Безя моргнул, равнодушно посмотрел на мясо и снова свернулся клубком в новом котелке. Кот, который хочет спать больше, чем есть, настораживает. Помнится, мистер Тэвин тоже так начинал. Как бы и этот не закустился. Главная шишига сопела на книгах, остальные дрыхли в гнезде. В палатке стояла сонная, уютная тишина.
– Скушай яблочко, деточка! – пробормотала я, вспомнив злобную мачеху из сказки. На глаза попались цилиндры с кровью. – И кровушки отхлебни!
Брр!
Зажмурившись, я откусила. Мясо хрупнуло на зубах и спружинило. Жестко-резиновое, кислое, оно еще и горчило так, что горло перехватило спазмом. Теперь понятно, почему маги ядов не выстраиваются в очередь за патентами на обезвреживание этого кошмара. Придется братцам дополнительно изобретать способ, как сделать адский сплав пенопласта с горелой шиной съедобным.
С трудом проглотив кусок, я закинула вилку в корзину. Прикрыла глаза, прислушалась к ощущениям. Яд напоминал склизкую кожу лягушки, щедро присыпанную металлической стружкой. Гадость!
Желание убрать ее было нестерпимым, и я ему не сопротивлялась. Магия внутри забурлила. Яд из мяса действительно нельзя было разрушить. В этом ящерица была уникальной. Но создать то, что его нейтрализует, вполне можно.
Внезапно перед носом оказался пузырек с сердечком на крышке, радостно вспыхнув алым. Значит, он нужен, чтобы создавать яд или противоядие внутри тела? Интересно. А с пентаграммой, чтобы разрушать? Ладно. Потом разберусь.
Пузырек завертелся, неприятные ощущения сменил легкий холодок, словно выпила средства от изжоги.
Вот оно!
Прозрачное, светло-желтое, точно растаявший мед… Противоядие! Опутав магией, я направила его через пузырек на оставшееся мясо.
Получилось! У меня получилось! Я точно это знала, просто чувствовала, и все! Вот только во рту было так противно и кисло, что хотелось немедленно что-нибудь выпить. Я покосилась на цилиндры. Нет уж, только не кровь. Надо еще настроиться, чтобы ее проглотить.
Я подскочила и принялась готовить кофе. Какая-то мысль кружилась в голове, неосознанная, но важная, очень важная. И никак не удавалось понять, осознать, обдумать. Насыпав в чашку кофе, я налила кипятка из термоса, задумчиво отхлебнула и…
– А-а-а-а!
От вязкой горечи перехватило дыхание, язык свело и скрутило, из глаз брызнули слезы. Я вылетела из палатки, отплевываясь. Когда смогла наконец вздохнуть, заглянула в чашку. Там плескалось что-то угольно-черное. Это ж сколько я ложек кофе набухала? Отлив половину вязкой бурды, я добавила кипятка и осторожно попробовала. Нет, все равно горько. Еще раз отлила, потом еще раз. Ну вот, теперь перестаралась. Кофе больше напоминал кипяток. И по виду, и по вкусу. Неудивительно. Если постоянно отливать кофе и доливать воду, то в итоге и останется в чашке одна вода. Чистая вода.
Вода? Неуловимая мысль вспыхнула в голове, и меня буквально осенило! Это было так логично, что непонятно, почему до меня не дошло раньше!
Чиро говорила про естественную убыль яда. Так вот, она ни капли не ошибалась. Она знала, что говорит. Естественная убыль есть даже у василисков, пусть даже им этот яд родной. Просто у василисков то, что выводится из организма, постоянно восполняется. И если бы давным-давно Ивиан просто испортил яд Шейда, находившийся тогда в крови василиска, то за столько лет испорченный яд бы давно заменился обычным, родным, не отравленным. За счет восполнения. Как кофе постепенно вытеснился водой в моей чашке.
Но у Шейда он не заменился. Почему? Да потому что Ивиан поступил куда коварнее. Айо испортил не яд, Айо испортил источник яда. Ну или как он называется тут по-научному. Не важно. Важно то, что, сколько бы яд ни убывал, сколько бы ни боролось с ним противоядие Гилиака, новый яд поступал в кровь тоже испорченным.
От следующей мысли стало совсем скверно. Это что же получается…
Измененный источник начал вырабатывать неправильный яд. Сначала его было мало, и, возможно, Шейд даже ничего не почувствовал. Но постепенно испорченного яда становилось все больше, родного яда все меньше, и василиск начал ощущать те самые иголки, про которые говорил. И если бы не противоядие Гилиака, со временем концентрация достигла бы такого уровня, что убила бы Шейда. А Ивиана опять не удалось бы схватить за руку. Как же, безупречное алиби: «Василиск? Какой василиск? Ничего не знаю. Я в момент его гибели был на Земле».
– Гад! Какой же он гад, а? – Я вскочила и забегала по палатке. – Всегда действовал подло, исподтишка, но с Шейдом сам себя переплюнул!
Разом проснувшийся кот бегал следом и солидарно орал. Шишиги молча попрыгали на стопки книг и синхронно поворачивали головы вслед за нами туда-сюда, туда-сюда. Круглые бусины одинаковых глаз испуганно поблескивали. Вечер в палатке явно перестал быть томным.
– Ну, Глеб Борисович! Ну погоди! – злобно шипела я и грозила кулаком потолку, словно он был в чем-то виноват. – Ну погоди, подлый трус!
– Уау-у-у! – поддерживал кот.
– И ему еще на Земле пенсию платят, а?!
– Уа-р-рау! – возмутился кот.
Он бы ни за что даже мышь не дал такому паршивцу!
На очередном повороте я запнулась о пушистую тушку и, неловко взмахнув руками, полетела на матрас. Кот предусмотрительно смылся из палатки, только миска брякнула.
Я села и обхватила голову руками. Обрывки мыслей, фраз, куски информации, выловленные в магической сети, уроки Чиро, Дагоша, слова Шейда – все это смешалось, взболталось и начало, словно пазлы, быстро складываться в ясную и логичную картинку. Оставалось только проверить одну догадку, и картинка будет полной.
Вздохнула и уставилась на цилиндры. Нет, хоть убейте, но я выпить кровь не смогу! Вампир из меня никакой. У Гилиака нервы явно покрепче были…
К тому же мне нужен только яд василиска. Глотнув же кровь, получу еще и порцию противоядия. А что, если попробовать… окружить яд магией и направить в себя?
Позвав артефакт, я сосредоточилась. Пузырек с сердечком, словно чувствуя, что придется работать именно ему, летел первым. Трехцветное облако окутало один из цилиндров.
Что за…
Я чувствовала два яда, но в крови василиска плавали лишь знакомые уже сгустки тумана. Никакого зеркала, плюющегося осколками. Вообще ничего зеркального. Пригляделась и наконец увидела тонкие стеклянные иглы, прозрачные и оттого едва заметные. Кисельные сгустки охотились за ними, заглатывали и растворяли в себе. И сами становились мельче, слабее… Вот оно что.
Пора. Пока противоядие не уничтожило весь яд. Я зажмурилась, сконцентрировалась на иголках и, отгоняя вязкий туман, потянула их к себе.
Тонкие иглы больно вонзились в грудь, в сердце, колюче понеслись по венам. Магия взбрыкнула, налилась вокруг меня разноцветной сферой, в которой бешено закружились пузырьки.
А потом появился знакомый ветер, легкий, прохладный, с ощущением опасности внутри. Он облизывал стенки сферы, ластился, клубился родниковой свежестью.
Я выдохнула и открыла глаза. Перед моим лицом среди вставших в четырехугольник пузырьков висела отсвечивающая радугой сфера, внутри которой горным хрусталем переливался яд.
Новое противоядие?
А вот и нет!
Истинный, чистый, родной яд василиска! В том виде, в котором его создала природа…
Полог распахнулся, в палатку заскочил злющий Шейд. Заметил пузырьки и сферу, сел на матрас, притянул меня к себе, отдавая забранную магию.
– Хватит! – выдохнул он, когда я перестала чувствовать себя подушечкой для булавок, из которой эти самые булавки выдернули так, что вата наружу. – Больше никаких экспериментов, Эля! Достаточно! Я вполне могу жить с ядом в крови, противоядие помогает, этого хватит!
– Частично, – устало улыбнулась я.
– Не важно, – отмахнулся Шейд и, усадив меня к себе на колени, заглянул в глаза. – Ты мне очень дорога, Эля. Я не знаю, что будет завтра. Получится у меня разобраться с Ивианом, или он сбежит. Но ты согласна быть со мной?
– Быть?
Это он мне так в любви признается?
– Да, – уверенно кивнул Шейд. – Жить вместе, просыпаться вместе, мечтать.
Я очень даже не против такого «быть». Потому что люблю. Да, люблю вот этого змея. Со всеми его заскоками и странностями… И ядом. Как там говорят? Для идеала нужно сто восхищающих тебя качеств. А для любви достаточно десяти недостатков.
– Шейд, ты делаешь мне предложение?
– Нет.
Я ошарашенно смотрела в черные глаза, уголки губ василиска дрогнули.
– Я признаюсь тебе в любви. Я люблю тебя. Кем бы ты ни была. И что бы завтра ни случилось, буду любить всегда.
Он смотрел на меня так серьезно, словно не о любви говорил, а смертный приговор подписывал себе. И мне заодно.
Я его сейчас прибью! Это надо уметь так признаться, что желание поцеловать меркнет перед другим страстным желанием – придушить любимого ко всем чертям! Чтоб не мучился!
И меня не мучил… Мне тут добрые люди так мозг прополоскали, что самой страшно.
– А к любви что-нибудь прилагается? Сердце, рука?
Звание фаворитки…
– И то и другое. И желание слушать твои ехидные замечания до конца дней! – усмехнулся Шейд. – Выйдешь за ядовитого василиска?
– Да!
И я подставила губы под поцелуй. Страстный, напористый, радостный. Такой, что в голове стало пусто и мчалось во весь опор сердце, счастливое до безумия, полное любви и нежности… с примесью злости.
– Я выйду за тебя! – повторила я, отрываясь от губ Шейда и глядя в совершенно пьяные черные глаза. – Хотя бы для того, чтобы отучить тебя от чудовищной привычки бить шпалой в лоб!
– Бесполезно! Ты опоздала на двенадцать лет… на десять точно, – довольно улыбнулся василиск. Провел по моим волосам пальцами. – За время путешествий меня окончательно испортило общение с другими классами. И я пришел к выводу, что быть собой куда интересней.
– Я терпеливая и упрямая, – предупредила я и покосилась на сферу.
Подготовить почву? Или поступить по… по-семейному? Без предупреждения. Шпалой в лоб?