– На данный момент нет, – похоже, господин Рондо собирался откланяться, и ещё ни одному расставанию Альма не радовалась так, как этому. – Однако от лица многоуважаемого господина Уилкомби настоятельно прошу вас задержаться в Денлене до выяснения всех обстоятельств случившегося. Доброго дня, госпожа Эшлинг.
– Доброго дня, – отозвалась она эхом. Слишком ошарашенная, чтобы спрашивать или возражать, или как-нибудь иначе защищать свои интересы. Свою репутацию. И репутацию семьи Эшлингов.
Ох, что скажет дядюшка? Как сообщить ему о таком?..
– Госпожа Эшлинг? – не успел господин Рондо покинуть отель, как к Альме подоспели её новые знакомцы. Почти столь же новые, как господин Рондо, но несоизмеримо приятнее него.
В голосе и облике достопочтенной госпожи Гардфлод ощущалось беспокойство пополам с сочувствием. Господина Толмироса было сложнее прочесть, но его обращение полнилось мягкой заботой.
Альма посмотрела на господина Толмироса с подозрением, лёгким укором и какой-то нелепой надеждой:
– Вы знаете о ситуации с артефактом?
– Знаю, – просто ответил он.
«Альмагия Эшлинг – капитану Эшлингу
Денлен, отель „Брунтс“
15 сентября
Дорогой дядюшка,
Эти строки я пишу Вам, готовясь отбыть из отеля – однако пока не в направлении „Тёмных Тисов“. Надеюсь, Вы извините мне некоторую сумбурность и письма, и перемен в моих планах: милостью Великого Неведомого я обрела в Денлене подругу в лице достопочтенной госпожи Дормилонии Гардфлод – сестры барона Илоя Гардфлода и невесты господина Неосандраса Толмироса, оба из которых являются уважаемыми членами клуба магов „Абельвиро“. Достопочтенная госпожа Гардфлод любезно пригласила меня погостить в доме её семьи, и подобное приглашение было бы немыслимо отвергнуть.
В связи с этим дальнейшую корреспонденцию, если Вам угодно будет мне писать, прошу направлять по следующему адресу: Денлен, Чернгран, бульвар Лайл, 9.
Надеюсь, Вы и госпожа Эшлинг пребываете в добром здравии, а Джорри – ещё и в благонравном настроении. Смею предполагать, наша разлука, пусть чуть увеличившаяся, не затянется надолго.
Преданная Вам племянница,
Альмагия Эшлинг»
Альма внимательно перечитала письмо. Да, вот так. Ни слова лжи, претившей её натуре, но и ни слова о преследовавших её злоключениях, которые рисковали бы огорчить дядюшку и растревожить его супругу, что было бы до крайности неуместно, учитывая положение оной.
И никаких обещаний о точном сроке возвращения – ведь его не знала и сама Альма. Всё зависело от того, как долго продлятся поиски исчезнувшего артефакта.
Мысленно она называла его исчезнувшим, а не украденным, подспудно надеясь, что он всего-навсего оказался обронен или куда-то закатился, вскорости отыщется, и дело благополучно разрешится ко всеобщему удовлетворению.
Кстати, о магических артефактах…
Альма ослабила завязки ридикюля. Конечно же, футляр с колокольчиком-реликвией был там, где ему и надлежало быть, – на дне ридикюля. Изменилось в нём лишь то, что он более не был обмотан тканью: Альма впопыхах сорвала ту вчера, дабы хоть как-то собрать свои распущенные волосы.
Привычный облупившийся футляр с длинной кривой царапиной на крышке, его столь же привычный разболтанный замочек…
Вот только хрустального колокольчика в футляре не оказалось.
Глава XIX,в которой ладони наполняются светом
Переезды редко бывают лёгкими. Но этот выдался особенно тяжким. Не только из-за скоропалительной смены планов. Не только из-за сомнений, прилично ли обременять своим присутствием тех, с кем вы ещё вчера были абсолютно чужими друг другу. И даже не только из-за тягостного впечатления, произведённого визитом господина Рондо, и нависших над Альмой подозрений. Хуже всего была утрата последнего сокровища семьи Монов, единственного приданого матери, единственного имущества Альмы, взаправду связанного с магией.
Хотя ни одного достоверного подтверждения семейных преданий не существовало: за колокольчиком не было замечено ничего необычного, он не светился во тьме, не летал по воздуху, не указывал местоположение кладов.
Однако не его ли призрачный звон привёл Альму к запертой комнате, где хранился портрет матери и где раскрылась давно похороненная правда? И не его ли хрустальные стенки сумели сделать то, что не удалось ничему иному, – удержать обжигающе холодную воду колдовского источника?
Ни единого доказательства – только предания, надежды, предположения. В которые так хотелось верить.
И зачем-то же его украли! Значит, он был ценен. Причём не из сентиментальных соображений и уж точно не из соображений практической пользы: сломанный, безъязыкий, на вид самый что ни на есть заурядный – похожий колокольчик где угодно можно было купить за пару-тройку монет, поступить так было бы гораздо проще, чем красть и чинить этот.
Но кто украл? Зачем? Когда? И, во имя Великого Неведомого, как?! Ведь футляр остался в ридикюле Альмы, вдобавок закрытый на разболтанный, но всё же замочек. Не проще ли было извлечь из ридикюля сам футляр с колокольчиком внутри?
Проще. Но рискованнее: Альма могла бы ощутить перемены в ридикюле, быстрее хватиться пропажи. А так она заметила лишь наутро…
– Всё готово, госпожа! – бодро сообщила Джулс, закончившая собирать и, по указанию Альмы, перепроверять нехитрую поклажу.
Альма взглянула на камеристку. По-новому, будто впервые её увидев: а что если?..
Нет, даже подумать смешно! Джулс находилась при ней с отрочества, Джулс выросла в «Тёмных Тисах» и была всецело предана хозяевам, Джулс считаные дни назад спасла драгоценности Альмы от хищения.
Но что если Джулс взяла колокольчик, сама того не осознавая? Вдруг её одурманила чья-то злая воля?
В памяти всплыла «отельная горничная» – которую никто в отеле не видел. И которая либо сама разбиралась в травах достаточно, чтобы приготовить чудодейственный целебный отвар, либо служила тому, кто разбирался…
Число подозреваемых росло с каждой минутой.
Это было непривычно, неправильно – всюду искать подвох, всюду подозревать дурное. Будто Альма вдруг стала смотреть на мир сквозь подкопчённое над свечой стёклышко и видеть всё в мрачных тонах.
Видеть…
Она с усилием потёрла глаза. Могли бы и помочь, между прочим! Её странные глаза неоднократно подсказывали, показывали правильные решения, пусть и присовокупляя дурноту, боль в висках, раздвоение изображений.
Не в этот раз.
– Тогда пойдём, нас ждут, – ответила Альма как можно спокойнее, как можно обычнее.
Рассеянно сложила письмо, встала из-за стола и приготовилась отбыть в дом новых друзей.
Но были ли они ей друзьями? Что им можно было поведать, а что – нет?
Альма решила пока держать рот на замке. И не сказала о пропаже колокольчика ни слова – никому.
Трудно начать что-либо с нуля. Ещё труднее – продолжить после сокрушительной неудачи.
Когда-то Альма предприняла первые попытки в области практической магии, ведомая собственным любопытством. Теперь её побуждал вернуться к ним чужой интерес.
Достопочтенная госпожа Гардфлод ни разу не позволила себе о чём-либо просить Альму в обмен на кров и заботу. Господин Толмирос ни единожды не упомянул произошедшее в клубе магов «Абельвиро» или любые другие опыты практической магии. Барон Гардфлод, безразличный ко всем и ко всему, вообще не говорил с Альмой ни о чём за пределами пустых светских тем. Тем не менее, у неё очень скоро возникло ощущение, что от неё чего-то ждут.
Нелегко угадывать намёки, когда оные даже не звучат вслух. Но по-видимому, таков был обычай денленского общества: не заговаривать прямо, а, напротив, обходить интересующие темы многозначительным молчанием, давать понять об интересе видимым отсутствием интереса. Ежели так, представители рода Гардфлодов и примкнувший к ним господин Толмирос были истинными виртуозами денленских манер.
И на третий день пребывания в гостях у достопочтенной госпожи Гардфлод Альма сама заговорила о магии.
Стоило ей начать, как собеседники мигом подхватили тему с видимым оживлением, едва удерживавшимся на тонкой грани, отделявшей его от нетерпения. Похоже, Альма угадала правильно. Но собственная проницательность не принесла ей радости. От неё ждали рассказов о магии. От неё ждали практической магии.
Чёрной неблагодарностью было бы отказать новым друзьям в удовлетворении их невинного любопытства. Альма поведала им о собранной её отцом коллекции выпусков «Вестника Волшебства» (не преминув похвалить тексты за авторством господина Толмироса), о как бы случайно посетившей её идее отступить от инструкции, заменив венок из ветвей рябины на венок из ветвей тиса, о заковыристых приготовлениях к первому в её жизни эксперименту… И сама не заметила, как беседа дошла до предложения господина Толмироса провести новый эксперимент. Прямо завтра – к чему откладывать?
Заклинание, предложенное господином Толмиросом, было и впрямь простым, не требовавшим особых приготовлений. Более того, Альме доводилось иметь с ним дело: одно из её писем в редакцию «Вестника Волшебства» было посвящено ему. Наконец, оно было – или, по крайней мере, казалось – абсолютно безопасным. Будь на то воля Альмы, она продемонстрировала бы членам клуба магов «Абельвиро» именно этот опыт, да вот незадача: заседание проходило во тьме вечера, а главным условием заклинания был свет дня. В идеале – полуденный.
– Как-как вы сказали, моя дорогая? – глаза достопочтенной госпожи Гардфлод сияли ярче, чем её драгоценности.
– «Кровь древа, обратившаяся в камень; цветок, что провожает взглядом солнце; час тени, убегающей от света, – и свет небес в руках твоих зажжётся», – повторила Альма отрывок из «Вестника Волшебства».
По-видимому, тот, кто описывал сей опыт практической магии в исполнении господина Уилкомби, питал пристрастие к туманным красивостям. Или намеренно укутал инструкцию в мишуру слов, чтобы та не выглядела так обыденно, будто она вовсе не ключ к магическому таинству, а рецепт тыквенного печенья.