Милли, обычно поддерживавшая жениха и не стеснявшаяся спорить с братом, на сей раз оказалась всецело на стороне барона Гардфлода. Пусть господин Толмирос пытался убедить их, что это полезная любому мужчине проверка собственных сил, брат и сестра Гардфлоды единодушно сочли, что подобное времяпрепровождение отдаёт дикарством и дурным вкусом. «А что если тебя задушат? Либо сломают тебе руку или ногу?» – ахала Милли. «Позволение проводить удушающие приёмы не означает, что соперника разрешено душить до смерти», – возражал господин Толмирос. Впрочем, возражал не очень уверенно: быть может, ненамеренное убийство противника и не встретило бы одобрения со стороны бойцов и зрителей, зато на переломы конечностей запрета не было.
Словом, день, когда господин Толмирос предложил барону Гардфлоду вместе присоединиться к сообществу боевитых господ, стал для него днём сокрушительного поражения. Большая редкость! Господин Толмирос был умён, господин Толмирос был талантлив, господин Толмирос был блистателен, господин Толмирос ненавидел проигрывать – и не проигрывал почти никогда. Но тут, ценя мнение друга и невесты, пошёл на попятную.
Так за нескучной беседой о том о сём подруги миновали Круглый пруд, углубились под сень деревьев. И подошли к распутью. Одна тропинка, как воодушевлённо сообщила Милли, вела к святилищу; другая – к розарию.
– Что тебе больше по вку… – вопрос прервался.
И лёгкие шаги Милли прервались тоже, она запнулась и замерла, словно врезалась в невидимую стену. Или словно была механической куклой, у которой кончился завод.
Альма заглянула подруге в лицо – и едва не отшатнулась. Рот Милли так и остался приоткрыт, глаза остекленело смотрели перед собой – но ничего не видели.
– Милли… Милли! Что с тобой?!
Альма панически огляделась, ища помощи, ища хоть что-нибудь способное исправить ситуацию. И оторопела.
Ветер не просто стих – сам воздух замер. Так же, как замерла пичуга, вспорхнувшая с ветки, но теперь висевшая между небом и землёй, будто впаянная в смолу.
Пойманная в ловушку.
Взгляд Альмы метнулся обратно к развилке, к двум тропам… Нет, не двум. Их стало три.
Третья тропа была темнее, дичее, словно пролегала не через парк, а через лес. И по этой тропе кто-то приближался.
Ах, нет, не «кто-то». Вполне знакомый господин придворный – притворный! – маг. Фатамор. Глаза бы на него не смотрели!
Вон он, нужный момент! Вот шанс, который Альма упустила на балу. Вот возможность уличить Фатамора в преступлении – или в преступлениях – и потребовать назад похищенный колокольчик, и узнать о судьбе исчезнувшего лакея, и…
Ни звука не сорвалось с её сомкнутых губ. Она так и стояла, не шелохнувшись, не нарушив молчания. Заворожённо наблюдая, как Фатамор подходит всё ближе и ближе. Одетый в чёрное, с волосами цвета паутины. Паук.
Он галантно поклонился. Она присела в реверансе – всё так же молча, почти против воли… Но не принуждённая чужой волей.
«Манеры – защита и оружие благородной госпожи», – поучала Альму в детстве гувернантка госпожа Эстиминда. Сейчас Альма предпочла бы, чтобы вместо этикета её обучали фехтованию.
– Рад встрече с вами, госпожа Эшлинг. Чудесный нынче день, не правда ли? – светски начал беседу Фатамор.
– Действительно, на редкость тёплый для середины осени… Что вы сделали с моей подругой?! – гнев всё же прорвался сквозь барьеры учтивости. И страха.
По губам Фатамора скользнула тонкая улыбка. Или нет. Моргнув, Альма увидела, что его лицо безупречно серьёзно:
– Не тревожьтесь о достопочтенной госпоже Гардфлод, с ней всё хорошо, в чём вы сами убедитесь сразу по завершении нашей беседы. Видите ли, я хотел переговорить с вами приватно…
– А лакей – Кюнас, да? Вам ведь известно о его исчезновении? – после преодоления преград молчания и вежливости было уже невозможно умолкнуть, вопросы были подобны бурной реке, разрушившей плотину.
Фатамор перестал скрывать усмешку, и лицо его, не юное, не старое, вовсе не имевшее возраста, сделалось ещё меньше похоже на человеческое:
– Зачем вы спрашиваете, если всё равно не поверите ни единому моему слову?
– А вашим словам можно верить?
– Что если только им и можно?
Альма почувствовала, что этот обмен вопросами ведёт куда-то не туда, что у него есть двойное дно – однако додумать мысль не успела. Фатамор сбил её с мысли и с толку:
– Даю слово, я буду абсолютно честен с вами… До тех пор, пока вы будете абсолютно честны со мной, – он протянул ей ладонь. – По рукам? – добавил совсем не куртуазно. Зато очень фатаморственно.
Фатаморы – лжецы. Фатаморы – мастера иллюзий. Фатаморы могут одурачить кого угодно.
Но фатаморы никогда не нарушают своё слово.
Однако обменяться обещаниями с фатамором значит заключить нерушимый договор, связать себя узами не только чести, но и магии.
Заключить договор с фатамором – риск. Нарушить договор с фатамором – самоубийство.
И всё же… Если Фатамор не сможет лгать Альме – сколько всего она сумеет у него узнать! Ответы на все её вопросы – прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки. Буквально.
Её ладонь легла в его.
– По рукам, – прошептала Альма непослушными, пересохшими губами.
И ощутила мгновенную вспышку заключённого договора – то ли холода, то ли жара, то ли боли, то ли наслаждения, пронзившего её даже через перчатку.
– Вы хотите больше узнать о магии? – тут же спросил Фатамор, не дав Альме вымолвить ни слова.
– Да, но…
– Хотите научиться истинному чародейству, а не детским фокусам из жалкой газетёнки? – перебил он её.
– Почему вы называете опыты практической магии «детскими фокусами»? – возмутилась уязвлённая Альма. Она потратила на изучение и приготовления столько сил и времени, в конце концов!..
Фатамор лишь покачал головой, безмолвно напоминая об их сделке.
– Хочу! – вспыхнула Альма. – Однако…
– Тогда отыщите украденную на заседании безделушку – и я возьму вас в ученицы.
Помимо арок и павильонов королевский парк украшали несколько статуй. И их число едва не пополнилось ещё одним экземпляром: ошарашенная Альма застыла точь-в-точь как каменное изваяние…
…точь-в-точь как её заколдованная подруга.
Мысль о Милли победила остолбенение. Помогла вспомнить…
– Погодите, да разве не вы похитили артефакт господина Диантана? – настала очередь Альмы закидывать собеседника вопросами.
– Как вы могли такое обо мне подумать? – притворно огорчился Фатамор. – Нет, я не похищал артефакт господина Диантана.
Фатамор выглядел почти как Джорри, когда тот уверял, что нет, разумеется, он не имеет никакого отношения к загадочному исчезновению коричных булочек или что его насмешливые рисунки – сугубо плод фантазии, любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.
Но Фатамор не лгал. Не мог лгать. Ведь так?..
Земля уходила у Альмы из-под ног. Её уверенность колебалась, её теории рушились.
– Тогда кто-то похитил артефакт по вашему приказу? – попробовала она вновь.
– Нет, – развёл руками Фатамор.
Впору было впасть в отчаяние. Альме открылись поразительные возможности – а она была неспособна извлечь из этого ни малейшей пользы.
– Но вы знаете похитителя?
– Не имею чести быть с ним знаком.
– А что насчёт пропавшего лакея – уж его-то вы знаете?
– Его – знаю.
Покладистость Фатамора обескуражила сильнее, чем его насмешки. В первые секунды Альма не представляла, что делать с наконец-то достигнутым успехом.
– Так значит, тот цветок… Лакей… Вы и впрямь одурманили его?!
Фатамор поморщился.
– Если станете моей ученицей, я подробно объясню вам разницу между чарами и дурманом. И – нет, я не одурманил его. Мы заключили договор. Я свою часть выполнил, а он… хм-м, дайте-ка подсчитать… да, четыре десятка раз и ещё четыре раза полная луна воссияет на небе – и по прошествии этого срока мы будем в расчёте.
– Но цветок у него за ухом! И затуманенный взгляд!
Фатамор посмотрел Альме прямо в глаза. Пристально, изучающе.
– Научиться видеть – лишь начало. Гораздо важнее научиться понимать увиденное.
Альма не вполне поняла, что Фатамор имел в виду, зато вполне поняла, что его слова были отнюдь не комплиментом.
– Что же из увиденного в бедном лакее мне следовало понять?
– Во-первых, одного-единственного цветка недостаточно для контроля разума; цветы вообще в большинстве своём слабые проводники магии – в этом вы имели возможность убедиться ранее. Во-вторых, не всякий зачарованный был зачарован против воли. Вот, к примеру, ваша мать…
Сердце Альмы оборвалось.
А Фатамор, будто спохватившись, заговорщически приложил палец к губам:
– Тш-ш-ш, чересчур много правды для одного разговора. Продолжим как-нибудь в другой раз.
– Постойте! Скажите!.. – Альма очнулась, закричала, устремилась к Фатамору всем своим существом… Но её вытянутые руки схватили лишь пустоту.
– …су?
– А?!
– Что тебе больше по вкусу? Святилище или розарий? – весело повторила Милли, но осеклась, взглянув на Альму. – Моя дорогая, тебе нехорошо? Ты так побледнела…
Они стояли ровно там же, где их прогулку прервало появление Фатамора. Милли оказалась в полном порядке, как он и обещал. И явно ничего не заметила. Ничего – кроме того, что Альме и впрямь было нехорошо. Слишком многое она узнала – и ещё больше не узнала.
Допустила столько ошибок. Упустила столько возможностей…
Но в другой раз всё будет иначе.
А для этого надо найти украденный артефакт. Необходимо! Во что бы то ни стало.
Глава XIV,в которой прошлое умножает преступления
«Капитан Эшлинг – Альмагии Эшлинг
„Тёмные Тисы“
10 октября
Дорогая племянница!
Рад сообщить Вам о пополнении в нашем семействе.
Возвращайтесь как можно скорее, госпожа Эшлинг с нетерпением ждёт Вашего приезда, как и мы все.
Искренне Ваш,