешки на дне ключа расцарапали ладони.
Вит моргнул, его темные зрачки медленно сузились и вытянулись, как у змеи.
— Эй, — раздался недоуменный голос Михея. — Эй, вы где?
Я дернулась, вскочила, думая только о том, как бы сбежать. Вириец оказался рядом в один удар сердца, перехватил меня поперек туловища и, прижав к себе, зажал рот. Я замычала…
— Эй, — снова позвал стрелок: — Эй! Где все?
— Тихо, монна, — прошептал Вит. — Они ведь сразу бросятся в бой, не думая и не рассуждая, просто от страха.
Я замотала головой, его руки пахли пеплом и болотной тиной.
— Скорее всего, они просто не оставят мне выбора. Я не люблю, когда в меня тыкают острыми железками. Один раз я дал себя связать, больше этого не повторится. Слышишь? — Он коснулся щекой моего уха. — А теперь я отпущу тебя, монна, и можешь кричать.
Теплая ладонь медленно разжалась. Я выдохнула, рванулась в сторону, и он тут же опустил вторую руку, показав, что не намерен удерживать. Я остановилась в трех шагах и оглянулась. Вириец был спокоен и собран, вот только зрачки его все еще оставались узкими, как у зверя.
— Ты… ты чернокнижник! — выдохнула я, едва не сорвавшись на крик, которого он так ждал.
— И что? Ты судишь людей по внешнему виду, а не по поступкам? Прошло всего несколько часов, а какие перемены, монна! — Он говорил насмешливо, но в воздухе словно разливалось напряжение — напряжение от каждого произнесенного слова.
— Но там… — я дернула головой, — когда вараксы напали… когда мы… ты же…
— Когда мы все едва не сдохли?
— Айка! — на этот раз меня позвал Рион.
— Тогда, монна, я был на нуле. То, что убило моих людей, — он прищурился, — сильно ударило и по мне. Я не был готов и выставил щиты, вместо того чтобы использовать… — Вздохнув, вириец махнул рукой. — А, не важно, все равно не поймешь. Когда напали вараксы, я всего лишь сделал так, чтобы факелы не гасли. Но ведь ты не заметила? Никто не заметил, что пламя ни разу не исчезло, не так ли? — Он посмотрел в сторону лагеря и крикнул: — Мы здесь!