Так бы они и упражнялись в учтивости, кабы не Милли. Она лёгкой поступью подошла к жениху и подруге и, одарив их улыбкой, позвала ассистировать барону Гардфлоду: вопросы, сыпавшиеся на него со всех сторон, и не думали заканчиваться.
Конечно же, Альма с господином Толмиросом поспешили ему на помощь.
Но прежде господин Толмирос, как бы припомнив что-то, вновь повернулся к Альме и произнёс уже совсем иным тоном:
– К слову, помните Кюнаса – «цветочного» лакея, о котором вы осведомлялись? Забавное совпадение: он испарился.
– Что?! – похоже, сорвавшееся с губ восклицание было слишком громким: не только Милли, но и несколько стоявших рядом гостей глянули на Альму с удивлением. А господин Толмирос так и вовсе не отводил внимательного взгляда от её лица:
– Ах, прошу прощения, не хотел вас напугать. Возможно, дело абсолютно тривиальное. Видите ли, в последние дни Кюнас не появлялся на службе, никого не уведомив о причинах и сроках своего отсутствия.
– Вот как… – пробормотала Альма, не в силах вымолвить ничего более.
Теперь исчезали не только предметы. Похоже, начали исчезать люди.
Глава XXIII,в которой две тропы превращаются в три
Невзирая на бунтарство, господин Толмирос всё ещё состоял в клубе магов «Абельвиро» – и отнюдь не собирался его покидать. Если клуб объявлял заседание, господин Толмирос непременно присутствовал. Если в клубе заключалось пари, господин Толмирос оказывал всё возможное содействие. Если в клубе планировалась особая трапеза…
На одну из таких трапез господин Толмирос с бароном Гардфлодом и собирались в тот день. Равно как и все их приятели-соклубники. Ждать возвращения барона стоило не ранее полуночи, а его друг вряд ли приехал бы ранее следующего утра.
Дом на бульваре Лайл вплоть до завтра обещал стать непривычно пуст и тих.
– Отчего бы нам с тобой не прогуляться по королевскому парку? – воскликнула Милли, рьяная противница скуки.
– Чудесная идея, – обрадовалась Альма.
И впрямь, пусть была уже середина осени, день выдался чудо как хорош: прозрачно-голубое небо, лишь слегка подбеленное кисейными облаками, приветливое солнце, тёплое безветрие, терпковато-сладкий запах багряных и золотых листьев, лёгших на землю шуршащим ковром.
К тому же в королевском парке Альме пока не довелось побывать. А побывать хотелось – и сегодня как раз был дозволенный день.
На самом деле, в столице было четыре королевских парка. И каждый имел своё благородное название. Однако если в разговоре кто-либо упоминал просто королевский парк, без уточнений, то уж, будьте уверены, говоривший имел в виду тот из четырёх, который был самым старым, самым просторным. И самым доступным.
Прапрадед нынешнего короля назначил воскресенье особым днём – тем днём, когда любой подданный, будь он стар или млад, нищ или богат, мог беспрепятственно войти в королевский парк Барсингнот. С тех пор минуло ровно сто лет – и отмечая вековой юбилей указа, нынешний король удвоил милость своего предка: отныне парк был открыт для посещений не только по воскресеньям, но и по четвергам.
Надо ли говорить, что трапеза клуба магов «Абельвиро» и опустение дома семьи Гардфлодов выпали именно на четверг?
– Не думаю, что это хорошая идея, – барон Гардфлод воспринял идею сестры с куда меньшей радостью, нежели Альма. Его тяжёлые веки более не создавали впечатления, будто их вот-вот смежит дрёма, а тонкие брови непривычно сошлись к переносице.
– Отчего же? – Милли удивлённо воззрилась на брата.
Барон Гардфлод помолчал, прежде чем ответить:
– Не пристало двум юным благородным госпожам прогуливаться по парку без мужского сопровождения: некоторые тропы там слишком уединённы, деревья слишком густы, а в числе гуляющих не только люди нашего круга, но и всякий сброд.
– Скажешь тоже, – покачала головой Милли. – Да ведь не далее как месяц назад мы с Рейри вдвоём премило провели там послеполуденные часы, и за всю прогулку страшнейшей из угроз для нас явилась белка, беспардонно запрыгнувшая на подол Рейри и вскарабкавшаяся по нему в надежде чем-нибудь поживиться. В конце концов, это королевский парк, а не портовые доки.
– И всё же лучше бы вам не ходить, – стоял на своём барон Гардфлод; и вновь беспокойство за сестру заставило треснуть мраморную маску, сделало черты барона живее, человечнее. – Разве не хотела ты заняться декорированием каминного экрана? Или пригласить на чай приятельниц?
– Илой, да что на тебя нашло? – пухлые розовые губы Милли стали ещё заметнее на её лице – она надула их, как обиженный ребёнок. Однако выражение её глаз было недетским: за ребячливостью скрывалась растерянность.
– Действительно, какой резон сидеть взаперти в столь приятный день? – господин Толмирос пришёл на помощь невесте. А заодно включился в разгадывание необъяснимого поведения друга.
– Сам не знаю, – барон Гардфлод явственно задумался. – Возможно, вскоре начнётся дождь, и вы замочите свои очаровательные ножки, прежде чем добежите до экипажа или павильона.
– На небе ни облачка!..Ну, почти, – возмутилась Милли.
– Если опасения оправдаются, мы включим предсказание погоды в перечень твоих магических умений, – безмятежно рассмеялся господин Толмирос.
Милли сразу перестала дуться и тоже рассмеялась.
Барон Гардфлод не присоединился к их веселью – однако и не был оным задет. Пожалуй, даже был ему рад. Смутные намёки на тревогу изгладились из его облика. Вернулась аристократичная томность – усталость человека, которому не от чего уставать.
– Вновь я в меньшинстве, – сказал он без тени недовольства, просто озвучивая факт. – Что ж, будь по-вашему. Однако всё же дай мне слово, Милли, – барон повернулся к сестре, и в его голос вновь вплелось нечто непривычное, – не задерживаться в парке. Возвратиться домой до заката.
– Охотно даю тебе слово – у меня и в мыслях не было утомлять нашу дорогую гостью многочасовыми блужданиями, – Милли тепло улыбнулась брату, и дело было решено.
Оправдывая своё имя, королевский парк был непосредственно связан с одной из королевских резиденций – та располагалась в меньшей, всегда закрытой части парка, отделённой от основной части рекой Полоз, через которую перекинулся длинный мост Полоза.
Помимо реки парк являл гуляющим Длинное озеро, взаправду отличавшееся вытянутостью, и Круглый пруд, чьё название тоже находилось в полной гармонии с его видом. Были там и павильоны, и арки, и сады, и жемчужина парка – розарий, даже осенью полный цветов. Пусть ночи были уже холодны, и оттого нежные лепестки покрывались коричневыми пятнами, каждое утро садовники срезали осквернённые холодом цветы и оставляли распускаться новые бутоны, доверчиво тянувшиеся навстречу ещё тёплому солнцу. Поговаривали, там были собраны все виды роз, какие только цвели в Бонегии. Например, жёлто-оранжевые розы, пахшие вовсе не розами, а, представьте себе, апельсинами. Или обжигающе-красные розы, не имевшие аромата вовсе, зато яркостью превосходившие соседок, да к тому же отличавшиеся похвальной стойкостью перед лицом непогоды.
Любители старины могли найти отраду для очей и повод для философских размышлений в древнем святилище. Любители увеселений – отправиться на лодочную прогулку по Длинному озеру; впрочем, эта забава была скорее летней, чем осенней, по воде скользила лишь пара-тройка судёнышек.
Самые юные гости парка резвились на устроенном специально для них участке, пока их няни и гувернантки отдыхали там же на резных скамейках.
За исключением детского уголка и слишком уж ровного Круглого пруда вмешательство человека в природу было почти незаметным. В Бонегии предпочтение отдавалось таким паркам и садам, где пригляд садовников создавал иллюзию отсутствия пригляда. Словно всё росло, зеленело, цвело, текло как бы само собой. Пусть в чужеземье мода диктовала укрощение природы и расчерчивание её по линейке, бонегийцы из века в век предпочитали естественную красоту и упорно не поддавались иностранным веяниям. В нарядах – да; в украшениях, танцах, интерьерах – возможно; в ландшафтах – ни за что!
Милли ещё не успела досказать Альме про выверенную унылость сидрийских парков (оказалось, ей довелось бывать в Сидрии! И видеть море…), как вдруг всплеснула руками и перебила сама себя:
– Ах, так вот оно что!
И заметив недоумение подруги, пояснила:
– Кажется, я догадалась, отчего Илой нынче выказал странное недоверие к королевскому парку: минувшим летом его угораздило тут заплутать! Да, да! Мы с Неосандрасом отправились прокатиться на лодке и условились встретиться с Илоем через час близ Павильона Печальной Принцессы. И что бы ты думала? Ни через час, ни через полтора его там не было. Мы уж хотели отправиться на поиски – и тут он, наконец, вышел к нам, причём с совсем иной стороны. По его словам, перепутал направление… Крайне на него непохоже!
– Быть может… – Альма слегка покраснела, – …барон Гардфлод хотел дать вам возможность подольше побыть наедине?
Милли удивлённо моргнула:
– Хм? Навряд ли. Брат, несомненно, очень добр – однако в подобной любезности с его стороны не было бы никакого смысла. Вероятнее, он кого-то встретил и потому задержался. Хотя с чего тогда ему выглядеть столь удивлённым?.. Чудно, право слово!
Альма посмотрела по сторонам, гадая, мог ли задумчиво-сонный барон Гардфлод и впрямь сбиться с пути в этом большом и слегка похожем на лес, но всё же светлом и созданном для необременительных прогулок парке.
Милли последовала её примеру, тоже призадумалась. А затем весело тряхнула головой:
– Не бойся, уж мы с тобой не заблудимся! Кстати, об Илое…
Сестра, нежно любившая брата, продолжила занимать спутницу рассказами о нём. Например, про то, как барон Гардфлод, несмотря на его почти всегдашнее согласие с господином Толмиросом, наотрез отказался составить ему компанию в новомодной забаве – кулачных боях. Нелепое занятие в нелепом месте и в нелепом виде! Чего только стоили абсурдные рукавицы; а поначалу участники бились вовсе без них, разбивая в кровь собственные руки и чужие лица. Причём не абы где, а в театре, приспособив его сцену для турниров.