Но комплимент не доставил удовольствия. Напротив, раздосадовал.
– Так вы знали, что именно господин Уилкомби стоял за похищением, или нет?
– Умение не отступать – тоже полезное качество…
– «Не имеете чести быть с ним знакомым», а? – цитируя его собственные слова, сказанные при прошлой встрече, Альма почувствовала, как в ней закипает гнев. – Не вы ли обещали не лгать мне?
Фатамор вмиг посерьёзнел:
– Моё слово крепко. А что до вора… Я действительно не знакомился с ним – это вовсе ни к чему.
– Предпочитаете сводить счёты чужими руками?
– Предпочитаю оставаться в тени, – безмятежно поправил он её. – И сочетать полезное с полезным.
– Какая же вам польза от поимки господина Уилкомби? Она ведь не получила огласки, дело было улажено тайно, господин Уилкомби сохранил председательский пост…
– …на котором у него теперь новый заместитель – ваш знакомец господин Толмирос, небезынтересный и перспективный молодой человек. К тому же по итогам насыщенной событиями ночи господин Уилкомби лишился того, на что не имел права. И на что господин Дирфусс тоже не имеет права, кстати говоря.
Альма почувствовала, что краснеет.
Вообще-то, она рассчитывала поймать в доме господина Дирфусса вора, который бы выдал своего нанимателя. Однако в ловушку попался сам господин Уилкомби – слишком осторожный, чтобы доверять важные дела и магические секреты кому-либо кроме себя. Или, напротив, растерявший осторожность из-за захватившего его чувства вседозволенности. И алчности: никто, кроме господина Уилкомби, не имел права обладать магическими артефактами! Особенно презренный господин Дирфусс. И ненавистный господин придворный маг.
Но так получилось даже лучше. Поймав господина Уилкомби на горячем и пригрозив ему оглаской, они сумели добиться от него многого. В том числе признания о судьбе артефакта господина Диантана. Судьбе печальной: тем артефактом был мелкий и невзрачный, зато переливчато мерцавший в темноте камешек, который можно было растворить в парном молоке и получить таким образом эликсир долголетия. Господин Уилкомби растворил, получил, употребил – словом, полностью истратил артефакт на себя. Возвращать господину Диантану было нечего.
А другой артефакт возвращать было некому. Тот самый артефакт, в похищении которого почти полвека назад был бездоказательно, но беспощадно обвинён господин Дирфусс. И который в действительности тоже был украден господином Уилкомби. Человек, на свою беду привёзший диковинку в клуб магов «Абельвиро» и там же её лишившийся, давно умер.
Да и остались-то от артефакта, прежде подобного роуп-бусам, всего три мелких шарика на длинной нитке. Мелких – но немаловажных. Каждая бусина, мутновато-полупрозрачная, словно застывшая смола, была замороженной толикой магии. Ладони господина Уилкомби, которые он успешно скрывал перчатками, были покрыты тонкими белыми шрамами. Каждый шрам – след от раздавленной в руке бусины. Каждая раздавленная бусина – порция магии, позволявшая с блеском сотворить очередное чудо. Но лишь одно за раз. Для следующего вновь нужно было ломать в ладони хрупкую бусину, взрезать кожу острыми осколками, проливать собственную кровь. Магия не давалась без платы…
Мысль о плате за магию повлекла за собой мысль о плате за преступления. И за клеветнические обвинения. Злосчастный господин Дирфусс заплатил дорогую цену за то, в чём вовсе не был виноват. И Альма убедила господина Толмироса, что нужно передать оставшиеся бусины ему: это не восстановит справедливость, но хоть как-то смягчит несправедливость.
Однако было ещё кое-что, о чём Альма господину Толмиросу не сказала. Сердце её болело не за справедливость, а за… любовь. Господин Дирфусс не обладал ни крохой магического дара – однако как бескрылый тоскует о небе, так он всю жизнь тосковал о магии, тянулся к ней, прекрасной, чарующей, недостижимой. Так пусть же он хоть поздно и посредством артефакта, но всё же ощутит, наконец, этот поток, эту силу, это упоение!..
Но откуда Фатамор узнал?!
– Почему вы упомянули господина Дирфусса? – спросила Альма как бы невзначай, но старательно не глядя Фатамору в лицо.
– Потому что мне стало известно о вашем маленьком подарке, разумеется! – фыркнул он. – Запомните на будущее: нельзя дарить то, чем не владеешь. Впрочем, эти бусины – такая безделица, что так уж и быть, закроем на них глаза.
– Откуда вы узнали?
– Сорока на хвосте принесла.
Сорока?.. Сорока!
– Так вы с ней заодно?! – возмущению Альмы не было предела. В изрядной степени потому что она только-только сложила из кубиков-фактов дворец-разгадку, как вдруг откуда ни возьмись свалился новый кубик и поломал всё сооружение. – Значит, это вы украли мой колокольчик?!
– Нет, не я.
– Тогда она по вашему приказу!
На это Фатамор не ответил ничего. Лишь тонко улыбнулся.
Альма тоже умолкла: слов было одновременно слишком много и слишком мало.
Она-то думала, что колокольчик похитила ведьма, притворявшаяся то сорокой, то отельной горничной, то госпожой в глубоком трауре, на которую Альма налетела при бегстве из клуба магов «Абельвиро». Ведьма-оборотень, ведьма-насмешница, ведьма-преследовательница, ведьма-воровка… ведьма – сообщница Фатамора.
Того самого Фатамора, который звал Альму в ученицы! И который дал ей слово быть честным с ней!
– Это нечестно, – тихо сказала Альма. Слишком ошарашенная, слишком опустошённая, чтобы бушевать. Да и буря чувств в ней улеглась, растворилась, уступив место безжизненному штилю.
– Знаете, почему меня все считают стариком? – абсолютно невпопад сказал Фатамор. И ответил, не дождавшись встречного вопроса: – Потому что я служу при королевском дворе Бонегии вот уже полвека – а значит, должен быть стар. По мнению людей. И они так в этом убеждены, что видят меня седым, хромым, дряхлым… Разумеется, не в моих интересах их разубеждать – напротив, я потворствую этим благим заблуждениям, насколько то в моих силах. А если бы кто-нибудь – ну, к примеру, вы – взялся убеждать людей, что я вовсе не дряхл и уродлив, а полон сил и хорош собой, каков был бы результат? Видите ли, госпожа Эшлинг, неправдой, несправедливостью, нечестностью подчас именуют то, что не понимают, не одобряют, не принимают…
– Что же непонятного может быть в низменной краже? – к Альме начали возвращаться чувства, и первым среди них была едкая горечь.
– Причины и следствия. Если бы вы не разгадали пустяковую загадку исчезнувшего колокольчика – вы были бы недостойны им владеть. Но вы разгадали…
И прежде чем Альма успела в полной мере осознать его слова, Фатамор склонился в поклоне, протягивая ей на листе кувшинки, заменявшем поднос, то, что она утратила и уже почти не надеялась возвратить. Её хрустальный колокольчик.
Путь от королевского парка до бульвара Лайл был недолгим и несложным. Однако Альма не заметила его вовсе: вот она отворачивается от Фатамора на распутье – а вот входит в дом семьи Гардфлодов.
Дом, с которым пришла пора прощаться.
Намедни, сразу после поимки господина Уилкомби, было не до грустных мыслей: столько событий, столько обсуждений!..
– Но как ты догадалась?! – Милли, взбудораженная рассказом господина Толмироса и Альмы о событиях минувшей ночи, не скрывала изумления.
– И впрямь, не поделитесь ли с нами ходом своих мыслей? – даже барон Гардфлод выглядел менее сонным, чем обычно.
Господин Толмирос, успевший всё выспросить заранее, позволил себе многозначительную улыбку, но не вмешался с объяснениями, а предоставил говорить Альме.
– Было несколько обмолвок и фактов, которые меня насторожили. Когда я их припомнила и предположила между ними взаимосвязь…
– Ах, дорогая, ты говоришь загадками! – не утерпела Милли.
– Мне вспомнилось, как господин Уилкомби на заседании клуба сказал, что подготовил всё для моего опыта практической магии, – Альма постаралась изложить решение так складно, каким оно выглядело в её голове. – Опыта неудачного… Я винила в провале себя, думала, что допустила ошибку. Господин Уилкомби держался того же мнения и заклеймил меня перед всеми. Наутро стало известно о похищении артефакта. Можно ли представить более удобный случай для кражи, чем скопление людей в темноте или всеобщая паническая суета? Можно ли представить более явную подозреваемую? Господин Дирфусс тоже когда-то был явным подозреваемым, и пусть ему не было предъявлено обвинение, едва ли нашёлся бы хоть кто-то сомневавшийся в его вине. Я сердечно благодарна господину Толмиросу за его исторические изыскания и за то, что он поделился их результатами со мной. Во всех случаях с исчезновениями артефактов мне почудилось нечто общее – но первое из них произошло почти полвека назад! До наших дней дожило мало участников и свидетелей тех событий, всего четыре человека. Три члена клуба магов «Абельвиро»: господин Гаммль, господин Форта и господин Уилкомби.
– Но почему ты была уверена, что злодей – именно господин Уилкомби? – не будь Милли благовоспитанной молодой госпожой, она бы ёрзала в кресле от нетерпения.
– Я не была, – вздохнула Альма. – Сперва лишь предположила, что похищения артефактов у гостей клуба связаны меж собой. Затем поразмыслила, кому они наиболее выгодны и кто способен их организовать. Однако вплоть до самой поимки преступника думала, что господин Уилкомби не станет брать риск на себя, а поручит грязную работу кому-нибудь из своих сторонников.
– Например, господину Рондо, а? – озорно блеснул глазами господин Толмирос.
– Вы читаете мои мысли, – кривовато улыбнулась Альма. – Но к слову, я до сих пор подозреваю, что господин Рондо, писавший для «Вестника Волшебства» репортажи о магических опытах господина Уилкомби, знал, что приводимые газетой инструкции не вполне соответствовали тем условиям, ингредиентам, действиям, к которым прибегал господин Уилкомби. Вероятно, именно потому даже людям, обладавшим способностями к магии, не удавалось повторить его опыты.
– А вам удалось, – господин Толмирос, как всегда ловко, уловил суть.