Впрочем, будь дело лишь в музыке, её чарам ещё можно было бы противостоять. К сожалению, танец – это не только музыка и па. Господин Просхарос казался вполне хорошим партнёром, барон Гардфлод – превосходным; однако даже барон и впечатления от исполненного с ним полонеза теперь померкли. Легенды советовали остерегаться дурманящего взгляда фатаморов, лживых речей фатаморов – но лучше б они предупреждали об их танцах! Заключённая в ловушку рук фатамора, Альма будто вовсе не касалась пола, ступала прямо по воздуху, кружилась в вихрях. Она не ощущала ни жары, ни усталости, ни страха. Зато чувствовала то, чего никак не должна была чувствовать: свежесть рассветного луга, лёгкость подхваченной ветром пушинки, абсурдную радость. И наполнявшую её магию.
Словом, танец с фатамором был абсолютно ужасен.
И завершился он ужасно быстро: только что они кланялись друг другу в приветствии – и вот настало время поклонов на прощание.
Но прежде чем распрощаться, фатамор снова заговорил с Альмой – впервые с тех пор, как пригласил на вальс:
– Я счастлив нашей встрече, госпожа Эшлинг.
– Благодарю. Это знакомство – великая честь для меня, я рада была танцевать с вами, – страх вернулся и преумножился, Альма подбирала слова так осторожно, как только могла.
– Но не рады были меня увидеть? – он даже не пытался скрывать насмешливость. Он всё понял. Он заметил, что она заметила.
На такой вопрос не существовало хорошего ответа. Говорить с фатаморами опасно; лгать им – ещё опаснее.
– У вас чудесные глаза, – продолжил он как ни в чём не бывало. – Бьюсь об заклад, вы сами не знаете, насколько.
И вновь Альма промолчала. Хотя на сей раз сквозь страх пробился росток любопытства: а фатамор, получается, знал? Ему были известны причины вещих иллюзий и превращения карих глаз в серо-голубые? Фатаморы наловчились обманывать людское зрение; но что если им были ведомы и его тайны?
Держать лицо и не выдавать себя ни словом, ни взглядом, ни жестом становилось всё сложнее.
– …Зато, несомненно, знаете, что не обо всём увиденном стоит рассказывать, верно? – намёк был кристально прозрачен. И вот этот вопрос явственно требовал её отклика.
Альма каким-то неведомым чутьём поняла, что если ответит «да», то уже никому не сможет рассказать о том, что под личиной придворного мага Ирртума Блеккингара скрывается фатамор. Даже если захочет рассказать. Даже если попытается.
Фатаморам нельзя давать обещаний. Обещание свяжет неразрывными узами – и это способно привести к чему угодно. Наверняка ни к чему хорошему.
Вместо ответа Альма неопределённо пожала плечами.
Однако фатамора такое недосогласие устроило. Он не стал напирать или задавать новые вопросы. Он вообще умолк.
Она тоже не нарушала молчания до конца их пути.
Как полагается, кавалер сопроводил даму к тому месту, откуда её пригласил. После чего растворился в толпе.
– Моя дорогая! – Милли была тут как тут, схватила Альму под локоть и увлекла подальше от гущи событий, поближе к одной из ниш, украшенной диковинными папоротниками, привезёнными, должно быть, из тёплой Сидрии. – Кто бы мог подумать?! Он, здесь… И вы… Ах, ну что за счастливица!
Альма едва не вытаращилась на Милли, как выловленная рыба на рыбака: тупо пуча глаза и разевая рот. Но вовремя спохватилась: во-первых, это было бы попросту невежливо, а во-вторых… Со стороны многое выглядит иначе, чем в непосредственной близи. Милли не подозревала о коварстве «господина Блеккингара». И не в силах Альмы было раскрыть подруге глаза на него.
– До сих пор не могу прийти в себя от удивления, – ответила она уклончиво, однако ничуть не погрешив против истины.
– Могу себе представить! Да солнечные затмения случаются чаще, чем господин Блеккингар выходит в свет! Но сегодня, видимо, и впрямь по всем меркам особый день… Расскажи же, каков он, на твой взгляд. О чём вы беседовали? Хотя что это я – наверняка о магии, верно? – Милли звонко рассмеялась.
Её смех был таким заразительным, а лучезарное настроение – таким согревающим, что невозможно было не улыбнуться в ответ. И пусть в ушах ещё звучали отзвуки чарующего вальса и насмешливо-опасных вопросов, а тело ещё помнило прикосновения нечеловеческих рук и обволакивавшей магии, Альма приготовилась удовлетворить любопытство подруги настолько, насколько могла.
– Ах вот где вы спрятали нашу милую госпожу Эшлинг! – господин Толмирос приблизился почти неслышно. Почти. Всё-таки его шаги были легки, но не бесшумны.
Он пребывал в таком же воодушевлении, как его невеста. И привёл с собой не только барона Гардфлода, но и с десяток незнакомок и незнакомцев – которые, по-видимому, хотели скорее стать знакомцами.
Новые представления, обмены любезностями, реверансы и поклоны. Знаки внимания со стороны даже хозяина и хозяйки бала. Полностью заполненная бальная книжечка. Загодя обещанная барону Гардфлоду мазурка. Ужин в сопровождении всё того же барона Гардфлода. Застольные разговоры со всеми, кто сидел достаточно близко, чтобы вовлекать её в беседу. Котильон с герцогом Утельясом…
И во всех разговорах, так или иначе, – господин придворный маг и магия. Магия и господин придворный маг. Изредка сугубо господин придворный маг без магии – но никогда не магия без господина придворного мага.
А его самого и след простыл. Он как сквозь землю провалился. Или был лишь миражом, обманом зрения…
Впрочем, он действительно был воплощённым обманом. Об этом нельзя было забывать.
Глава XXII,в которой начинается новое расследование
Во всём виноват Фатамор! Это было ясно как день.
Не ясно было лишь, почему Альма сразу не догадалась. Почему не уличила его, едва увидев. Или хотя бы позже, кружась с ним в вальсе…
Ощущения всплыли в памяти и вытеснили доводы рассудка. Опять.
Если он хотел поразить её, ему это удалось. Если не хотел – всё равно удалось.
Одурманивающая магия? Очень хотелось верить, что вмешалось зловредное колдовство, что Альма после танца была сама не своя, потому что Фатамор зачаровал её.
Очень хотелось – но не очень моглось. Она ведь не увидела и не ощутила никаких дурманящих чар. Возможно, потому что ей недоставало магического умения. Возможно, потому что чар не было вовсе. Их нечем было доказать.
Равно как нечем было доказать причастность придворного мага к исчезновению артефакта господина Диантана. И колокольчика Альмы. Даже если сама Альма была уверена, что два исчезновения связаны между собой и явились делом рук коварного Фатамора, – чем она могла подкрепить эти обвинения? Кто бы поверил ей, дерзни она выступить против королевского любимца?
Значит, нужно было собрать доказательства. Найти свидетелей. А если повезёт, то и союзников.
Милли, господин Толмирос, барон Гардфлод могли бы стать союзниками. Если бы не были в единодушном восторге от господина придворного мага. В их глазах Ирртум Блеккингар полностью затмил Джонатана Уилкомби.
Как, неужто члены клуба магов «Абельвиро» поставили под сомнение превосходство своего лидера? Что ж, по меньшей мере, господин Толмирос и барон Гардфлод – да. И их приятели-соклубники, с которыми Альме довелось свести знакомство на балу, тоже.
Ещё до бала по намёкам, обмолвкам и выражениям лица господина Толмироса можно было предположить, что он не являл собой пример беззаветной верности председателю клуба. Теперь же предположение превратилось в факт: господин Толмирос возглавлял фракцию бунтарей, которым были не по нраву устарелые порядки клуба. Молодость тяготеет к обновлениям. И к противоречиям.
Вот почему Альма, попавшая в опалу у господина Уилкомби и его приближённых, была с распростёртыми объятиями встречена сторонниками господина Толмироса. А уж теперь, когда она удостоилась внимания господина придворного мага…
Многое становится понятнее, когда исчезает. Или меняется. Раньше Альма не обращала особого внимания на то, что в доме на бульваре Лайл не бывает гостей, и не подозревала, насколько иным стал образ жизни семьи Гардфлодов после того, как они залучили её к себе. Зато после бала всё переменилось. Каждый день – визиты, обеды, музыкальные и танцевальные вечера. Сколь бы ни был просторен дом, порой в нём становилось тесно от визитёров.
И каждый день – разговоры о господине придворном маге. Он так долго не показывался в обществе – и вот наконец избранным счастливцам довелось увидеть его на балу, и то и подойти к нему, а то и… Тут Альма вновь оказывалась в центре внимания и была вынуждена в очередной раз отвечать на вопросы, делиться воспоминаниями.
Но труднее было не пересказывать одно и то же, а следить за языком, чтобы не сболтнуть лишнего. Вздумай Альма ополчиться на господина придворного мага в обществе его поклонников, она вряд ли бы встретила понимание…
…если бы вообще сумела промолвить хоть слово о том, кем придворный маг – Фатамор! – был на самом деле.
По счастью, Альма была не единственной диковинкой дома на бульваре Лайл. Груз всеобщего внимания благородно делил с ней, а то и целиком взваливал на себя другой человек – пусть даже того не желая. Впрочем, и не возражая. Его мнение о происходящем было по обыкновению туманным.
Зато мнение его близких было предельно ясным: господин Толмирос и Милли твёрдо вознамерились сделать из барона Гардфлода настоящего мага – способного рассуждать о теоретической магии, творить практическую магию, завоёвывать славу. Ему было предназначено затмить Альму. А может, и не только?..
Ото всех этих размышлений, знакомств, разговоров, проблем ум заходил за разум почти так же, как от танца с Фатамором.
Альма даже не сразу спохватилась, что из «Тёмных Тисов» до сих пор не было ответа. Учитывая скорость почты, она ожидала получить письмо от родных через день-другой после бала, но ожиданиям не суждено было сбыться. Неужели её послание не достигло «Тёмных Тисов»? Или она что-нибудь напутала при написании своего нового денленского адреса?
Не утерпев, Альма сперва спросила лакеев, не было ли для неё корреспонденции, а затем, с согласия Милли, отправила слугу в отель «Брунтс»: вдруг письмо опять пришло туда, где она проживала ранее?