– Янтарь и подсолнечник? – господин Толмирос всё схватывал на лету. Или прочитал-разгадал инструкцию заранее – в конце концов, он был не только членом клуба магов «Абельвиро», но и сотрудником «Вестника Волшебства»; странно было бы, не читай он собственную газету.
– Похоже на то, – осторожно ответила Альма, с недавних пор опасавшаяся высказывать однозначные суждения о том, что касалось магии: лучше уж позволить себе неуверенность, чем уронить себя ошибочной уверенностью.
– Вы ведь испытывали этот метод ранее? – господин Толмирос изящно склонил голову набок. Казалось, он вновь спрашивал лишь из вежливости, заранее зная ответ.
– Испытывала, – кивнула Альма, окончательно покоряясь неизбежному. – Однако при использовании подсолнечника не достигла успеха. Зато стоило лишь заменить его одуванчиком – и заклинание сработало. Результат получился не столь быстрым и ярким, как в описании «Вестника Волшебства», но…
По счастью, замена ингредиента не только не служила помехой в подготовке, но и упрощала оную: жизнерадостные одуванчики начинали цвести в мае и упорно желтели в зелени газонов, лужаек, полей до конца октября. Конечно, по осени их было отнюдь не так много, как в разгар лета, когда местами растительный покров и вовсе становился скорее жёлтым, чем зелёным. Однако в ближайшем парке всё же удалось сыскать достаточно цветов, чтобы наполнить миниатюрную корзинку достопочтенной госпожи Гардфлод.
Словом, не было ничего удивительного в том, что в один погожий день, когда часы приготовились отбить двенадцать раз, под раскидистой кроной дуба, пожелтелого, но пока не растерявшего листву (среди которой, к счастью, не скрывалось никаких птиц, особенно сорок), собралась компания из четырёх экспериментаторов.
Строго говоря, их предполагалось трое: достопочтенная госпожа Гардфлод не была членом клуба магов «Абельвиро», не стремилась им стать, не читала «Вестник Волшебства» и в целом привыкла считать магию делом слишком мудрёным и слишком мужским, подходившим её брату и её жениху, но не ей самой. Однако то ли знакомство с Альмой её вдохновило, то ли господин Толмирос раздразнил её любопытство – так или иначе, она пришла от обсуждения эксперимента в такой восторг, что никто не сумел бы отговорить её от участия.
…Хотя один человек попытался.
– Вы уверены, что это полностью безопасно? – равнодушный барон Гардфлод вынырнул из своей вечной полудрёмы и впервые продемонстрировал нечто похожее на человеческие чувства. Беспокойство за сестру.
– Затрудняюсь давать какие-либо гарантии, – почему-то чем сильнее избегаешь определённости, тем сильнее её от тебя хотят; Альма не побоялась в своё время испробовать расшифрованную инструкцию и почти не боялась сейчас повторить опыт, однако при мысли о том, что тем же займётся достопочтенная госпожа Гардфлод, ощутила смутное беспокойство. – «Вестник Волшебства» ни словом не обмолвился о возможных дурных последствиях, и мне не довелось столкнуться с ними. Однако верно и то, что магия мало изучена и слабо предсказуема. Ну и я отнюдь не многоопытный господин Уилкомби…
– О, да будет вам! – достопочтенная госпожа Гардфлод схватила Альму за руки и умильно заглянула ей в лицо. – Вы ведь сами говорили, что это очень простой опыт, почти детский фокус. Ну и ты, милый Илой, не сгущай краски! – она повернулась к брату: – Я буду во всём слушаться вас троих и аккуратно повторять за вами. К тому же госпожа Эшлинг занялась практической магией совсем недавно – а погляди, чего ей удалось достичь!
«Пока я достигла лишь неприятностей», – мрачно подумала Альма, но не решилась возразить вслух.
– Как тебе будет угодно, – барон Гардфлод пожал плечами, и его ожившие было черты вновь сделались похожи на мраморную маску, столь же благородную, сколь холодную.
Лицо барона осталось бесстрастным, даже когда в ладонях вспыхнул призванный магический свет – не блёклый огонёк, зажёгшийся в руках Альмы, а ослепительное сияние. Тот самый «светозарный шар, подобный спустившемуся с небес солнцу», который описывался в «Вестнике Волшебства». Ранее Альма утешала себя мыслью, что газета преувеличивала; теперь не могла не признать, что газета была обескураживающе точна.
– Илой!.. – достопочтенная госпожа Гардфлод в противовес барону Гардфлоду сияла чувствами едва ли не больше, чем магический шар сиял светом.
Ей не удалось добиться ни малейшего огонька. Но собственная неудача ничуточки её не огорчила – достопочтенная госпожа Гардфлод захлопала в ладоши от изумлённой радости за брата.
– Великое Неведомое!.. – даже господин Толмирос растерял свою холёную томность и уставился на сияние в руках друга, округлив глаза и приоткрыв рот, с мальчишеским, почти смущающим искренним восторгом.
– Госпожа Эшлинг, – голос барона Гардфлода находился в полной гармонии с его лицом, незыблемо спокойный, будто его обладатель сидел в кресле у камина и говорил о погоде.
– Д-да?
– Теперь, когда мы убедились в действенности организованного вами опыта, не могли бы вы сказать, как погасить этот огонь? – учтиво-скучающе осведомился барон Гардфлод, чьи сложенные ладони по-прежнему были наполнены нездешним сиянием. Благословлены магией.
До опыта со световым шаром Альме казалось, что новые друзья к ней расположены; после опыта кажущаяся расположенность превратилась в неоспоримые опеку и покровительство. Теперь почти всё время Альма проводила в обществе достопочтенной госпожи Гардфлод, ласковой как светлый летний день.
С бароном Гардфлодом доводилось видеться лишь немногим меньше: в конце концов, он жил в том же доме. Разве что регулярно выезжал на конные прогулки или в клуб.
Господин Толмирос на правах жениха появлялся настолько рано утром, насколько позволяли приличия, и оставался до тех пор, пока не отбывал куда-нибудь с бароном. Нередко он возвращался вечером с ним и проводил ещё некоторое время в доме на бульваре Лайл, прежде чем отправиться к себе.
Где это «к себе» находилось, Альма не знала: ни господин Толмирос, ни члены семьи Гардфлодов не упоминали адрес. Да и не старалась узнать – не всё ли равно?
Куда больше её занимал иной вопрос: чем увлекался барон Гардфлод? Он слегка напоминал ей господина Карнау – попутчика из дилижанса, молчаливого и безучастного ко всему… кроме лошадей. При виде этих созданий в господине Карнау будто зажигался свет, его глаза блестели интересом, его движения наполнялись энергией, он готов был осматривать, обсуждать, задавать вопросы, делиться опытом.
Истинное увлечение меняет человека.
Не могло же быть так, что барон Гардфлод, столь щедро одарённый родовитостью, пригожестью, богатством, а заодно и, как выяснилось, магическим талантом, был подобен изысканному, но пустому сосуду?
Увы, о чём бы ни заходил разговор, барон Гардфлод не позволял заподозрить в себе ни малейшего проблеска интереса. Даже в клуб магов «Абельвиро» он собирался так, будто это было привычкой, или традицией, или уступкой другу, а не его собственным желанием.
Единственным, что хоть как-то можно было записать в исключения, оставалась его попытка отговорить сестру от участия в магическом эксперименте. Не слишком, впрочем, настойчивая.
Подобно луне, барон не сиял собственным горячим светом, а лишь холодно отражал чужой. Не теряться на фоне друга ему удавалось сугубо потому, что он был пусть худощавее, зато выше. И красив так, будто сошёл с полотна или с постамента: точёное продолговатое лицо, большие глаза, тонкий нос, высокий лоб, тёмное золото волос, гордая осанка. Он был более похож на произведение искусства, чем на живого человека.
Не таким Альма представляла себе настоящего мага! Даже господин Уилкомби, пусть не вызывал безоговорочной симпатии, производил впечатление личности, исполненной ума, внутренней силы, воодушевления – и умевшей воодушевлять окружающих. Возможно, именно поэтому он сумел достигнуть столь многого.
Барон Гардфлод, казалось, не хотел достигать ничего. Он даже не предложил провести ещё какой-нибудь магический опыт, чтобы испытать свои силы. Многие люди могли лишь мечтать о том, что было даровано ему; а он будто вовсе не замечал дары и не был за них благодарен.
Удивительно, как у такого человека могла быть такая сестра. Достопочтенная госпожа Гардфлод почти во всём была противоположностью барона Гардфлода, нравом она куда более походила на своего жениха, чем на своего брата. Смешливая, ласковая, щебетавшая как птичка, она никогда не скучала и не унывала, во всём держалась того же мнения, что господин Толмирос, и не стеснялась прекословить барону Гардфлоду, поэтому ежели внутри троицы возникали разногласия, барон раз за разом оказывался в меньшинстве.
Альма не сомневалась, что принесённая однажды поутру изящная записка тоже явилась результатом хлопот достопочтенной госпожи Гардфлод. Или достопочтенной госпожи Гардфлод и господина Толмироса. Наверняка они, когда барон Гардфлод вознамерился нанести визит тётушке – супруге герцога Флосортуса, в своё время служившей фрейлиной при королеве-матери и до сих пор близкой к монаршей семье, подали ему идею либо уговорили его… Так или иначе, записка оказалась приглашением туда, куда юной провинциалке, дочери заурядного землевладельца из окрестностей Грумблона, было немыслимо попасть, – в дом герцога Флосортуса. На ежегодный осенний бал.
Глава XX,в которой в «Тёмных Тисах» тоже творится что-то странное
Многое в жизни повторяется. Пусть при иных обстоятельствах, с иными действующими лицами – и всё же сходство оказывается несомненным.
Недавно Альма мечтала получить приглашение в клуб магов «Абельвиро» – а затем едва не отказалась от него. Теперь она получила приглашение, о котором даже мечтать не осмелилась бы, – и вновь почти сразу после вспышки счастья ощутила тоску.
Бал – не то место, куда можно заявиться в карете, сделанной из тыквы, надев платье из перешитой занавески и украсив себя снятыми с люстры хрустальными подвесками. Для подобного события необходимы не только заботливо вручённые роднёй драгоценности, но и умение вращаться в высшем денленском обществе, и безупречное знание всех танцев, и, в конце концов, приличествующее бальное платье – не провинциальное, не отставшее от столичной моды, не отличающееся от нарядов других гостий или хотя бы не слишком явно им уступающее.